Один день Весны Броневой (СИ)

Воды не хватило, и Мошков убежал наполнять ковш. А Весна уперлась лопатками в металл самоходки, слепила веки и замерла прислушиваясь. К себе. К миру. В первый раз после налета. Сразу не получилось, некогда было. Да и не могла она тогда думать. Колотилась, стучала зубами, сердцем и исполняла вбитые училищем обязанности командира. Дрожь и сейчас жила где-то в глубине колен и ладонях. Неприятно. Но терпимо, как многое другое...

Что-то поменялось в ней. Умерло убитое пролетевшими мимо снарядами. Что-то появилось новое. Наверное, впервые, осознавая себя, Вешка не пыталась подобрать определения происходящему в ней. Слушала себя... вплетая услышанное в бессловесное знание себя... Так тусклый звяк цепи рождает знание о колодце...

Земелов закончил возиться внутри , стукнул ботинками по броне и подойдя привалился к борту самоходки рядом. Хрустнул соломкой курута.

Вешка улыбнулась. Подняла лицо к солнцу - недосмытая грязь на лице быстро схватывалась панцирем. Это чувство, как и боль в пораненной губе, были приятны - ощущением жизни. И тогда девушка улыбнулась шире, ломая образовывающуюся корку и наслаждаясь каждой трещинкой...

- Командир, - привлек к себе внимание мехвод. - Чего там?

Там. Вешка прислушалась к шуму с улицы и, словно, опять окунулась в горячую тучу пыли, газолевой копоти, лязга и командной ругани...

- Одну машину подбили в голове клонны. "Шестерку". И, вроде, никого не убило, - просипела вновь обретенным голосом. - Танкисты мост укрепляют. Для легких и для нас. А средние сейчас завернут на брод.

Радек хмыкнул.

- Будем подкатывать в хвост легкачам? Или здесь подождем?

- Здесь... Нечего толпиться в одном месте...

- Эт хорошо, - протянул Земелов.

Расслабиться решил. Вот только не все еще сделано.

- Хозяйка где? - Вешка прислушалась - у колодца стих звон цепи и забубнили приглушенные голоса.

- Девчушка? А ее дед в лес услал со скотиной. Почти сразу после налета прискакал. Внучку за косу и...

- ... А за вядром тяжко зайти?!. - донеслось от колодца громкое старчески-звенящее...

- Так не в дом же... - последнее слово Помник проговорил тихо, но Вешка поняла: "ломиться".

- В ограду вломились, могли и в дом!

Мушков что-то пробурчал в ответ. Вешка сжала зубы.

У колодца отчетливо звякнуло. Прозвучали сдвоенные шаги.

- Командир, вода, - Помник брякнул ведро едва не под ноги девушке. Плеснуло шумно и сердито.

Прежде, чем открыть глаза, Вешка сколупнула грязь с ресниц.

"Девка".

Дед стоящий перед ней не произнес ни слова. Но все сказал. Лицом. Сухими сжатыми губами и резкими морщинами вокруг них. В бесцветных глазах под длинным кожаным козырьком древней чугуночной фуражки стремительно вытаивала ядовитая злость, оставляя после себя безысходность.

Вешка сморгнула. Жалеть деда сил не осталось. Но и сказать сразу в лоб, в эти тоскующие зрачки свою просьбу не смогла.

- Здравствуйте...

Ничего лучше не придумалось. Нет, слова-то были. Но что-то мешало... Как то чувство неловкой досады, что задерживало дыхание, когда Вешка проходила по раздавленному, белеющему щепой забору.

Старик вздохнул, дернув ушами и седыми усами. Вздрогнули коричневые пальцы опущенных рук. Справился с тоской. Загнал ее куда-то, опять отгородившись злостью.

- Здравствуй... те... - последний слог выдался резким, нарочитым. Вместе с этим слогом рыжие носки стариковских сапог развернулись наружу, хозяйски утверждаясь на земле. Дед забросил и сцепил руки за спиной и ссутулился, став похожим на цаплю (только сейчас Вешка поняла, что он выше ее больше чем на голову). С присвистом выдавил: - Защитнички, да.

Сразу пропала преграда, мешавшая говорить. Вешка толкнулась лопатками от брони, подняла ладонь к виску. Прокаркала:

- Линком Бронева. Прошу оказать помощь в захоронении нашего боевого товарища...

И едва дождавшись кивка принялась за дело.

Молча, в четыре руки Вешка и Радек отстегнули сверток с телом. Уже вместе с Помником сняли с брони и положили под стеной дома. "Прости, Люб, нам дальше надо". Опять заболела прокушенная утром губа... Вешка развернулась к старику - подошел и стоял рядом, молча кусал ус все так же сцепив руки за спиной.

- Сейчас командир старосту приведет, - смотреть на селянина не хотелось. - Оформим. Похороните по-человечески.

Дед вдруг расслабил плечи. Ссутулился еще больше. Кивнул.

- Как звать-то?

- Линком Люб Дивов.

Узловатые пальцы ткнулись в лоб и плечи: "Во имя Отца, Сына и Духа".

- Похороним, будьте покойны...

Когда старик поднял на нее взгляд, что-то мелькнуло в тусклых глазах, напряженной морщиной пролегло меж белых бровей. Незнакомое еще Вешке. Не пережитое.

- Прости, дочка. Сделаем, - и буднично спросил: - Голодные, небось?

По тому, как замедлила с ответом Вешка все понял. Нырнул в темный проем двери, оставив самоходчиков одних. И в повисшем молчании за гомоном голосов и шумом с улицы Вешка выцепила пронзительный женский голос, поливающий кого-то последними словами.

- Ивкову достается, - остро глянул на девушку Радек.

Вешка чуть не застонала. Но сдержалась, обошлась только вздохом. Отошла обратно к ведру, поискала глазами ковш. И когда Помник торопливо черпнул воды, подставила ладони под струю.

На шаги хозяина обернулась уже не чувствуя корки грязи на лице. Углядела в руках у него корзину и молча дождалась, наслаждаясь холодом стекающих по шее капель, пока дед не поставил свою ношу на землю рядом с ведром.

- Ешьте... К столу не кличу, знаю, скоро дальше тронетесь. И машину не оставите... - в крепких, дубленых солнцем, руках блеснуло короткое лезвие ножа. Широкие ломти коричневого, почти черного хлеба легли на полотенце. Их запах и аромат копченого сала наполнили рот слюной, и Вешка только кивнула на вопросительные взгляды экипажа. Дальше все звуки заслонил шум собственных жующих челюстей. А дед стоял рядом и смотрел, изредка подергивая ушами.

Комбат появился, когда линком Бронева старательно стряхивала крошки с ладони в рот. Зацепил глазами пустую корзину (Радек копошился, устраивая почти уполовиненную буханку и шмат сала в тесноте боевого отделения), дернул бровями на вытирающего рот Помника.

- Подзапарвились уже? Молодцы. Остатки поделить с батареей, - кинул Вешке. И, сняв кепи, провел грязной рукой по мокрым волосам лысеющей головы. Кивнул деду: - Здравия желаю.

- И вам здоровья, - дед отошедший в тень дома уже не сутулился, прямился напряженно. - И тебе здоровья, Добря, - обратился к подошедшей с Плещевым женщине. Та, невысокая, плотная, подвижная, блестя потом не молодого уже лица, кажется, вкатилась во двор, быстро отстрелялась глазами, рассмотрев все и всех. Чуть задержала взгляд на девушке в форме.

- Та, Влас Гневич, здравкалися же, - сыпанула горохом слов. Голос ее оказался высоким и таким знакомо пронзительным, что Весна с Помником оглянулись на двор, в который въехала самоходка Ивкова. Оттуда все еще неслась ругань.

А женщина уже остановилась над длинным свертком у стены. Страдальчески вздернула брови и закусила большой палец правой руки. - Ох... Я-то ж надеялась, обойдет нас. Это утром вас на чугунке бонбили?.. А с уездом с самой раницы связи-то нет. Как бухать начали, я в правление, а на линии только шуршит... - зачастила она, успевая покусывать палец. Левой рукой в это время привычно поправляла выбившиеся из под платка светлые волосы. - Похороним, не хвалюйтеся.

Опять зыркнула на Вешку. Коротко вздохнула - нимало не сбавив потока слов.

- Ох, час то какой. В перший раз до нас долетели-то. И что делать-то, не подскажете? - она уже переключилась на Плещева. И тот, видимо, уже утомленный общением болезненно сморщился.

- Не знаю. Ничего не знаю, - выдавил сквозь зубы. - Я вам все написал про погибшего. А про эвакуацию ничего не знаю. Это мимо нас.