Завещание Малого Льва

Он был груб. Груб и прямолинеен, как всегда.

— Сваливаю, — не стал возражать Леций, — если тебе так понятнее. Не могу больше.

— Ах, не можешь?!

Ольгерд поплотнее закрыл дверь своего кабинета в полпредстве, развернулся и грозно пошел на него.

— Он не может! А я мог?! Сколько раз ты меня ломал в угоду своим аппирам? И сколько лет я это терпел? Всю жизнь мне наизнанку вывернул! Думаешь, мне легко было? А теперь что? Аппиры тебе надоели? Разлюбил их? Всё это такая игра была, да? Ерундой мы тут всякой, оказывается, занимаемся! А ты наигрался в эту игрушку и теперь нашел другую — лаклотов он будет искать! А твои уроды, между прочим, на тебя молятся! А кто будет золотых львов освобождать? Кто им наобещал тут райскую жизнь? Я что ли? Земля и так меня затеребила: «Что у вас там происходит с Тупиком?». Всё время наблюдателей присылают, а я отчитываюсь, как мальчишка. Я что ли всё это начал?!

— Львы могут подождать. И все остальные тоже.

— Все всё могут! Кроме тебя! Так и знал, что когда-нибудь ты всех нас подставишь!

Ольгерд перевел дыхание, подбирая, наверно, подходящие слова.

— Давай-давай, — одобрил его Леций, — вываливай. Накопилось, поди, за столько-то лет!

— И вывалю! — навис над ним Оорл, высокий, мощный, красивый даже в гневе, яростно сверкающий шоколадными глазами, — думаешь, молчать буду? Нет в тебе надежности, Индендра. Нет и не было. Скользкий ты как щука, не ухватишь тебя. Никогда не знаешь, что у тебя на уме, что ты задумал, и что ты выкинешь завтра. И никто тебе не нужен на самом деле. Ты просто хочешь всем нравиться. Я всегда это чувствовал, с самого начала. Аппир ты до мозга костей, а никакой не золотой лев. Куда уж тебе! Не может он! Видали неженку? Жена ушла, которую он и не любил-то никогда. Катастрофа у него! А что с планетой будет, с нами со всеми, тебе уже плевать?

Леций молча слушал. Он знал, что Оорл горяч, знал, что он в чем-то прав, и знал, что возражать сейчас бесполезно.

— А сестре моей жизнь ради чего портил? Ради своих львов и аппиров. Выходит, тоже из-за ерунды? А отца своего как встретил? Тошно вспомнить… А брату своему ты что устроил? Он здесь, Леда — там. Хочешь, чтобы и он без жены остался?

— Настоящие жены из-за такой ерунды не бросают, — проговорил Леций.

— А дочь свою беспутную на моего Льюиса оставляешь? Она за ним как привязанная ходит. Видел вчера на Шеоре.

Леций молчал.

— А моей дочери какого черта голову дуришь?

— Которой?

— Издеваешься? Не хватало еще, чтобы младшей! Скирни, конечно!

— Я дурю ей голову?

— Убью… — Ольгерд, кажется, выдохся, он устало сел в кресло напротив и вытянул ноги, длинные, крепкие ноги в толстых ботинках солидного размера, земляне всегда предпочитали ботинки, — всё ты понял, лучезарный, не прикидывайся. У нее, между прочим, муж есть. И не кто-нибудь, а мой Льюис.

Леций сидел и тупо смотрел на эти его ботинки. Какие-то на них были дурацкие заклепки и эмблемы.

— Всё сказал? — спросил он после долгой паузы.

— Всё, — буркнул Оорл, — и что ты мне на это скажешь?

— Ну что сказать? — Леций взглянул на него, — прости.

— Ну, знаешь… — обалдел суровый полпред.

— За всё прости. Кроме Скирни. Клянусь, я тут ни при чем. Сам любого убью, кто им помешает.

Теперь Ольгерд тупо молчал и смотрел на его сапоги. Леций помнил того порывистого мальчишку, которого он когда-то вытащил с Земли на Наолу. Землянин всегда впадал в крайности: то обожествлял его, то ненавидел, то восхищался, то осуждал, он терпеть не мог никаких компромиссов, и его кидало из стороны в сторону. Это мешало им до конца подружиться.

— Вообще-то я думал, ты лучше ко мне относишься, Ол. Но всё равно прости. Я такой. Ты сильный, я слабый. Я требовал от тебя того, чего сам не могу. Так уж вышло. Пойми, мне тут тошно. Я просто не могу ни на что смотреть. Если я останусь — лучше не будет. Лучше уж убей меня, раз так, у тебя получится.

— Эх, ты, — с досадой, но уже без ненависти взглянул на него Ольгерд, — да кто к тебе относится лучше, чем я? Есть еще такой дурак в галактике? Я шестьдесят семь лет на тебя вкалываю безропотно, ты и мне голову задурил своими идеями… а теперь сбегаешь? И что без тебя тут делать?

— Идеи оказались ошибочными, — сказал Леций подавленно, — и вся моя жизнь — сплошная ошибка. Хочется хоть что-то стоящее сделать напоследок.

— Ладно, — Оорл вздохнул и расстегнул китель, — тебе и правда пора проветриться. Зря я так наехал. Знаешь, такое со всеми бывает, даже с правителями. Называется — депрессия. Тебя не убивать, тебя лечить надо. От этого даже лекарства есть. Спроси у Скирни.

— Спрошу, — усмехнулся Леций, — я как раз к ней и собираюсь.

— Давай-давай. Но сначала придумай, что я должен говорить земным инспекторам? Что врать-то будем, голубоглазый князь? Не говорить же им, что ты пошел искать лаклотов?

Земляне раздражали тем, что во всё лезли. Это было и понятно, они блюли свои интересы и свою безопасность. Девять миллионов золотых львов могли напугать кого угодно. Странные процессы на Шеоре тоже имели общегалактическое значение. Они и туда уже засылали своих представителей, пообщались с иврингами, пригласили их на Землю, но в дыру, конечно, не полезли. Обещали каких-то сверхроботов, на пока не прислали. А про наличие в галактике таких тварей, как Оборотни, они вообще не знали, иначе Советник Президента Эрнст Мегвут давно бы лишился своего поста.

Леций вдруг осознал, что земной полпред всегда на его стороне, целиком и полностью. И такого полпреда еще поискать. А что он там орет в запальчивости — это не так уж важно.

— Соври, что я на Наоле. С Наолой связи нет, проверить они не смогут.

— А что ты там делаешь, интересно?

— Вообще-то там моё вампирьё осталось. Могу я поинтересоваться их судьбой?

— Думаешь, кто-то еще выжил?

— Не знаю. Отрицательное поле, без Прыгунов… если не нашли другого источника, то за семьдесят лет вымерли давно. Но землянам это знать не обязательно. Просто соври, что я там.

— Ладно. А на самом деле? Куда ты направляешься, если не секрет?

— Для начала на Оринею.

— Ого! Почему туда?

— Меня интересует одна неординарная личность по имени Дрод. По-моему, он много знает.

— Ты и с этими тварями хочешь сотрудничать?

— Почему нет?

— Я же говорю: ты скользкий тип. Они детей мучают, а ты с ними будешь расшаркиваться?