Застывший Бог (СИ)

Надо мной возник смутный силуэт. “Щас в лицо” – подумал я, увидев приближающийся к моей физиономии добротный прошитый ботинок. Но ботинок разминулся с моим вжатым в асфальт ликом, а пришелся аккуратным пинком на мой пистолет, который вылетел из левой руки и убренчал по асфальту – боли в руке я не почувствовал...

Пчелка прекратила меня сотрясать, – время рывка! Но никакого рывка у меня не вышло, едва пчелка прекратила бодрить, как на запястье левой руки мне наступил уже мой недавний но добрый знакомый ботинок. Правую руку, которую я не видел, тоже зафиксировали, в спину что-то тяжело, до хруста в ребрах уперлось, – подозреваю что чье-то колено. Голову мою, впечатали в асфальт крепкой растопыренной пятерней, край ей я видел левым глазом. И меня снова кольнуло – третий и последний раз. На этот раз не “пчелкой”, которая заставляла меня дрыгаться как эпилептика, а какой-то другой иглой, – по которой в меня втекло безразличное марево быстро подступающего сна. Это было прекрасно и слаженно сыграно...

А отчаянно пробовал дернуться хоть чем, но держали меня такие умельцы, что только мои правая щека и ухо крепче вжались в асфальт, да хрустнуло нехорошо где-то в позвоночнике. А потом тело предало меня. А сознание изменяло чуть медленнее. Я еще успел почувствовать, как меня подняли, завели руки назад, и без затей сунули в багажник как по волшебству организовавшейся рядом машины.

“Белая...” – это все что я успел о ней узнать. О машине. Перед тем как крышка е багажника затворилась надо мной, будто крышка гроба.

Там, в багажнике было темно, – но все же перед глазами моими оказался тоненький лучик дневного света, проникавший снаружи в какую-то щель... Машина пару раз тяжело присела – приземлились в салон пассажиры. Хлопнули двери, взвыл движок. И тут я услышал стрельбу. Беглый одиночный. Потом очередь. А потом темноту в багажнике окончательно победила тьма ядовитого сна.

В нем лучей света не было.

Я включился.

Первое что почувствовал и услышал, – собственное дыхание. Тяжелое, натужное, на каждом выдохе переходящее почти в полустон. Я сидел, на лице было что-то, оно мешало... Я попытался сбросить это рукой, но в запястьях рвануло, – руки были заведены назад и вниз. Я связан, нет, – холод на запястьях – скован. И на лице – я полубессознательно дернул головой пытаясь сбросить охватывающую лицо ткань – мешок или что-то вроде того... И я был голый. Беззащитно голый. Снизу поддувало...

- Он очнулся, – произнес спокойный голос.

- Хорошо. – Ответил ему другой, и это явно был голос командира – Выйди. Встань с той стороны двери. Никого не впускать. Меня тревожить только в исключительных обстоятельствах.

- Повинуюсь, – сказал первый голос.

И я услышал как отодвинулся с железным скрипом стул, прозвучало несколько шагов, отворилась и закрылась за уходящим дверь. А меня очень напрягло вот это вот “повинуюсь”. Не “есть”, не “слушаюсь”, а – повинуюсь. Дисциплина в разговоре прозвучала почти военная – приказ и мгновенное исполнение. Но большинство современных частных контор, которых ныне расплодилось великое множество, изначально брали свои кадры и стереотипы поведения именно из армейской среды. Поэтому и формализованные команды у них были почти те же. А повинуюсь, насколько я знал, говорили только в одном месте... И моя догадка мне очень не понравилась.

Снова скрипнул стул, раздались шаги. Помещение было гулким, шаги приближались ко мне. Затем кто-то стукнул меня по темечку. Несильно. Не иначе для привлечения внимания.

А потом он заговорил. Мертвый, холодный голос, безо всяких интонаций.

Такой будто его владелец вынул свои голосовые связки, положил в банку, захоронил на северном полюсе, а лет через сто поставил на место.

- Ты очнулся. – Констатировал голос. – Сейчас ты испытываешь дискомфорт и страх. Это нормально. Тебе есть чего бояться. Ты попал в беду. Тебе не видно, но перед тобой сейчас стоит столик с инструментами. Секатор – для отрезания твоих пальцев на руках. Дрель с крупным сверлом – чтобы сверлить твои зубы. Молоток, – чтобы размозжить тебе ноги. Генератор, – чтобы спалить твой член. Если ты сейчас будешь вести себя неправильно – к тебе применят эти инструменты. Но ты можешь сделать так, чтобы этого не произошло. Для этого тебе нужно вести себя правильно. Сейчас тебе будут задавать вопросы. Твоя задача отвечать на них быстро и правдиво. Быстро, и правдиво. Ты не должен задавать встречных вопросов. Не должен врать. За каждую попытку вранья тебе будут мучительно удалять важную часть тела. Поверь, тебе потом будет их сильно не хватать. Каждый раз глядя на свое искалеченное тело, ты будешь жалеть, что попробовал обмануть. Но ты можешь избежать пытки и выйти отсюда совершенно здоровым. – “Ледник” чуть оттаял, в голосе вдруг появились человеческие интонации. – Все зависит только от тебя. И от меня. Я твой единственный друг. Если ты сейчас быстро ответишь на все вопросы, – все будет хорошо, и с тобой ничего не случится. Ты понял? Если понял, скажи да.

- Да. – Прохрипел я. – Чего уж тут запираться.

- Ты готов отвечать на вопросы? Скажи да.

- Да...

Значит, допрос.

Допрос штука такая. Старшно. Но надо держаться. Давно существуют эффективные, многократно проверенные методики допроса. Человека можно заставить сказать все. Вопрос времени, и компетенции. Методики противодействия допросу тоже существуют. Дед меня в свое время учил... Если ты попал в плен, – твои знания, которые хотят добыть допросчики – капитал. Как только ты его потратишь – твоя жизнь скорее всего кончится. Поэтому ты должен держать за свои знания как скряга. И все же, – отдавать что-то в нужный момент, чтобы не потерять больше, – например здоровье. Ты должен постараться сломать тактику допроса. Должен навязать допрашивающему свою игру, – но так чтобы он не понимал, что утратил инициативу. Ты должен отдавать мало, а получать много. Должен попробовать выудить из допросчика любую важную информацию о том, кого он представляет и что им нужно. Все это очки в твоей борьбе за жизнь. Если ты поймешь, что им нужно, – ты поймешь как их можно попробовать обмануть. Нужно заставить поверить допросчика, что ты выдаешь ему важную информацию. И что у тебя есть еще – еще важная информация, – поэтому убивать и калечить тебя нельзя. И при этом желательно сливать ему туфту, не сдавая своих. Желательно...

Правда все эти замечательные советы несколько тускнеют, когда за тебя берутся настоящие профессионалы. Или энтузиасты. Эти еще хуже, потому что в отличие от профессионалов энтузиаст не знает, что для того чтобы человек раскололся вовсе не нужно отрезать ему пальцы, снимать кожу, разводить костерок под пятками, или набрасывть петлю из проволоки на яйца... Энтузиаст не знает, но компенсирует это старательностью. Или того хуже – наслаждением от процесса. Поэтому методики противодействию допросу существуют, – и ведь хорошие методики.

А раскалываются на допросах почти все.

Такая вот грустная диалектика.

Итак, сперва тебя спросят имя, потом может быть возраст... Простые вопросы, на которые легко дать ответы. Это “накатывает” беседу, от простых вопросов к сложным. Возможно тот, кого допрашивают, начнет и на сложные вопросы отвечать по накатанной...

- Имя.

- Михаил Поморцев...

- Возраст?

- Двадцать семь...

- Гражданство?

- Свободная экономическая зона Санкт-Петербург.

- Состоишь на работе в какой-либо корпорации?

- Нет.

- Являешься действующим, или почетным членом какой-либо корпорации?

- Я Брат из милости Балтийского Товарищества Варягов.

- Фратер де Гратиа? – Уточнил голос.

- Можно и так сказать, если использовать латинский устав... – Я облизал пересохшие губы. – И если вы знаете, что это значит, то должны понимать, что варяги своих не...

- Я знаю, что это значит. – Чуть возвысив голос перебил меня мой невидимый собеседник. – Ты нарушаешь правила. Придется тебя наказать. Секатором.

- Не надо. Извините.