Поп и пришельцы

ко на Рождество и Пасху являлось неизменно в полном составе, со свитой и всегда деньгами в конверте. Драговозов, крякая, говорил после причастия:

– Это… на храм, от чистого сердца…

И отец Герман брал, не смущаясь, поскольку Николай Панкратович действительно всегда давал от чистого сердца.

По специальной просьбе Драговозова отец Герман каждый год присылал ему через богомольных скотниц открытку с извещением: Пасха будет такого-то числа – прошу пожаловать на крестный ход и всенощное бдение. Традиционно сложилось так, что эти открытки были самодельные, – матушка самолично карандашами рисовала ветки вербы и яичко с буковками «ХВ». Отец Герман считал важным, чтобы все исходящее от Церкви отличалось от светского, даже в мелочах. И Драговозов инстинктивно принимал это.

Они с отцом Германом существовали в Пояркове как два суверенных государства. У них сложился определенный дипломатический этикет, что создавало в регионе стабильную, здоровую обстановку.

Поэтому отец Герман ничуть не удивился, когда к храму подкатил драговозовский джип и оттуда вышли Алина с молодым человеком, который шел за дочерью босса, чуть пригнув голову и постреливая любопытными глазами. Алина достояла службу – они прибыли к середине, а потом приблизилась к отцу Герману и вручила ему длинный конверт с фирменным кроликом в углу.

– Благословите, отец Герман, – чинно молвила Алина.

– Господь с тобой, Алла, – сказал отец Герман. – Редко тебя вижу.

Алина сделала гримаску.

– Папа устроил меня на заочное. А это еще труднее, чем на дневное.

– Что же не на дневное?

– Говорит, нечего дочери Драговозова околачиваться среди лоботрясов.

– Это он прав, – согласился отец Герман. И спросил: – Бухгалтерия?

– Да, – Девушка вздохнула. – Говорит – чтоб знала, откуда берутся деньги.

– Понятно, – сказал отец Герман.

– А Катю хочет ветеринаром… – продолжала Алина. – Вот письмо для вас. Вы пока читайте, а я подожду.

Письмо было отпечатано на бланке «Кроликов Драговозова» и гласило:

«Многочтимый отец Герман!

Присылаю к Вам младшего зоотехника усадьбы «Хлопино» Манушкина Бориса Сергеевича для просвещения его в вере и крещении, о чем прошу выдать удостоверяющий документ, для последующего его вступления в брак с моей дочерью Драговозовой Алиной Николаевной.
С уважениемН. Драговозов».

Отец Герман сложил письмо, постучал им по ладони. Боречка смущенно озирался в храме. Деловитая Алина ставила свечи «папиному святому царю», который смотрел на нее улыбчиво и кротко из-под золотистой византийской шапочки.

Пятясь, Боречка случайно толкнул отца Германа – тот выронил письмо. Боречка сказал: «Ой!» и наклонился, чтобы поднять, а потом, не зная, чем еще покрыть смятение, показал пальцем на образ Николая Второго, возле которого хлопотала Алина, и спросил: «А это кто?».

– Значит, ты, Борис, желаешь вступить с Алиной в супружество? – проговорил отец Герман.

Борис покраснел и довольно дерзко ответил:

– А что, нельзя? Ее отец, кстати, не против…

– Идем. – Отец