Сломанная вселенная (СИ)

– …прыгну на землю с парашютом. И стану парить, парить и парить над Мирозданием. Вот будут впечатления! Кстати, парашют я еще не изобрел, но это дело второстепенное.

Максим мысленно вообразил себе бедолагу Придумаем, опутанного парашютными веревками и почему-то с камнем на шее, который, раскрыв оба рта и выпучив все пятнадцать глаз, совершает Вечное Падение в Бездну.

Да, ради такой Цели, наверное, имеет смысл Жить.

– Кстати, ты не знаешь, куда девалась та веревка, что мы оставили в прошлый раз на стене замка? Я вчера обыскал все вокруг, но так и не обнаружил ее следов, словно сама куда-то уползла, ведь снять ее оттуда было невозможно.

– Она лежит свернутая на первом этаже. Можешь взять. Я нашел ее в лесу совершенно случайно, наверное, ее унесло ветром, что дует с горизонта по вечерам.

– Я так и думал.

– Значит, ты направляешься к ней?

– Мог бы и не задавать очевидных вопросов. Представь себе, как она будет рада!

Представить себе чужую радость было делом в общем-то нетрудным, но немного скучноватым, если эта радость не затрагивала тебя лично. Поэтому Придумаем отделался легким кивком головы и добавил:

– Да, но третья загадка так и остается тайной. Кто знает, может с ней хлопот больше, чем хотелось бы.

Максим махнул рукой, словно отмахивая от себя несущественные проблемы.

– Уж в крайнем случае я готов снова идти в эту проклятую пустыню, но ответ получу обязательно!

Где-то далеко-далеко гаркнула какая-то одинокая птица, осмелившаяся подняться на такую высоту.

– Что ж, похвально… Значит, делаем так: ты отправляешься к своей даме, я — к господину Философу. Интересно, как он отнесется к решению второй загадки. Думаю, он и поставит окончательную точку в этом вопросе. А строительство моей башни… — Придумаем обвел тоскливым взором еще не высохшую кладку свежих кирпичей. — Не к спеху! Куда торопиться, если впереди еще целых… Да, кстати, ты не знаешь, сколько будет, если от бесконечности отнять двести семь?

Максим сделал вид, что глубоко задумался над проблемой и даже почесал для этого свой затылок.

– Точно сказать не могу, но это еще… много дней работы. Подозреваю, что ОЧЕНЬ много дней.

Придумаем, поддетый невесть откуда взявшимся вдохновением, вдруг подпрыгнул на месте. Множество его ног на какое-то мгновенье повисли в воздухе, а колокольчики так сильно зазвенели, что слегка заложило в ушах.

– Трудности меня тоже не пугают, как и тебя! Только подожди пару минут, мне нужно выработать весь раствор, чтобы не засох. Раньше, когда у меня оставались битые кирпичи да куски застывшего раствора, я их просто сбрасывал вниз. Теперь опасаюсь это делать — с такой высоты совсем не видно, что там творится. Вдруг упадет на чью-нибудь голову? Ох и разболится потом голова…

Максим изобразил на своем лице некое подобие улыбки, а отважный строитель, что-то бормоча себе под нос, принялся укладывать новые ряды, при этом явно торопясь, в следствие чего мозаика стены вновь пошла вкривь да вкось. Но это нисколько не смущало ни хозяина башни, ни тем более его гостя.

– Готово!

Последние пригоршни раствора были аккуратно вылизаны из маленького корытца, последний кирпич занял надлежащее ему место в нескончаемой цепи себе подобных, а мастерок, обсыхая, стал греться на солнце. Когда уже спускались вниз, Придумаем вдруг щелкнул себя по лбу — это его привычка все свои эмоции выражать какими-то движениями, чаще всего — нелепыми. Сейчас он наверняка вспомнил о чем-то очень важном.

– Чуть не забыл! Ты мне совсем заморочил голову своими загадками, а ведь сегодня… — он не договорил, вновь погружаясь в собственные думы.

– Действительно, сегодня у нас сегодня. Я как-то не заметил.

– Сегодня же круглая дата! Мы ее ждем каждые три года!.. Теперь понимаешь, о чем я говорю? Речь Диогена!

Словесный туман сказанного долго стоял в ушах, но понимание, хоть убей, не приходило. Пришлось задавать наводящие вопросы:

– Кого, чего??

Придумаем резко затормозил и смостирил вопросительную гримасу, насколько она была возможна на его физиономии. Его верхний глаз изумленно хлопнул ресницами.

– Скажи, ты что… и впрямь с облаков к нам свалился? Я угадал? Теперь поясняю, как можно доходчивее: на Очарованной поляне в бочке живет Диоген, в некотором смысле — коллега господина Философа. Так вот, днем и ночью он безвылазно сидит в своей бочке, изолировавшись от всего мира, и постоянно думает…

– Над загадками?

Придумаем зло сплюнул.

– Ты помешался на своих загадках! Его размышления более глубоки и более возвышенны! Он постоянно думает над Умной Мыслью!.. Так вот, раз в три года — ни реже, ни чаще — происходит знаменательное событие, на которое сходятся многие жители близлежащих мест. Диоген вылазит из бочки, чтобы поведать миру очередную Умную Мысль, а потом вновь ныряет в свое убежище, чтобы следующие три года провести также в размышлениях. Поверь, Максим, такое событие нельзя пропустить, так что после полудня приходи на Очарованную поляну, не пожалеешь.

– А я успею сбегать до замка?

– Если поторопишься.

Поторопиться-то не грех, было бы из-за чего… И вот, возникли два противоборствующих желания. Одно из них очевидно: плюнуть на чудаковатого обитателя какой-то там бочки и посветить весь день романтическому свиданию — не спеша, без суматохи, смакуя каждую его минуту. Но с другой стороны — единственная возможность в течение трех лет… Другая появится лишь в отдаленном будущем, да и то — появится ли?

– Где хоть эта поляна?

– М-м-м… на словах трудно объяснить. Надо показать.

Снова пришлось подниматься на двести седьмой этаж. Придумаем отыскал в куче мусора свою подзорную трубу, и навел ее дуло на маленькое зеленое пятнышко, затерявшееся среди лесных массивов. Его рука вытянулась в том же направлении, а единственный семисуставный палец разогнулся и стал прямым как стрелка указателя.

– Вон там, видишь? Это не так уж далеко от твоего замка.

– Я приду. Вдруг этой Умной Мыслью будет ответ на третью загадку?

Ну, каждый помешан на своем, что тут говорить. На том разговор и закончился. Остаток пути они молча спускались по вьющейся лестнице, вдыхая темноту и сырость. Внутри баши тело теряло всякий вес, и путь назад по этим кирпичным закоулкам доставлял одно удовольствие. Перевернутая вверх ногами, уродливо нарисованная на стене ось Z переворачивала вместе с собой фундаментальнейший из всех физических законов — силу гравитации. Возможно, переворачивала заодно и что-то там в мозгах путешественников, так как они на полном серьезе воспринимали все происходящее.

Внизу приятели расстались, не забыв пожать друг другу руки, и каждый пошел своей дорогой.

Максим даже не заметил, как одолел расстояние, казавшееся раньше муторно-долгим и утомительным. Он был полностью поглощен своими мечтаниями и не чувствовал ни времени, ни дороги, ни усталости. Лишь когда черная громада замка всплыла перед взором, и его отрезвляющая тень поглотила собою солнце, еще минуту назад так беззаботно купающееся в глубине небес, он вновь ощутил себя маленьким, ничтожным и беспомощным, каким и являлся на самом деле. Впрочем, он довольно быстро овладел собой, и размотанная веревка с трезубым крючком на конце уже взмыла в воздух. Максим употребил всю силу своего желания, на которую только был способен, и после нескольких неудачных попыток этот непокорный воздушный змей с железными когтями вместо крыльев все же умудрился зацепиться за вершину стены. Его хвост свисал до самой земли, превратившись таким образом в спасительную лестницу, правда, всего с двумя ступеньками, одной из которых была земля, другой — карниз каменной стены. Да, да — той самой стены, что еще гордо и нагло возвышалась над головой.

Ободрив себя самыми радужными мыслями, Максим осторожно полез. Чтобы прогнать остатки страха и неуверенности, он решил постоянно думать о принцессе, желая прежде всего представить ее образ, но перед взором мельтешило что-то совершенно невнятное. К середине подъема усталость настойчиво дала о себе знать, превратив все тело в тяжелый камень, готовый в любую секунду рухнуть туда, откуда он был поднят (то есть, на землю, куда же еще?). Максим уже вообразил себе это историческое для его жизни падение, и стало вообще дурно. Все мышцы ныли, пальцы стали деревянными и совсем бесчувственными. Веревка растянулась длиною в бесконечность… Потом случилось то, во что он уже перестал верить — каким-то чудом, а может, незримой помощью неведомых благодетелей-богов он все-таки достиг карниза. Вот-вот уже готовый сдаться и расслабить руки, он нащупал желанную вершину — конец пути.