Мясо (СИ)

Поэтому старик лежал с открытыми глазами, накрыв узловатыми ладонями простынь, и смотрел в темноту. Если светила луна, его неподвижный взор был устремлен вдаль, за пределы окна, мимо нестрашной пальмы, машушей черными крыльями листьев, мимо кривой арки с "Рваными возможностями", мимо неба с облаками и длинного куска космоса, туда, где в Море Спокойствия лежит серая непотревоженная лунная пыль, а вокруг расстилается море спокойствия. Он всегда, когда не хотелось спать, подолгу, пока не начинали болеть глаза, рассматривал очертания этой родинки на лике Луны. Или, вдруг, если легкое ночное облачко накроет луну, он мог следить за ним, - так для развлечения, - обводя взглядом его контуры.

Однажды, когда луна была не полной, но было довольно светло, что-то большое и темное заслонило свет. Вначале это было нечто непонятное и бесформенное. Но потом вдруг старик понял, что это нечто похоже на человека, который, сложив перед лицом ладони домиком, вглядывается внутрь его комнаты, прижавшись к окну. Это неприятное открытие было столь неожиданно для мистера Редклифа, что он почувствовал, как первобытный ужас подползает к его горлу, не давая не то, чтобы пошевелиться, но и даже вздохнуть. Так бывает, когда, услышав шум за входной дверью, смотришь в глазок и видишь вместо чего-то привычного и знакомого чей-то глаз, который, не зная, что на него тоже смотрят, нагло пытается рассмотреть что там, внутри. А внутри - твое тело, скованное необъяснимым страхом, застывшее в неудобной позе и жаждущее лишь одного, чтобы тот, кто за дверью, не услышал тебя и твоего дыхания.

Спустя миллионы лет, когда старик уже перестал надеялся когда-нибудь снова вздохнуть, черный человек отнял лицо от стекла, опустил руки и пошел куда-то в сторону, в заоконные пределы. Мистер Редклиф осторожно выдохнул и волна облегчения прокатилась внутри него, оставив лишь дрожь в неподвижном теле: он по-прежнему боялся сделать лишнее движение, чтобы не выдать своего присутствия тому, кто там, за окном, быть может, до сих пор пытается высмотреть его внутри комнаты.

Так, в неподвижности, еле дыша, старик встретил рассвет, лихорадочно, по кругу, снова и снова размышляя, кто бы это мог быть. Не Бржихачек, явно, поскольку комплекция у ночного гостя была другой. Тогда, это мог быть Найджел из северного жилого модуля или кто-то новенький, прибывший отбывать наказание. Или кто-то еще. Перспектива обнаружить, что это был именно "кто-то еще", страшила мистера Редклифа больше всего. Но еще больше он боялся нового визита следующей ночью.

Новый день был пасмурным и ясности в размышления мистера Редклифа он не добавил. Новоприбывших не было, ничего странного прошлой ночью Бржихачек не слышал, Найджел вряд ли бы шатался вокруг, а пошел бы прямиком внутрь, в свою комнату, вот она, правда заперта и ключ он оставил себе. Кто-то еще? Вряд ли есть на острове кто-то еще, а те люди, что на фото, они здесь были давно, до него, Бржихачек их не знает и где они сейчас - тоже.

Всю следующую ночь старик не сомкнул глаз, тревожно вглядываясь в окно. Рядом с собой он положил копье, которое он наконец-то смастерил по подобию тех, что он видел в руках суровых людей на фото, примотав самый маленький кухонный нож к короткому древку. Ночь, как и день, была пасмурной и старик ничего, кроме черноты за стеклом так и не увидел. К утру он забылся чутким сном и проснулся поздно, разбитый и вымотанный.

Несколько следующих ночей мистер Редклиф также тщетно таращился в ночь, решив уже было, что ему это всё почудилось, как предположил Бржихачек. Но однажды, в предрассветный час, уже проваливаясь в сон после бессонной ночи, он услышал шаги в коридоре. Тихие крадущиеся шаги человека, который остановился напротив двери в комнату мистера Редклифа.

Днем мы окружены морем звуков. Мы самозабвенно плещемся в нём, словно дети, не замечая ничего вокруг, даже самого моря. Но, когда мы остаемся один на один с пустой комнатой в ночной тишине, мы начинаем слышать малейшие движения воздуха и тут же называть их, определять их источник, иначе выползают отовсюду химеры нашего навсегда напуганного разума. Теперь дома, благодаря прогрессу и технологии, навсегда онемели. Они не могут, как раньше дребезжать стеклом на ветру, скрипеть усыхающим паркетом или страдать несмазанной дверной петлей. Они не могут шелестеть газетой или шторой на сквозняке. Нет их уже. Ни штор, ни газет, ни сквозняков.

Навсегда ушли неясные бормотания и покашливание, далекий смех и придушенный плач всех предшествующих поколений, всех, кто жил здесь и чьи отголоски бродили привидениями по старым домам. Мы по-прежнему тревожно вслушиваемся в душную ночную тишину, но все пространство вокруг нас заполнила безмолвная вата комфорта. И если вам чудятся шаги человека за дверью, то это именно они и есть. Шаги крадущегося человека.

Мистер Редклиф, оставаясь неподвижным, медленно опустил руку на копье, которое лежало рядом с ним. Потом тихо встал и в два шага оказался у двери. Он резко распахнул незапертую дверь и не глядя ткнул копьем в коридор.

Лезвие ножа на конце копья прошелестело рядом с удивленным выражением на лице Бржихачека, едва не воткнувшись в его ухо. Мистер Редклиф отнял копье назад, но не опустил его, по-прежнему нацелив на испуганного соседа. Старик хриплым ото сна голосом прошипел, грозно глядя на Бржихачека:

- Что вы тут, к чертям собачьим, делаете?

- Хух, мистер Редклиф, ну вы меня и напугали! - схватился за сердце Бржихачек.

- Какого черта вы подкрадываетесь, а потом торчите под моей дверью? - сердито поинтересовался мистер Редклиф. Выглядел он весьма воинственно: голый, в одних трусах, босиком и с копьем наперевес.

- Да ну что Вы, мистер Редклиф! У меня и в мыслях не было ничего такого! - затараторил Бржихачек осторожно выставив ладони вперед, будто защищаясь от копья, которое по-прежнему нервно подрагивало перед его носом. - Меня разбудил какой-то шум. В Вашей стороне. Думаю, дай посмотрю, не стряслось ли чего с Вами. Подошел тихонько, чтоб, значит, не разбудить. Послушал, а тут Вы - копьем в лицо тычете.

Тут, прервав излияния Бржихачека, раздался гулкий удар. Потом он повторился. Потом - еще и еще. Будто кто-то изо всех сил барабанил кулаками в закрытую дверь.

- Что это? - мистер Редклиф от неожиданности опустил копье, звякнув лезвием ножа о пол.

- Не знаю, - пожал плечами Бржихачек. - Это там, - шепотом произнес он и ткнул пальцем куда-то в начало коридора.

- Так идите и посмотрите, что там, - прошипел старик, тыкнув копьем в направлении шума.

- А почему я? - удивился Бржихачек.

- Ну ладно, я с вами, - нехотя согласился старик, - только вы - впереди.

Бржихачек осторожным шагом, то и дело оглядываясь на мистера Редклифа, двинулся вперед, где без всякой передышки продолжалось беспорядочное колотьё и бумканье, будто кого-то трясло в предсмертной агонии. Чем ближе они подходили к источнику шума, тем меньше сомнений оставалось в том, что шел он из-за двери комнаты, расположенной рядом с дверью Бржихачека.

Тот остановился перед ней и вопросительно глянул на старика. Старик, по-крепче, обеими руками ухватив копье, неумолимо мотнул головой в сторону двери, мол, "открывай". Бржихачек наклонился вперед и вытянутой до предела рукой приоткрыл дверь, готовый в любой момент отпрянуть назад, под защиту мистера Редклифа, который сжал в нитку тонкие губы, сурово выпятив нижнюю челюсть, словно за его спиной снова толпились бесстрашные рыцари, облаченные в тусклую пыльную сталь, отчаянные морские волки с ножом в зубах и жемчужной сережкой в ухе и прочие славные предки.

Бржихачек быстро глянул в щелку приоткрытой двери, а потом опустил руки и облегченно выпрямился, чуть было не нанизавшись на редклифово копье. Толстяк, не отпуская двери посторонился, давая старику возможность увидеть своими глазами то, что так сильно, до дрожи в коленках, испугало их.

Комната, ранее темная, теперь была наполнена пыльным светом встающего солнца, в лучах которого метались неясные тени, пережевывая место внутри копошением и бездумным шевелением. По полу совались шайбы уборщиков. Они неловко натыкались друг на друга и слепо тыкались в приоткрытую дверь. А воздух был наполнен стрекозиным шелестом винтов оживших видеокоптеров. Они, словно сумасшедшие файрболы, носились по комнате, переливаясь фотоэлектрической чешуей, с разгону бились в дверь, чиркая по ней винтами, падали вниз на уборщиков, а потом снова взмывали вверх, сшибая по дороге, словно в трехмерном биллиарде, другие коптеры. Все это своим копошением, лишенным разума, было похоже на разворошенный муравейник, где цель каждого отдельного движения непонятна, но общей картине угадывается какой-то смутный смысл.