Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

- Скоро, скоро, - сказала она. - Это будет очень красиво, честное слово. И ничего не бойся, мы же с тобой в безопасности.

Я попытался увести ее, потянул за тонкую кисть, но она вырвалась и помотала головой:

- Нет, я должна это увидеть, потому что иначе ребенок не родится. Потерпи немного, скоро все начнется и кончится.

И я стал ждать. Откуда-то возникли другие люди, все с затемненными стеклышками в руках, словно готовились к солнечному затмению. Пришел жизнерадостный Зиманский в своем неизменном светлом костюме и приволок здоровенный "телевизор", который мог работать без всякой розетки, на каких-то неведомых батареях. Появились мои родители, нарядные, праздничные, живые и веселые. Последним, поддергивая спадающие линялые штаны, явился Глеб, старый, поседевший, с темным изможденным лицом - такой, каким я его запомнил.

- Глеб, - сказал я. - Это я украл твое письмо. Прости меня. Не хотел подводить маму, боялся, что она все еще тебя любит.

- А кто украл мое письмо у тебя? - Глеб встал рядом со мной, щурясь на чистый горизонт. - Кто это был? Твоя жена? Или твой друг с той стороны? Кто-то ведь сделал это, я уверен, что ты его не потерял.

Я пожал плечами:

- Теперь это неважно.

- Моя жизнь - это неважно? - удивился Глеб. - Получается, что и жизнь Хили - тоже неважно, раз ты привык бросаться чужими жизнями. И вот, смотри, что вышло, - он показал худой рукой куда-то вдаль.

Там неожиданно что-то зашевелилось, зазвучало, словно далекие раскаты грома, но я все еще не понимал, что это. А потом вдруг увидел вспышку, такую белую, что зрение мое на секунду перестало мне подчиняться, и я ослеп. Долгое мгновение мы все висели в этой белизне и тишине, словно в тумане, и я чувствовал, что мои кости просвечивают насквозь, и другие люди, те, со стеклышками, могут видеть их, как на рентгеновском снимке.

Что-то лопнуло, вспышка оборвалась, и вместо нее на половину неба вознесся гигантский, совершенно непредставимых размеров дымный столб в форме фантастического гриба, он рос на глазах, "шляпка" его ширилась, а ножка вдруг поползла во все стороны, сметая на своем пути деревья, товарные станции, дороги, здания - все.

Дернув Хилю за руку, я побежал прочь и поволок ее, упирающуюся, за собой, но ноги мои почти не слушались, не гнулись, не отталкивались от земли. Я оглянулся - огромный вал пыли и камней приближался к нам, но никто не двигался с места. Зиманский улыбнулся и крикнул сквозь грохот:

- Не спеши, Эрик, мы должны досмотреть тот фильм и узнать, чем все закончилось!..

"Телевизор" рядом с ним вдруг включился сам собой, и я увидел на огромном экране нечто такое страшное, неописуемое, жуткое, что сознание мое, не выдержав, оборвало сон и вышвырнуло меня на поверхность...

Оказывается - я кричал. Хиля испуганно смотрела на меня, сидя на кровати, горел ночник, начиналось утро. Этажом ниже у кого-то заработало радио, донеслись звонкие детские голоса, поющие пионерскую песню.

- Что-то приснилось? - осторожно спросила моя жена.

- Да, кошмар... - я провел ладонью по мокрому лбу и сел. - Настоящий такой кошмар, с целым сюжетом.

- Что же там было?

- Ядерный взрыв.

- Ох, зря я тебя все это рассказала, - вздохнула Хиля. - Впечатлительный ты у меня, нельзя тебе такие вещи слушать...

Что-то во мне изменилось после сна, что-то словно сдвинулось с места. Я брился, одевался, завязывал галстук и думал неотвязно вовсе не о Яне, как следовало бы ожидать, а о той истории с письмом. Действительно, кто-то же украл его у меня? Но кто? И что стало в итоге с несчастным Глебом, оставшимся в Санитарном поселке без всякой помощи и надежды?..

Автобус, идущий в девятый район, останавливался недалеко от нашего дома, на углу возле большого моста. Я подошел к остановке и спрятался от ледяного ветра за тонкой кирпичной стенкой, поглядывая на пустую улицу. Вокруг меня были люди, в основном, служащие или школьники с коньками на перевязи - все ехали на большой каток, которым славилась "девятка". Дети приплясывали на месте от мороза, взрослые бродили туда-сюда, выпуская в солнечный воздух целые облака пара.

Я вспомнил недавнюю позднюю осень и свои служебные утра на этой же самой остановке. В ноябре все иначе, чем в конце декабря. Автобуса ждут спокойно, без напряжения, дыша дымом костров и неторопливо переговариваясь. В эти неустойчивые дни между осенью и зимой не хочется никуда спешить, потому что их мало, этих дней, буквально несколько, а потом вдруг сменится время года, и ритм тоже сменится: все заспешат, подстегиваемые стылым ветром, засуетятся, ускорят шаг - и так будет до первой капели.

Подошел автобус, распахнул передо мной дверь, но что-то, что было сильнее меня, вдруг крикнуло: "Нет!", и я остался. Кондукторша помахала мне в окно, приглашая ехать, но я покачал головой и отошел на шаг, в спасительный кирпичный закуток, изо всех сил борясь с желанием все-таки поддаться на зов.

Над моей головой висело расписание: "Љ 2 - Девятый район, Љ 11 - Главные склады, Љ 14 - поселок "Нефтехимик", Љ 19 - Ткацкая фабрика "Заря". До прихода девятнадцатого автобуса оставалось семь минут, и я уже знал, что поеду на нем, потому что еще день невыносимого - телесного и душевного - томления, и все - я просто умру.

...Странно вновь входить в ту же реку, из которой вынырнул много лег назад. Я шел по улице своего фабричного района и не мог узнать ее, настолько она изменилась. Все тут перестроили, появился новенький, сияющий желтой штукатуркой фабричный клуб на месте старого, деревянного, вырос целый квартал пятиэтажных кирпичных домов с голубыми балкончиками, на которых сушилось разноцветное белье, пестрели современные детские площадки, светился витринами большой универмаг.

Только дом наш остался прежним, видно, время его сноса еще не подошло - во всяком случае, выглядел он еще неплохо. Я поднялся на свой этаж и четыре раза позвонил в дверь.

Открыла мне милая простенькая женщина в ситцевом платье и такого рисунка платочке, светловолосая, с круглыми румяными щеками:

- А вам кого?

Я подумал, что не помню имени дворника:

- Наверное, вашего мужа. Он дома?

- Да, сейчас дома... - женщина отступила, давая мне пройти, и крикнула в глубину квартиры: - Ежик! К тебе пришли.

Странно, это был действительно наш дворник, почти не постаревший, и он действительно женился. Всю жизнь, сколько я его помню, он жил холостяком, и комната его была самой неухоженной и голой в квартире. Теперь все стало иначе: мебель, красивые занавески, пара репродукций на стенах, новая кровать, кресло. Изменился и сам дворник, он заметно потолстел, отпустил усы и бороду и выглядел вполне довольным жизнью.

- Да, Эрик, вот что значит - семья, - совсем не удивившись моему приходу, он пригласил меня за новенький, еще не застеленный скатертью стол. - Присоединяйся. Сервиз нам друзья подарили на годовщину свадьбы, вот, чай теперь пьем не хуже начальства.

Сервиз горел на полированном столе ослепительно красным стеклом, словно отлитый из застывшего гранатового сока. Отдельные капли света собрались на острых гранях нестерпимо яркими звездами. Я видел такую посуду в Главном универмаге, и стоила она недешево.

- Это Эрик, - объяснил дворник своей жене, наливая мне чай в круглую пузатую чашечку. - А ведь такой маленький был, болел все время. Один раз сарай спалил - визгу было, вся квартира на ушах стояла: поджигатель, поджигатель!.. А парню просто впечатлений хотелось, играть-то было не с кем...

- Юля, - представилась женщина. - Попробуйте пирожки, я сама пеку.

Выглядела она значительно моложе мужа, и тот явно этим гордился.

- Ну что, Эрик? - он поднял на уровень глаз свою чашку, словно собираясь чокнуться со мной. - Гуляешь? Я смотрю, и ты женился. Молодец, вот как надо. Детишки уже есть?

- Ждем.

- Вот молодец, - дворник захихикал. - А жена где? Чего один?

- Я вообще-то к вам... по делу, - говорить мне было трудно.