Один день Весны Броневой (СИ)

Мушков помог забраться на платформу - попросту втянул за протянутую руку.

- Готовиться... Быть готовыми к разгрузке. Земелов!.. Почему без приказа?! Опять?!

Мехвод, инженерными клещами перекусывавший крепежную проволоку на транспортных петлях, поднял голову.

- Виноват, тащ командир... Готово... Все равно ж разгружаться...

Замолк увидев, как изменилось лицо начальницы.

- Земелов... Старший нарядник Земелов, три наказа вне очереди... - произнесла Вешка негромко и очень четко.

- Есть!

- Продолжайте готовить машину к разгрузке. Где зубило?

Сбивая вместе с Мушковым намотанную на петли проволоку, Вешка старалась не смотреть по сторонам - да и не получилось бы, простая вроде работа держать зубило, но требовала внимания - зато услышала перекличку соседнего экипажа с пробегающими мимо бойцами-ремонтниками.

- Эй, металлисты! Че там?!

- Паровозу котел пробили! Не потянет дальше! Разгружаться будем!

В ответ послышалась ругань. Застучала кувалда.

- Дурные, - буркнул Мушков примериваясь к очередному удару по зубилу, - так промахнуться недолго.

- Не отвлекайтесь.

- Есть, тащ командир.

Управились быстро. Успели открепить шпалу под передними катками самоходки, когда услышали перекличку:

- Комполбата к комбату!

Вешка выпрямилась, смахнула пот со лба. Глянула, как спрыгивает с платформы и бежит по насыпи Любек. Тронула распухшую губу. Вздохнула.

- Давайте быстрее.

Управились и с задней шпалой.

- Ну вы даете, - прокомментировал линком Ивков. Его самоходка стояла на одной платорме с машиной Броневой, а экипаж в этот момент как раз отрывал переднюю шпалу.

Вешка промолчала - в реплике Ивкова почудилась скрытая насмешка: "Опять успела из-за своеволия мехвода".

Рядом захрустела под ботинками щебенка.

- Командиры машин, ко мне! Не спускайтесь...

Дивов стоял на насыпи подняв к ним лицо.

- Разгружаться будем в торец состава, - он махнул рукой в сторону паровоза.

За спиной тихо буркнул что-то Земелов. Комполбата этого не услышал.

- Порядок действий знаете - командир машины снаружи контролирует и направляет, водитель - исполняет. Особое внимание при переходе с платформы на платформу... Шпалы соберите, отдайте автомобилистам - на спуск впереди для нас материала хватит, а их будут отбуксировывать и спускать отдельно. Да и аппарель им надо более пологую складывать. Действуйте.

Младшие командиры козырнули: "Есть".

Опять Вешкин экипаж успел раньше. Оттого стояла она в тени самоходки, прислонясь к крутому скосу лобового листа брони, катала в ладонях отполированные кожей деревянные рукоятки сигнальных флажков, слушала, как возится на водительском месте старший нарядник. Мимо, по насыпи, протрусила пара бойцов со шпалой. Вешка дернула левым ухом - прижала его тяжелым, воняющим пропиткой, брусом во время второй ходки. Под курткой саднило плечо, ныли руки, но ухо болело сильнее. И губа болела. Но ком в горле стоял не от этого.

Все было и раньше. Тихие разговоры за спиной, скептические или, еще хуже, снисходительные взгляды командиров, насмешливые замечания в глаза. Будучи второй девушкой-выпускницей за всю историю училища, линейный командир Бронева привыкла к ним, как к постоянному недосыпу или боли в натруженных мышцах. Даже боролась с этими бедами одинаково - трудом. "Не устанешь - не отдохнешь", - говорил отец. Когда дочь-школьница жила рядом. Когда обнимал дочь в парадной серой форме с лысым погоном военной ученицы. В последнее время только писал. Часто. До начала войны. А потом за полторы недели до ускоренного выпуска пришло только одно письмо. Как всегда, в конверте без обратного адреса. Очень короткое - всего четрые столбца четким разборчивым почерком. Другие слова. Тяжесть - ма-а-аленькая доля ответственности с папиных плеч. И затаенная родительсткая тревога... Конверт с письмом теперь лежал в командирской сумке между блокнотом и фотографией мамы, сделанной незадолго до ее последней копмандировки, а сама сумка втиснулась между бортом и боеукладкой в самоходке...

Все было раньше... До рева самолетных моторов и дыма над горизонтом. Теперь... Теперь... Теперь Вешка вдруг оказалась перед лицом чего-то огромного. Безжалостного и непонятного. Перед чем остановился даже эшелон с танками, пушками, грамотными командирами. "И грамотными экипажами", - призналась она себе. "Целый эшелон... И я. Одна. Чужая для своего экипажа".

Спазм сжал горло.

- Вот чего тянут, а? - Земелов высунулся в люк, оперся локтями о броню. - Мы тут как прыщ на... кхм.

Вешка промолчала. Даже не обернулась.

- Тащ командир...

- Да?

- Вы не тужите. Справимся... Только поглядывайте, чтоб машину не заворачивало вправо - у левой гусеницы натяжение меньше.

Вешка усмехнулась - опять мехвод проявил инициативу и указывал ей, что делать. "Ну и ладно".

- Хорошо. Погляжу.

Вырвалось. Неуставное. Семейное или дворовое. До дрожи в руках. Щекам и ушам, особенно помятому левому стало горячо... "И винить некого. Сама позволила". Втянула воздух сквозь зубы.

Подошел Мушков. Оперся рядом о надгусеничную полку, замер молчаливой статуей.

Вешка вспомнила подслушанный утром разговор. "Месячные? Самая маленькая беда".

Стоило зажмуриться, и перед внутренним взором возникло лицо войскового головы Ковалева. На последнем испытании по тактике, обычно молчаливый начальник испытательной комиссии вдруг подался вперед и задал вопрос не по предмету:

- Что такое Устав?

Военная ученица Бронева, почти выпускница, почти командир, задумалась - содержание уставов едва не вбивалось в молодые головы слушателей, но что такое Устав... говорил только преподаватель строевой на первом занятии.

- Свод правил определяющих устройство вооруженных сил,═порядок отношений военнослужащих и...

- Порядок отношений военнослужащих, - четко повторил ее слова Ковалев. - Правила отношений командира и подчиненных в том числе... Для Устава не важно, что у тебя под формой. Для Устава ты и твои подчиненные... детали механизма...

Взгляд старшины, кажется, что-то искал в лице Вешки. Не нашел.

- Запомни, девочка, - Вешка не возмутилась, только глаза распахнула, - Армия это не только Устав. Это... много мужчин для, которых баба... Да, баба, это мамка, жена, дочь, сестра... Для мамки молодая ты еще, сестру можно ослушаться, а жене и дочери командовать невместно. Так-то, дочка...

Запомнила она эти слова. Крепко запомнила. Потому что правду говорил Ковалев.

Вешка медленно выдохнула. Заставила себя расслабиться.

- Радек, - Мушков вдруг шагнул мимо нее, загородив солнце в закрытых глазах. - Пошарь там мой кошель...

- О! Дело! - отозвался мехвод, - Пока время есть можно по соломке сточить.

"Пусть сестра. Они меня и так не слушают - исполняют приказы раньше, чем я их отдаю".

- Товарищ командир!

Оклик Земелова заставил открыть глаза, оглянуться. "Чего вы так на меня смотрите?"

- Не волнуйтесь. Ей-боже, все у нас получится. Ходовая у нашей саушки, как у "шестерки", один в один. А "шестерку" я, как жену знаю - не первый год за рычагами. Точно вам говорю.

Четко и размеренно выговаривая слова, мехвод, кажется, пытался ее вразумить. Словно малое дитя. И одновременно шарил пальцами в матерчатом мешочке, хрустя заложенной внутрь "восковой" бумагой.

"Дожила". Вешка поняла, что улыбается - болью напомнил о себе злосчастный прикус. Невольно тронула губу воняющими пропиткой пальцами. "Радек доволен. А ты, Мушков, чего взгляд отводишь? Думаешь, я слабину показала?"

- На, - Земелов протянул заряжающему толстую палочку прессованного курута.

- Чего ты мне огрызок суешь? Там длиннее есть. Скупишь, как свое даришь.

- На тебе длиннее.

- Ага. Э! У тебя свой кошель есть!