Пятый всадник (СИ)

– О! Как классно! Ну, вот, – я как можно естественней изобразил радость от этого, словно неожиданно пришедшего решения, будто бы и не догадываясь, что тем самым поставил своего помощника в неудобное положение. Ничего личного, как говорится – только бизнес, – Михаил, а сделай, пожалуйста, то же самое для второго образца.

Кощею ничего не осталось, как сделать то, что я просил. Потом то же случилось с третьим и четвертым образцами. В конце концов, мне удалось перефотографировать результаты всех остальных опытов. Кощей сильно помрачнел лицом, и все время молчал, хотя до того болтал без умолку. Похоже, попадет тебе по первое число, но такова жизнь. Если играешь краплеными картами – будь готов к неприятностям. А то, что правила игры нарушены, так это ясно, как божий день. Зажимать результаты совместной работы – это запрещенный прием, хотя и все чаще встречающийся в современной российской науке. Но, вообще, надо на эту тему переговорить с Профессором, чтобы подобные истории пресекать на корню.

Перед тем, как покинуть сей храм оборонной науки, зашел в туалет, вытащил флешку из телефона и спрятал ее в носок. Кто их знает? От таких всего можно ожидать. Надеюсь, что, даже если на выходе устроят обыск, обувь снимать не заставят.

Оказалось, что переживал зря – флешку можно было и не вытаскивать, но в такой ситуации лучше перестраховаться. Судя по всему, громкие скандалы им нежелательны, иначе точно позвонили бы на охрану, чтобы меня встретить по полной программе. Значит все эти интриги – самодеятельность на уровне Ботаника, не выше.

Прибыв на Базу, первым делом стал просматривать снимки с телефона. Получилось весьма неплохо. Вот ведь не пожалел – купил телефон с хорошей камерой. Теперь пригодилось. Завтра распечатаю, и буду просматривать в спокойной обстановке, лежа на кровати в своей комнате.

Утром, взяв пачку распечатанных листов и чашку кофе, лег на кровать и занялся анализом результатов. Отложил данные с наибольшей интенсивностью нейтронного излучения и стал их рассматривать, в надежде увидеть между ними что-то общее. Сразу бросалось в глаза, что лучшие результаты получались при наибольших значениях напряжения. Хотя, самый интенсивный всплеск случился все-таки не на самом высоком напряжении. Длительность импульса вообще никак не влияла на эффективность.

Похоже, что интенсивность нейтронов зависит только от скорости нарастания тока в самый начальный момент. Это, вроде бы, согласуется с тем, что описано в статье. Если верить этому, то ядерная реакция происходит в тот момент, когда металл еще не успел взорваться, но и твердым его уже нельзя считать. Такое состояние называется мезофазным. Но почему в нем создаются условия для ядерного синтеза – непонятно. И в статье внятного объяснения тоже нет. Предположение о том, что в этой полутвердой-полужидкой среде возникает что-то вроде ультразвуковых волн, вызывающих точечные резкие перепады давления и температуры, показалось слишком натянутым.

Мои размышления прервал звонок телефона. Звонил Профессор узнать как дела и сообщить, что приедет через пару часов. Это улучшило настроение, так как проблему передачи результатов эксперимента надо срочно решать. В противном случае, о продолжении работы там не может быть и речи.

Профессор зашел в комнату без стука, застав меня лежащем на кровати. Криминала никакого в этом, конечно, не было, но все равно неприятно. Я встал, чтобы его поприветствовать.

– Ну, показывайте, что там получилось, – сразу приступил он к делу.

Я показал распечатанные фотографии, давая пояснения.

– Вот здесь заметно, что выброс нейтронов очень короткий и происходит только в самый начальный момент. Похоже, что его интенсивность очень сильно зависит от крутизны фронта. Даже больше, чем от напряжения. Вот на этих снимках видно, что здесь напряжение выше, а нейтронов меньше.

– Слушайте, а как вам в голову пришло сфотографировать экран? Я бы, наверное, не догадался.

– Так ведь, других вариантов больше и не было, – я пожал плечами.

– Вы не могли бы вспомнить точно, в какой момент поменялось отношение этого вашего помощника, как его, Михаила, кажется? Это важно, так как я должен четко себе представлять причины и человека, который, за этим может стоять.

Я какое-то время напрягал свою память, а потом меня осенило, так, что, не удержавшись, хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну, конечно! Михаил заметил, что фотометр показал выделение энергии при взрыве в два раза больше, чем должно было быть. Но вот потом почему-то показания фотометра стал игнорировать. По крайней мере, мне уже ничего не говорил. А на следующий день вел себя не так, как обычно. Явно что-то скрывал.

– Все ясно. Он понял, что наткнулся на очень интересный эффект. При этом решил, что вы о нем даже не догадываетесь. И захотел копать дальше сам, сделав при этом шаги к тому, чтобы пресечь на корню всякую возможность конкуренции с вашей стороны.

– Скорее всего, так оно и есть, но только мне кажется, что эта инициатива не его, а его начальника.

– Кулика?

– Какого кулика?

– Ну, этого, Дениса. Фамилия у него такая.

– Да, только он больше не на кулика, а на ботаника смахивает, – Профессор при этих моих словах издал короткий смешок.

– Есть такое. Но мы на этого ботаника надавим. Имеются механизмы. Но, в любом случае, с ними придется держать ухо востро. Ни при каких обстоятельствах не давайте образцы на руки, что бы они ни говорили. И какие бы причины ни изобретали. А лучше так – все образцы держите в машине и приносите по одному.

Я кивнул. Перспектива бегать каждый раз туда-сюда не особо прельщала, но Профессор прав.

– Да, кстати, а где отработанные образцы?

Вопрос меня напряг. Еще до того, как Профессор его задал, я понял, что сделал очень большую глупость. Потому что они остались там. Кощей сказал, что для того, чтобы оформить их вынос, надо писать бумагу и собирать десяток подписей. Договорились, что он сделает это в течение ближайших пары дней. Отработанные образцы нужны были, чтобы не пилить заново фарфоровые стержни. Но дело уже совсем не в стержнях. На тех местах, куда крепились токовые зажимы, оставался неиспарившийся дейтерид титана. Простой и недорогой химический анализ может очень легко позволить желающим разгадать состав. Профессор по выражению моего лица, похоже, догадался о случившемся, но все равно ждал от меня конкретного ответа.

– Моя вина, Сергей Александрович. Образцы остались там, – я попытался объяснить, почему не было возможности их вывезти, но он лишь обреченно махнул рукой.

– Уже неважно. И ваша вина тут небольшая. Я должен был это предусмотреть и дать точные инструкции. Остается надеяться, что они не догадаются сделать анализы. Но это маловероятно. Я думаю, что химический состав у них уже на руках.

– Но пока мы не сделали никаких открытий, а только повторили то, что делали другие еще за тридцать лет до нас. Так что, большой ценности для них эти сведения не должны представлять.

– Знаете, в чем здесь проблема? Как источник нейтронов наше устройство им на самом деле задаром не нужно. Это заведение само клепает и продает довольно неплохие импульсные источники нейтронов. И продает, в том числе, и в Европу. Даже если их эффективность в несколько раз ниже, чем может получиться у нашего, лишняя головная боль по созданию новой конструкции, ее испытаниям и сертификации им совершенно ни к чему. У них есть отработанная конструкция на потоке, себестоимость ее довольно низкая, цена высокая. Как говорится, от добра добра не ищут. Нет, здесь совсем другое. Их заинтересовал именно эффект увеличения энергии. Они же не дураки и прекрасно понимают, что в случае, если удастся эту тему разработать, то это уже или всемирная известность, или очень серьезные деньги. А, может, и то и другое, если правильно себя вести.

Нет, все-таки, Профессор реально крут. На следующий день он привез все использованные образцы и флешку с программой. На мой вопрос о том, как ему это удалось, лишь махнул рукой: