Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

- Как здорово! - Хиля слушала его, подперев кулаком щеку.

- Да ладно - здорово. Это же не врожденное качество, это тренировкой достигается. У меня работа такая - без памяти нельзя. Знаешь, что такое мнемоника?

- Слышала где-то...

- Ну, смотри. Допустим, мне надо запомнить номер твоей социальной карточки. Какой у тебя номер?

- Я так не помню... - Хиля взяла с секретера свою сумку, достала карточку, раскрыла на первой странице, - Вот, 399150033.

- Ну, это-то просто. Хотя, для примера тоже можно. У меня все цифры имеют цвет. Тройка - розовая, девятка - коричневая, единица - серая, пятерка - желтая, ноль - голубой. И представляешь себе, допустим, букет цветов. Или кубики.

- А-а, вон оно как... - Хиля убрала карточку и покачала головой.

- 399150033? - Зиманский улыбнулся.

- А ты молодец. И что, все числа так запоминаешь? Без ошибки?

- Первое-то время было тяжело, но теперь - автоматом. Этому любой может научиться. И ты можешь. Самое трудное - расширить свою память, на ячейки ее поделить, упорядочить. Как пчелиные соты. Как компьютер.

- Как - что? Последнее слово?

- Ничего, не обращай внимания.

- Слушай, рассказал бы хоть! - Хиля сдвинула брови. - А то все какие-то слова у тебя вылетают, одно другого непонятнее. Ты забываешь, а у меня в голове они потом сидят, как занозы!

- Хиля, ну зачем тебе знать, что такое компьютер? Если я скажу: "счетная машина" - это будет неправильно. Скажу: "устройство для игры" - тоже неправильно. Компьютер - для всего, на нем даже стихи можно сочинять и картины рисовать, но без знания принципа эта информация для тебя - пустой набор слов.

- Это тоже там, в другом мире?

- Ну, естественно.

- Привези нам компьютер, - Хиля лукаво склонила голову. - Сколько он стоит?

- По-разному, - Зиманский заулыбался. - Ишь ты какая - привези!.. Не могу. Вот уже чего мне категорически нельзя, так это тащить сюда компьютеры. Сразу по голове надают и заменят без разговоров.

- Ты так боишься этой замены? Что, расстреляют тебя там?

Они играли фразами, как мячиками, а я сидел, мучительно пытаясь слушать и вникать, но внутри у меня неумолимо нарастало ощущение, что эти двое просто тянут время, не желая расставаться. Им вместе интересно. А то, что я хочу побыть наедине с собственной женой, никого, кажется, не волнует.

- Ладно, а другое можешь сказать? - Хиля была слегка пьяна, но выглядела при этом необычайно привлекательно.

- Смотря что. Несекретное - могу.

- У вас есть Моральный кодекс?

- Только рок-группа с таким названием.

- А Семейный?

- Что-то похожее есть, но у нас другое законодательство. Брак, например, заключается пожизненно.

- Да ну, ерунда какая! А если люди характерами не сойдутся?

- Тогда они идут и разводятся. Расторгают брак. Вступили - не понравилось - вышли обратно.

Хиля захохотала:

- Извращение! Я представляю, сколько у вас трагедий на этой почве! И что, в социальной карточке у вас графа специальная есть: "развод брака"?

- Наша социальная карточка называется "паспорт" и выглядит совсем по-другому. Жалко, у меня с собой нет, а то бы показал.

- Паспорт? Я знаю - есть технический паспорт на радиоприемник. Но на человека?.. - Хиля вытерла набежавшие слезы.

- Тебя еще потрясти? У нас статуса нет и талонов - тоже.

- А вот это ты загнул! - моя жена покачала головой. - Не может быть экономики без талонов! Одни все съедят - другим не достанется.

- Это никого не волнует.

Я все еще молчал. Не потому, что не находил слов - у меня не было желания разговаривать. Единственное, чего мне хотелось - это чтобы Зиманский ушел, наконец. Но он все сидел, сидел, и конца этому не было. Хиля принесла салат, заварила еще чаю, выбросила пустую коробку от торта. Часы пробили девять.

Наконец, моя жена извинилась и убежала в туалет. Я наклонился к Зиманскому и с трудом разлепил губы:

- Егор... ты извини... но, может быть...

Он внимательно посмотрел мне в глаза:

- Уже пора? Ты чувствуешь, что мне пора уйти? Хорошо. Я понял - без обид, - на лице его появилась лукавая улыбка. - Правда, без обид. Тем более, мне добираться два часа, а утром на службу.

- Спасибо, - я сжал его руку. - Ты извини. Завтра придешь?

- Вот завтра как раз не могу. Дела на весь вечер. Зайду на неделе, не беспокойся.

Хиля вышла, прошла на кухню мыть руки. Зиманский стал одеваться.

- Ты куда? - моя жена вынырнула из-за перегородки, удивленная. - Разве ты не останешься?

- Никак, малыш, - Зиманский намотал на шею тонкий шарф и взял с вешалки плащ. - Надо в одно место заехать, там ждут - неудобно.

- А я думала, ты еще что-нибудь расскажешь... - Хиля огорченно надула губы.

- Я и так много лишнего рассказал. Надеюсь, все останется между нами. Это, знаешь, не те разговоры, за которые меня наградят денежной премией. Я должен быть серой мышкой, и только моя беда, что ничего из этого не получается.

Закрывая за ним дверь, Хиля пробормотала почти жалобно:

- Ты еще приходи, ладно?

- Считай, что условились! - гулко донеслось с лестницы.

Мы остались одни.

- Что это он вдруг так ушел? - расстроенная, моя жена принялась собирать со стола грязные тарелки. - Может, я зря смеялась? Он обиделся?

- А если и обиделся, - я почувствовал что-то вроде ревности, - так это его личное дело. Нам с тобой не о нем думать надо. У нас свои дела.

- Какие? - она вскинула на меня обиженный взгляд.

Я погладил ее по голове, провел ладонью по шее:

- Мы же все-таки муж и жена.

- Эрик! - Хиля попятилась.

- Иди сюда.

- Не пойду! - она отбежала к кухонной двери. - Ты странно себя ведешь! - верхняя тарелка из стопки вдруг упала, но не разбилась, а завертелась на полу белым фаянсовым волчком.

- Давай, помогу, - я подошел, поднял тарелку и встретился взглядом со своей женой. - Что ты хочешь? Я все сделаю. Хочешь, я достану тебе этот самый компьютер? Честно, достану!..

- Зачем? Я пошутила, - она торопливо дошла до кухонной раковины и бухнула в нее посуду. - На что он мне сдался?

- Играть. Картины рисовать, - я протянул ей тарелку и заметил отбитый краешек. - О, гляди.

- Ну и пусть, - Хиля зажгла колонку и открыла воду. - Купим новую.

- Конечно, - я с готовностью взял в руки полотенце и приготовился вытирать вымытую посуду. - Мы с тобой купим все, что захотим. У тебя, кстати, зимнего пальто нормального нет - пора на очередь записываться. Что ты еще хочешь?

Она покосилась на меня:

- Ничего. Устала. Может быть, хочу спать.

- Правильно, - меня так и тянуло со всем соглашаться, - уже поздно. Давай, я помою посуду? А ты отдохни.

- Не надо, Эрик. Пусть все будет, как всегда. Мне нравится наша жизнь, не стоит ничего менять.

- Да, а если изменения - к лучшему?

- Лучшее - враг хорошего.

Я вытер последнюю тарелку и поставил ее на полку. Хиля, вполголоса напевая, принялась наполнять ванну. Повернулась ко мне:

- Выйди, пожалуйста, я буду мыться.

- Почему - выйди? - я подошел к ней вплотную, больше всего на свете мечтая, чтобы она перестала хмуриться. - Я тебе родной человек, а ты меня стесняешься.

- Но ты же - всегда! - выходишь...

- А сегодня останусь, - я стал расстегивать на ней платье. - Ну, что ты такая недовольная?

Хиля вздохнула:

- Вот этого я и боялась. Зачем, Эрик? Может, обойдемся? Во всяком случае - пока?

- Но я же не буду мучить тебя, привязывать руки к кровати!

Наверное, этого говорить не стоило. Лицо Хили мгновенно сделалось непроницаемым, и она с силой отпихнула меня:

- И на том - спасибо!

- Хиля, милая!..

- Выйди, если не хочешь поссориться!

В комнате, ставшей вдруг пустой и маленькой, я подошел к окну. На улице лил холодный осенний дождь, облепленный листьями тротуар блестел в свете фонарей, как жестяная крыша. Неприкаянная собака трусила вдоль ограждения набережной, по реке почти бесшумно ползла тускло освещенная самоходная баржа. Людей не было видно.