Апокалипсис отменяется (сборник)

— Но… у меня смертельное…

— Идите, Александр. Идите.

Не помня себя, Сашка вывалился из кабинета и побрел к выходу. Знакомый коридор плывет перед глазами, лампы под потолком светят тускло. Воздух в здании тяжелый, тягучий, как расплавленная смола. Он пробирается в легкие, разрывает их изнутри.

Кажется, кто-то подхватил под локоть, помог выбраться наружу. В лицо сразу ударил упругий порыв ветра, окатил прохладой, чуть отрезвил. До автомобиля Сашка добрался самостоятельно, но открыть дверцу не смог, рухнул на асфальт и подтянул колени к подбородку. Мимо проплывали люди, но никто не остановился, не предложил помощи.

Сквозь боль и отчаянье пробивались острые, колючие мысли: вот он — мир третьего тысячелетия, здесь наркоманы и бомжи имеют гораздо больше шансов на бессмертие, потому что не пытаются изменить свое будущее, а он… Если бы схватил ВИЧ случайно, Микасов бы не посмел отказать, принял бы, как родного сынка, а теперь…

Пальцы сами потянулись к мобильнику. Буквы на дисплее расплываются, но Сашка смог вычленить нужный номер. Другие контакты теперь бесполезны, но удалит их позже, сейчас пальцы слушаются плохо — едва сумел нажать кнопку вызова.

Наконец гудки сменились молчанием, после прозвучал осторожный голос Кристины:

— Саша?

— Я, — прохрипел он.

— С тобой все в порядке?

— Почти. Мы можем… встретиться?

Кристина рыдала. Крупные слезы катились по щекам, глаза стали красными, веки опухли. Худенькие плечики женщины вздрагивали, а любая попытка успокоить вызывала новый приступ истерики.

— Это я виновата, — бормотала Крис. — Зачем? Зачем я тебя послушала?!

— Крис, прошу тебя, — робко отзывался Сашка.

— Молчи! Уйди! Ты! Я никогда себе не прощу! Никогда!

— Кристина, умоляю… успокойся. Я сам виноват. Только я, никто больше.

— Нет!

— Да… — с грустью выдохнул Сашка. — Нужно было чуть спокойнее говорить с Микасовым, притвориться, будто случайно подхватил вирус… Да что там, вариантов море, но я был слишком уверен и не хотел замечать очевидного.

— И что теперь будет? — взвыла Крис.

— Ничего, — ответил он, а взглянув на подругу, спешно добавил: — Новая жизнь. И знаешь, это даже интересно. Ведь придется полностью изменить стиль поведения, привычки. Буду беречься, правильно питаться.

— Этого мало. Ты даже не представляешь, во что впутался. Ты сумасшедший! Ты все-таки сумасшедший!

— Ну так… кто же знал.

Горький туман в ее глазах на миг рассеялся, взгляд стал осмысленным, тревожным:

— Ты и сейчас слишком уверен. ВИЧ — не игрушка! А ты рассуждаешь так, будто тебе просто новую диету выписали.

— Крис…

Ее голос сорвался на крик:

— Ты так ничего и не понял! ВИЧ убивает не только физически, тело — это мелочь! Болезнь уничтожает все, абсолютно все! Теперь ты не сможешь устроиться на нормальную работу, не сможешь общаться с другими, здоровыми. Ты не просто изгой, тебя больше не существует!

— Почему?

— Потому, что даже в наше время людьми движет все тот же первобытный страх. Общество много говорит о проблеме СПИДа, но это только разговоры. В действительности в их глазах мы хуже инвалидов и слабоумных, понимаешь?

— Да ладно… не перегибай.

Крис усмехнулась горько, опустила глаза.

— Я говорю как есть. И скоро ты сам в этом убедишься, — проронила она. — Отчуждение страшнее вируса, именно оно убивает. Знаешь, скольких я потеряла? Иногда кажется, что и сама уже умерла. И не раз. Я на похоронах бываю чаще, чем в душе. И каждая новая смерть отрывает кусочек от моего сердца. Порой кажется, будто оно уже превратилось в малюсенькую горошинку, еще один шажок, и все.

Сашка не ответил, смотрел на нее и сам не понимал, что происходит.

— Крис?

Женщина замерла, лицо, и без того худое, осунулось. Скулы проступили до того отчетливые и острые, что, кажется, о них можно порезаться. Губы Кристины едва заметно шевелились, будто читает неведомую молитву.

— Крис? — настойчиво повторил Сашка. — Что-то случилось?

Он едва успел подхватить истощенное тельце. Глаза Кристины затуманились и застыли.

— Крис!

Тряхнул, но женщина не ответила.

— Крис!!!

Сашка спешно выудил из кармана мобильный:

— «Скорая»? Здесь женщине плохо. Пишите адрес…

И, как только оператор подтвердил вызов, набрал номер Криоцентра:

— Дежурная? Моя подруга умирает. Деньги? Поступят на ваш счет через полчаса. «Скорую» уже вызвал. Адрес? Да, пишите… Кто я? Да какая разница?

Он отбросил мобильник в сторону, крепче обнял холодеющее тельце Кристины.

— Все хорошо будет, — прошептал он. — Все будет хорошо.

Сашка отдал все сбережения на крионирование Кристины. Стараясь не смотреть в глаза работникам Корпорации, получил документы и, сгорбившись, исчез в водовороте жизни.

Предсказание Кристины, увы, сбылось, хотя Сашка до последнего пытался быть оптимистом.

Первый год прошел в борьбе за место под солнцем. Старался, бился, доказывал. Каждый отказ работодателя воспринимал как личный вызов, спорил, опровергал. Жаль только, приказать не мог. После, гордо задрав подбородок, шагал к следующей двери, чтобы снова получить отказ.

Вежливые сотрудники кадровых отделов кивали, улыбались, с умным видом рассматривали резюме. Но единственный взгляд в общую базу стирал улыбки с лиц, зажигал ужас в глазах. Дрожащими пальцами кадровики отбрасывали резюме и, запинаясь, объясняли причины отказа.

— Все дело в моем диагнозе, да? — невесело спрашивал парень.

— Нет, нет… что вы. Просто у вас мало практики, а в нашем деле практические навыки гораздо важнее оценок в дипломе, понимаете?

— Конечно…

Второй год утонул в черной, непреодолимой тоске. Родители отказались помогать, а просить денег у бабушки не позволяла совесть, хотя бабушка нет-нет да подкладывала сотенную купюру в карман.

На крохотное пособие и редкие подачки от фонда поддержки больных СПИДом прожить невозможно. Сашка целыми днями бродил по городу, изредка подворовывал в супермаркетах. Истощенный организм отомстил самым очевидным способом — инфекция победила.

— Вам нужно хорошо питаться, — объясняла врач. — Принимать лекарства.

— Конечно, — бесцветно отзывался Сашка, с грустью вспоминая, сколько денег осталось на счету медстраховки.

В начале третьего года умерла бабушка. Ушла тихо, незаметно. В опустевшей квартире холодно и тихо, как в могиле. И завещание… Родители возмущались, а брат едва удержался от удара, грозился подать в суд:

— Почему старуха отписала все этому спидознику? — вопил он. — На кой ляд Сашке квартира? Он сам с минуты на минуту помрет! А у меня маленький ребенок и теща, мать ее, под боком!

Отец тогда ответил:

— Не кричи. Сам же сказал… помрет. И в кого только уродился таким бестолковым. Подцепил… придурок.

На следующий день Сашка дал объявление о продаже. Сам переехал в крошечную комнату в бараке, на окраине. В компании гастарбайтеров жить не так уж плохо, они и сами изгои. И плата за комнату терпимая. Жаль только, канализация сломана.

Обновление банковского счета позволило вплотную заняться здоровьем, но энтузиазм врачей испарился довольно быстро:

— Время упущено, болезнь входит в тяжелую стадию.

— И что мне делать? — спрашивал парень.

— Жить, — с грустью отвечали медики.

— Жить… — повторял он. — Жить.

Это слово стало мантрой. Бессмысленной молитвой.

— Вы химик? — удивленно спросил седовласый профессор.

Губы Сашки пересохли, на щеках вспыхнул нездоровый румянец. Кивнул.

Профессор глянул с жалостью, отозвался со скрипом:

— Неужели все настолько плохо?

Сашка открыл было рот, чтобы объяснить, в который раз объяснить, что СПИД не передается бытовым путем, что все не так страшно. Но седовласый заговорил раньше:

— В наше время в науку идут только отчаянные. Не боитесь помереть с голода?