Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

Мила осторожно просочилась сквозь выбитое дверное стекло, встала изнутри, глядя на меня нежно и грустно:

- Знаешь, что? Спасибо. Я не ожидала. Он... он хотел, похоже, меня изнасиловать, а не убить, но не знаю, что хуже. Спасибо, мой хороший. Ты настоящий мужчина.

Я кивнул и, сколько мог, проводил ее взглядом - на один пролет вниз. Потом повернулся к двери спиной, глубоко вздохнул и неожиданно для себя засмеялся.

Мне вспомнилось, как я - физически - стал мужчиной, и было это даже не столько смешно, сколько просто несерьезно по сравнению с долгой ночью, которая все никак не кончалась...

* * *

Странная все-таки штука - человеческая душа. Я перестал горевать о родителях, они словно ушли, взявшись за руки, в параллельный мир, и совсем другие вещи стали волновать меня, их сына.

Гладкие таблетки - я глотал их автоматически, трижды в день перед едой, почти не думая о том, какие изменения в моем теле вызывают эти крохотные капельки неизвестного мне вещества. А изменения были, и заметила их Хиля.

- Что ты принимаешь? - темным осенним утром она, сонная, чуть отстранилась от меня под одеялом, протянула руку и включила ночник. - Эрик, ты ничего такого сейчас не чувствуешь?

Я - чувствовал, но ощущение это было скорее неприятным, дискомфортным, мешающим.

Хиля осторожно откинула одеяло:

- У тебя третье утро так. Раньше не было.

- Раньше я не был мужчиной.

- А теперь? - он смотрела темными, почти испуганными глазами.

- Ну, теперь, наверное... - я не знал, что ей сказать. Дискомфорт пропал, вместе с ним исчезло и то, что пугало Хилю - все стало по-прежнему. Странно - меня не смущало, что она видела э т о. Наоборот, я скорее гордился.

- М-да. А зачем, Эрик?

- Зиманский сказал, что у меня не хватает тестостерона. Это он дал мне таблетки.

- Я догадалась. Но зачем, зачем? Ему-то какая разница?

- Хиля, если тебе это сейчас не нужно, значит, ничего и не будет. Но я должен стать... полноценным, просто так, для себя.

Она сердито посмотрела на меня:

- Ты всегда был полноценным. Неужели ты думаешь, что без... этого ты не был человеком?

- Человеком - да, но...

- Какое "но"? Главное - быть человеком, Эрик.

В тот день, собираясь на службу, я не мог отделаться от странного ощущения, что Хиля меня боится. Я и сам себя опасался.

Вечером зашел Зиманский с толстым кремовым тортом, украшенным затейливыми розами. Такие торты продавались в центральном гастрономе по специальному праздничному талону.

- Что, действует? - еще в прихожей он заметил мой тревожно бегающий взгляд и заулыбался. - Вот и отлично. А я тут... в общем, у меня день рождения, если вы не против.

Из кухни на голоса выглянула Хиля в домашнем платье и фартуке, с забранными под белую косынку волосами:

- Что ты сказал?

- День рождения. Я специально не говорил до сегодняшнего дня, чтобы вы с подарком не суетились. Давайте просто посидим, чайку попьем?

Длинный прорезиненный плащ, в котором он пришел, скрывал, оказывается, новенький серый костюм из дорогой шерсти.

- И в должности повысили, - объяснил Зиманский, снимая галоши и уверенно проходя в комнату. - Теперь я старший инспектор, начальник маленького отдела. Трое подчиненных, и все - девушки.

- Ну, может, семью хоть создашь, - Хиля поставила его торт на середину стола. - А то лет тебе сколько, и все один.

- Сколько? Всего-то тридцать четыре, - Зиманский засмеялся, заметив ее удивление. - Ну да, выгляжу моложе. Стараюсь быть в форме.

- Сам-то случайно таблеток не пьешь? - Хиля прищурилась.

- Да нет, мне без надобности. Я - человек до отвращения здоровый, у нас больных не держат.

Я еще не знал, что именно в тот день - день рождения моего друга - все рухнет в нашей жизни, превратится в пепел, а потом, возродившись, покатится по совершенно иному пути. Я не знал еще, что перейду ночью в параллельный мир, но не в тот, куда ушли мои родители, а еще в какой-то, неуютный и странный, и не буду в нем счастлив.

Все было хорошо - пока хорошо. Но грозная перемена уже стояла за дверью в гулком подъезде, готовая войти без стука в нашу нарядную квартирку, еще не обжитую, но раскрашенную, как цветами, узорами наших надежд на будущее...

Наверное, я все-таки это почувствовал - сейчас и не помню. Возможно, память просто дорисовывает несуществующие детали к той далекой, размытой цветной картинке. Но на секунду мне показалось: что-то случится. Хиля протянула тонкую руку за заварочным чайником, весело болтая с Зиманским, и меня кольнуло в самое сердце: какая же она красивая, какая чистая, невесомая, нереальная, и все-таки что-то случится, что-то изменится, и очень скоро...

Утром, в автобусе я, помню, снова думал о нашем ребенке и пришел к окончательной мысли, что это будет девочка. Даже имя ей придумал - Елена. Она будет похожей на Хилю в детстве, такой же тоненькой, слабенькой, бесцветной, и я буду беречь ее от любого сквозняка. Никаких детских садов, пусть мать сидит с ней дома. Никаких гулянок допоздна, игр на холодном ветру, чумазых мальчишек, норовящих дернуть за косу. Она будет много читать, ходить с нами в театры, я накуплю ей игрушек - пусть мирно возится с ними в уголке, под присмотром Хили.

И вдруг - в тот момент, когда моя жена потянулась за чайником - меня словно окатила ледяной водой странная, нелогичная мысль: никакого ребенка не будет. Тестостерон тут ни при чем, просто не будет ребенка, и все.

Потом мысль улетучилась, я включился в разговор, попробовал сладкое, с синтетическим привкусом, вино, принесенное Зиманским, почувствовал головокружение, но выпил еще, и еще. Все отодвинулось, как при болезни, смягчилось, стало нечетким и теплым, плывущим мимо меня, как облака.

- Эрик, тебе уже хватит, - Хиля ласково провела ладошкой по моей спине, и это прикосновение вдруг мощно отозвалось у меня внутри, вызвав долгое, жгучее, сводящее с ума эхо.

- Только мать сошла с крылечка, - сказали за меня мои губы, - Лена села перед печкой, в щелку красную глядит, а огонь поет, гудит... - я улыбнулся.

- Какая Лена? - удивилась Хиля.

- Лена? Неважно. Это просто детское стихотворение. Я бы хотел - если у нас будет дочь - назвать ее Леной. Ты не против?

- Лучше бы мальчика, - моя жена пожала плечами. - Хотя - это же как получится. И еще не скоро будет.

- Почему не скоро? Давай - скоро. Дадут квартиру побольше, - я попытался обнять Хилю, но руки сделались тяжелыми. - А чего тянуть?

Зиманский усмехнулся:

- А правда, Хиля! Я вам хорошую коляску подарю. Могу даже няню найти, если надо.

- Что это вы вдруг? - Хиля обвела нас взглядом. - Ну, Эрик-то пьяный, а ты, Егор? Сам недавно говорил, что дети - это слишком сложно.

- Так то - для меня, - он для убедительности ткнул себя в живот пальцем, - а ты прирожденная мать. Есть женщины двух типов: матери и любовницы. Так вот, ты - именно мать, в лучшем смысле слова.

- Не знаю, - Хиля неуверенно поглядела в мою сторону.

А мне вдруг захотелось, чтобы Зиманский ушел. Это было неожиданно и никак не связано с моим к нему отношением, просто все мое существо умоляло оставить нас с Хилей вдвоем - и немедленно. Но как было сказать об этом человеку, который в свой день рождения пришел к единственным друзьям, потому что ему совсем не к кому больше пойти? И я стиснул зубы.

Он уже что-то рассказывал, весело жестикулируя.

- ... а потом пришел новый директор и начал водить нас строем. В цех - строем, на обед - строем, прямо как в армии. И что это ему в голову стукнуло? А я вообще толпы не люблю, натура у меня такая эгоистичная. Ну, и сказал ему: мол, товарищ директор, вы неправы. Крику было! Если бы не тот инспектор, что меня с завода вытащил, сидеть бы мне на конвейере до скончания веков!.. Там, понимаешь, как дело было. Стою, работаю. Инспектор по цеху бродит, толстенький такой, маленький, на фоне станков - просто лилипут. Подходит ко мне: "Ну-с, и какой процент выработки сегодня? Сколько брака?". Он думал, я сейчас мямлить буду или в бумажки полезу, а я ему - так-то и так-то, товарищ инспектор, столько-то деталей, это на столько-то процентов больше, чем вчера, и столько-то процентов брака. Он не поверил, в ОТК побежал, а там ему - на, вот тебе циферки! И сошлось. Он обратно прибежал, бумагами трясет, спрашивает с такой подначкой: "А вчера сколько выработки было? А за весь прошлый месяц? А брака сколько?.. А сколько на заводе рабочих? Кого больше, мужчин или женщин? А по разрядам?..". Уже и не знал, что спросить. Вижу - мозги у него плавятся. Целый час меня экзаменовал, аж вспотел, бедный. Мне-то что, смена моя идет, стою, болтаю. А через неделю - вызов в Управление статистики, на проверку памяти. Вот так я из рабочей спецовки и вылез.