Аргумент по-датски

Однако, очевидно, усилия все же не хватило. На какую-то крошечную величину.

Тело повалилось на бок, а мгновением раньше мятущаяся душа усопшего исчезла из этой вселенной.

— Это потому, что он стал весить меньше на одну душу, — проговорил Гамильтон.

И потерял сознание.

Шестью неделями позже, после принудительного лечения и не менее принудительного отпуска, Гамильтон вновь предстал перед Турпином. Его вызвали сразу сюда, не отправляя обратно в полк. Он не видел Люстр со времени атаки на особняк. Ему сказали, что ее долго допрашивали и потом вернули в лоно дипломатической службы. А значит, она рассказала людям Турпина всё. Ему это грозило по меньшей мере отставкой, а в худшем случае его ожидала петля, уготованная предателям, и короткая пляска в воздухе над Парламентской площадью.

Он обнаружил, что не способен примириться со своей участью. Его терзали тревоги и неуместные сомнения. Отсутствие реакции начальства порядком нервировало.

Однако по мере того, как Турпин подробно рассказывал о дальнейшей судьбе обитателей особняка: о том, что Кастор в данный момент находится в камере глубоко под этим самым зданием, о том, откуда взялись и кем были все эти игрушечные солдаты, о том, скольким офицерам в штатском приходится распутывать нити заговоров, которые близнецы плели по всему миру, — Гамильтон понемногу начал надеяться. Уж к этому моменту гром наверняка должен был грянуть? Короля Фредерика обнаружили — или же сделали вид, что обнаружили, — и после того как ему подробно разъяснили, что к чему, тот выразил радость, что именно британцы возвращают ему трон. Дания оставалась британским протекторатом до тех пор, пока войска Его Величества не избавятся от последних шпионов на жалованье у Рэнсомов. А поскольку при датском дворе вдруг обнаружилась группировка, стремящаяся при видимой благосклонности монарших особ породнить и объединить эти два королевства, возможно, что такое положение вещей будет длиться еще значительное время.

— Разумеется, — заметил Турпин, — в действительности они не были близнецами.

Гамильтон позволил себе выказать удивление.

— Сэр?

— Мы разузнали все об их генеалогии. Судя по всему, они двоюродные братья, похожие внешне, но с разницей примерно в десять лет. Мы уже выслали экипажи в направлении звезды Георга — как мы собираемся ее назвать, — и наши люди изучают ее проекцию. Не думаю, что найдем там что-то из ряда вон выходящее, разве что какой-нибудь автоматический спутник на орбите.

— Но… эта девушка… — он воспользовался случаем упомянуть о ней так, словно был с ней незнаком, отчаянно надеясь, что она сохранила в тайне то, о чем он так и не доложил за все эти годы.

— Мы допросили ее и после не спускали с нее глаз. Она сказала нам, что узнала коды доступа к вышивке Рэнсомов, когда была на том огромном экипаже… Кстати, ничего подобного мы так и не нашли в ангарах Рэнсомов, никаких усовершенствованных экипажей, и это о многом говорит… Однако она не смогла припомнить достаточного количества подробностей из прежней жизни Люстр Сен-Клер. Отличная маска, великолепный образец выращенной плоти, хорошая работа — однако все же недостаточно хорошая. Она слегка замялась, когда мы указали ей, что, пытаясь выхватить у вас оружие, она на самом деле хотела спасти жизнь Поллуксу Рэнсому. Мы решили освободить ее и проследить, куда она нас приведет. Как мы и ожидали, она поняла, что мы ее раскусили, и скрылась. Почти наверняка — в русском посольстве. Мы, конечно, можем направить ноту царю, но вряд ли он отреагирует благожелательно. Вы, должно быть, и сами недоумевали, принимая во внимание легкость, с которой выбрались из посольства, почему она так противилась проверке в контроллере… — Он поглядел на Гамильтона, подняв бровь. — Вас ведь это удивило, не так ли?

У Гамильтона кружилась голова, словно стены его мира снова дрожали от мощного удара.

— Им-то что было нужно?

— Понятно что. Русские были бы очень рады, если бы мы выдвинули силы на окраины Солнечной системы для защиты совершенно бесполезной во всех остальных отношениях территории от гипотетических чужеземцев. Пока мы ее допрашивали — примерно с неделю, вы бы видели, какой переполох стоял при дворе! Ястребы, жаждущие «выиграть равновесие», ратовали за то, чтобы послать туда флот немедленно. Голуби вцепились им в глотки. Королеве-матери пришлось указом прекратить прения. Но, к счастью, вскоре у нас уже были сведения, подтвержденные тем, что мы вытащили из Кастора. Изящная сказочка, не правда ли? Только Штихен из «Белого двора» способен сочинить такое. Ручаюсь, он в это замешан. Все эти странно выглядящие раны, красные птицы, гулкие голоса и прочие убедительные подробности… Если бы мы не повесили на вас устройство слежения, девчонке пришлось бы искать какой-то способ дать нам знать самой. Или — менее затратный вариант — вам позволили бы сбежать. Разумеется, мировая сеть Рэнсомов далеко не настолько обширна, как они это изображали — особенно если вычесть все рубли, которые теперь вернутся обратно в Москву. Но будь оно и в самом деле так, то, что мы с этим разобрались, прибавит равновесию толику безопасности на сегодняшний день.

Гамильтон не знал, что сказать. Он стоял и смотрел в пол: полированные доски из выращенного дерева, завитки внутри завитков… Его посетила внезапная мысль — ниточка, тянущаяся к тому моменту, когда он в последний раз чувствовал уверенность. Когда его мир еще стоял на более прочном основании.

— Посол Байюми, — проговорил он. — Он сумел выбраться?

— Не имею понятия. Почему вы спрашиваете?

Гамильтон понял, что не может подыскать ни одной причины, лишь огромную пустоту, которая частью казалась благословением, а частью сопровождалась тоскливым ощущением потери.

— Я не знаю, — ответил он наконец. — Мне показалось, что он добрый человек.

Турпин издал короткий смешок и снова уставился в бумаги. Гамильтон понял, что разговор закончен. И что бремя, которое он принес сюда, не будет облегчено ни петлей, ни прощением.

Когда он уже шел к двери, Турпин, видимо, осознав, что был недостаточно вежлив, снова поднял голову.

— Я слышал запись вашего разговора тогда, в посольстве, — добавил он. — Вы сказали, что если она вас убьет, не велика беда. Но вы же сами знаете, что это неправда.

Гамильтон остановился и попытался прочесть выражение этого покрытого шрамами и швами лица.

— Вас высоко ценят, Джонатан, — сказал Турпин. — Если бы это было не так, вы бы не стояли здесь.

Приблизительно через год после описанных событий Гамильтона перед рассветом разбудил срочный рывок вышивки — голос, казавшийся смутно знакомым, пытался сказать ему что-то, всхлипывал и кричал несколько секунд, прежде чем его отрезали.

Но он не смог понять ни единого слова.

Наутро он не обнаружил записи разговора.

В конце концов Гамильтон решил, что все это ему приснилось.