Один день Весны Броневой (СИ)

Пригнулась под сосновой лапой, проломилась сквозь ломкие ветви упавшей берестяны и выскочила на свет, в пустоту неожиданной прогалины. В удушливый кислый смрад сгоревшей взрывчатки.

"Танку страшно только прямое попадание..."

...

Осыпалась из-под ботинка земля. Скатилась в серую круглую яму - три шага от края до края. И самоходка в еще в двух шагах за ней... Разрубленная лента гусеницы на непривычно голом заднем катке. Почти сорванная и искореженная полоса металла над гусеницами. Башня с глубокими царапинами, бесстыдно сереющей обнаженной сталью...

Горло свело судорогой.

"Танку страшно только прямое попадание," - все еще звучало. Эхом. Виноватое.

- Грушик, аккуратно! Поднимай! - стоящий на изувеченной надгусеничной полке танкист потянул что-то из башни, - Осторожно тяни! Не за ткань! - прикрикнул на второго, стоящего с другой стороны башни.

- Ремнем надо было! Подмышки продеть...

- Тяни! Умник!

Сначала она увидела плечи. И локти. Черные почему-то...

Ее шатнуло на ослабевших ногах. И пришлось смотреть на землю между носков ботинок. Заставляя ее остановиться. Замереть... Пока пальцы стискивали, мяли саднящее горло...

Потом она что-то делала. Нужное. Вроде бы, помогала опускать и укладывать... Память сохранила только пронзительные в своей противоестественности переживания. То тяжелые ноги в новых ботинках легко гнутся в суставах и норовят выскользнуть из рук. А чуть позже, они же, эти самые ноги, уложенные на землю, выворачиваются носками ботинок наружу. Живому человеку было бы больно...

Когда увидела торчащие из черно-красного месива белые обломки зубов, земля шатнулась опять. Взбрыкнула, кинула на самоходку, больно ушибла плечо. Эта боль и помогла... протрезветь.

Нет, слабость никуда не делась. И тошнота с головокружением тоже. Зато сознание вернулось. Ясное и безжалостное. До слез. До рвоты. Скрутило спазмом, обожгло пустым желудочным соком... Вешка отплевалась густой вязкой слюной и подняла голову к ставшему рядом танкисту. Встретила его взгляд, готовая к осуждению, презрению... чему угодно. А увидела... жалость и боль в глазах мальчишки-линкома. И не удержалась от всхлипа - неожиданная злость на себя прорвалась слезами. Стерла их рукавом.

- Вот... твое.

Парень протянул ей командирскую сумку и пистолет без кобуры. Новенький, маслянисто-черный СС. "Сомов самозарядный"... Такой же как у нее на поясе.

Приняла в дрожащие ладони груз. Опять шатнулась.

- Ты это... в карман его сунь... - парень заговорил торопливо, старательно заглядывая в глаза. - И свою портупею сними, чтоб не цеплялась в танке...

Вешка кивнула - во рту словно пробка из вязкой слюны. Сглотнула трудно. И смогла спросить:

- Остальные... где?

Голос не смог продраться через саднящее, обожженное рвотой горло. Получился сиплый шепот.

- Там, - танкист махнул рукой, и ей представились еще два тела с неестественно развернутыми носками ботинок. Опять накатила слабость. - За машиной. Мехвод цел. А заряжающего комком земли в голову стукнуло - жив, но глаза разбегаются, и... блюет.

Вешка только моргнула, настолько неожиданной и сокрушительной оказалась добрая весть.

- Все... держись, мне к своим пора, - повинился парень.

- Да, - выдохнула она.

Не глядя вслед танкисту, перебросила через голову ремень сумки. Сунула в карман пистолет. И оперлась о покореженную надгусеничную полку. "Собраться. Собраться. Делать то, что положено старшему по званию в случае гибели командира"...

-Бронева!

Комбат Плещев. Уже здесь. Она и не слышала как подошел. Смотрит тяжело, кривится.

- Тащ комбат, - левая ладонь к виску. Качнуло опять, и пришлось схватиться правой рукой за покореженное железо самоходки. - Линком Дивов убит, - голос так и не появился, сип вместо него, - Механик-водитель и связист-заряжающий... живы... Состояние техники выясняю...

Комбат стиснул челюсти. Послышалось - зубы хрустят.

- Вижу... В глаза смотри.

Посмотрела. Мгновений хватило - увидел, что высматривал. Кивнул.

- Ясно... Выясняй, что с техникой... И приведи себя в порядок, пока никто не видит. Не вдова на погосте, а командир. Тебя слушаться должны, а не жалеть... Выполняй. Я к экипажу.

Плещев глянул мельком на лежащее у катков тело и шагнул за самоходку...

"Ушел". Вот и всех мыслей. Зато чувств - лопатой не раскидать. И самые сильные, вернее, самые яркие - стыд и благодарность. Горе сильнее, но затаилось тяжестью где-то там, где зарождается дыхание. Главное, что отступило. "Отпустило".

Вешка нащупала пуговку воротника. Застегнута. Шмыгнула носом, мокро и жалко. Резко и зло стерла слезы, - "и сопли," - рукавом. Как наждаком по и так пылающей коже. "Вот и привела себя в порядок", - усмехнулась сама себе, не сомневаясь - все всё увидят. Даже нарочито отвернутся, но увидят. "Вдова на погосте..."

Впервые прямо и осознанно взглянула на Любека, на то, что с ним стало... Заставила себя смотреть, запомнить. "Такое еще будет. Не раз". Едва сдержала новый поток слез. "Не вдова...". Поймала себя на самооправдании. "Прости, Люб"...

- Встать! - комбат успел обойти покалеченную машину и, судя по голосу, увидел что-то непотребное. - Встать! И доложить!

- Я... - вялое и испуганное, прерванное звонкой оплеухой. Вешка аж вздрогнула. Только сейчас сообразила - пока помогала вытаскивать и опускать тело Дивова, пока приходила в себя и получала нагоняй, мехвод целый и невредимый, был там, с той стороны самоходки. Где его и нашел Плещев, и теперь хрипел что-то яростно и тихо, так что не разобрать было испорченным постоянными шумами слухом. Да и разбирать не хотелось - в мешанину чувств едва толкнулось осуждение, но тут же сбежало, видимо, испугалось.

"Выясняй, что с техникой". Одного взгляда хватило - катки на месте, амортизаторы в тележках целы под коричневой крошкой лесной земли. Только гусеницу перебило, один конец свернулся под ленивцем, а второй свисал со второго поддерживающего катка. Диск заглушки ленивца пересекла глубокая свежая царапина. Бортовая броня выдержала, да и немного ей было выдерживать - центр воронки был скорее сзади, чем сбоку от СУшки. Но даже этого хватило, чтобы частично оторвать и скрутить стальную полосу надгусеничной полки.

Несколько шагов, и виден стал задний броневой лист, и слышнее стала "проповедь" командира.

- ...за тебя делает. В глаза смотри, мерин... В глаза, гнида... Вот теперь говори. Говори, а не мекай.

- Есть. Да...

Мехвод что-то еще говорил, тихо и торопливо. А Вешка осторожно трогала кончиками пальцев края пролома в броне, и уже понимала - придется подниматься на моторный отсек и открывать люки обслуживания, но то, что она там увидит, здесь в лесу не исправить.

Когда она полезла на машину, мехвод уже замолчал. Зато комбат буркнул:

- Вот так. На человека стал похож. Выполняй.

Вешка носком ботинка сдвинула ручку замка и ухватилась за скобу люка. Рядом, с другого борта резво вскарабкался красный лицом механик. Пряча взгляд, цапнул ту же скобу и не дожидаясь Вешкиного усилия потянул на себя, вверх.

- Что там, Бронева?

Плещев встал под кормой самоходки. Наверняка успел увидеть пробоину, оттого в голосе его сквозила злая, безнадежная какая-то уверенность. Вешка сглотнула. Описывать все повреждения? Чувствовала - время поджимает.

- Вдребезги. Заводской ремонт нужен, - ответила деловито, хоть и сипло. И тут же закаменела лицом - из зарослей к воронке выбрался Мушков. Увидел комбата и замер. "Гад!"

- Ясно, - кивнул Плещев и обернулся, проследив ее взгляд. - Ясно... - Опять развернулся к ней.

- Времени мало. Подгоняй свою машину и быстро снимай, что успеете. Главное, бронебойные себе перегрузите. Тело в креп заверните, сейчас похоронить не успеем. Сдадим по пути мирянам... И принимай полубат.