Завещание Малого Льва

Скирни села на диван и тяжело вздохнула. У нее были совершенно детские глаза — небольшие, темные как смородины, быстрые, в густых щеточках коротких ресниц, а родинка на щеке довершала этот очаровательный образ.

— Да. Льюис сказал, ты можешь помочь.

— Думаю, что смогу.

— Мне даже неловко… я сама врач…

— Тут не врач нужен, а жрица Термиры.

— Ты сможешь стереть мою память?

— Я могу и это, — сказала Гева, — но сначала я просто хочу понять. Так что у вас происходит, Скирни?

Скирни взглянула своими детскими глазами, щеточки ресниц были влажные от слез.

— Мое тело меня не слушается, — призналась она, — оно просто деревенеет… я даже представить не могу себя раздетой. Вот что происходит.

— Ты стесняешься своего тела?

— Нет. Но ты ведь знаешь мое прошлое? Знаешь, что чувствует девочка-рабыня, которой не положено отказывать ни одному охраннику? Я люблю Льюиса, но мое тело почему-то считает, что это опять насилие надо мной. Я не хочу об этом помнить, не хочу, не хочу… но всё сразу всплывает…

Гева смотрела на нее внимательно и с чисто женским сочувствием.

— Да, это ужасно, я понимаю. Но ведь сначала у тебя не было такой реакции? Всё было хорошо?

— Да, — кивнула Скирни, — всё было как в сказке: шоколадное озеро, изумрудный песок, прекрасный, добрый принц из оазиса Пьелла… наверно, такое бывает только раз в жизни.

— Что же случилось потом?

— Сама знаешь. Он пропал.

— Да, но что случилось с тобой? Почему ты так изменилась?

— Потому что попала в другой мир. Я просто стала многое понимать. И как бы увидела себя со стороны, и мне стало так мерзко…

— Не можешь себя простить, — сказала Гева.

— Не могу, — согласилась Скирни и добавила с отвращением, — и не хочу.

Что-то тут было Геве непонятно, хотя, на первый взгляд, логика была. Это «не хочу» прозвучало слишком упрямо.

— За что ты себя так ненавидишь, Скирни?

— Я? Нет… что ты, я к себе неплохо отношусь. Я даже очень хорошо к себе отношусь.

— Да?

— Конечно. У меня нет комплекса неполноценности. Я о себе высокого мнения, Гева. А почему бы нет? Я хороший врач, я всем помогаю, я делаю только добро. Я хороший человек… даже если это звучит нескромно.

— Кто же спорит? Это так и есть. Ты замечательная, Скирни. И при этом ты себя не прощаешь.

— Прошлое нельзя изменить, Гева. Его можно только забыть.

— Ты не всё мне говоришь, — сказала Гева твердо.

— Не всё? — Скирни выпрямилась и как будто даже испугалась.

— Конечно. Ты никого не предавала, ты не была продажной, ты не была порочной. Тебя просто насиловали. К сожалению, это бывает в рабовладельческих обществах, многие женщины обречены на это, и это не причина так себя презирать. Что еще, девочка? Что там было?

Скирни испуганно округлила глаза.

— Ничего не было.

— Не ври мне ради бога… раз уж ты решилась прийти. Давай будем полностью откровенны. Ты врач, в конце концов.

— Я не вру, Гева.

— Может, тебе это нравилось?

Скирни даже покраснела.

— Ты что, Гева… нет, конечно. Это было больно, унизительно… потом уже безразлично. Я просто привыкла. Как это может нравиться!

— Значит, что-то еще случилось там, или уже потом на Земле. Что-то с тобой случилось, Скирни.

— Я же говорю: я просто стала осознавать.

— Знаешь, — Гева даже встала, — свои проблемы мы выбираем себе сами. Я бы поняла, если бы ты создала себе этот психоз, чтобы дождаться Льюиса. Но Льюис уже год как вернулся. И я никогда не поверю, что он с тобой груб и хоть чем-то напоминает тех охранников. Дело не в нем. Ты что-то скрываешь, дорогая, причем не только от меня, но и от себя.

— Клянусь тебе, ничего я не скрываю!

— Да ты и сама этого не знаешь, — вздохнула Гева, — или не помнишь. Наша память так странно устроена!

— И что же теперь делать?

— Не волнуйся. Эту занозу мы всё равно с тобой вытащим. Ты согласна на гипноз?

Скирни посмотрела совсем уж с ужасом.

— А… о чем ты будешь спрашивать?

— Не бойся, только по делу. И без подробностей, обещаю. И я ничего пока не буду тебе внушать. Я только хочу узнать правду. Ты ведь тоже этого хочешь?

Скирни опустила лицо, короткие реснички дрожали.

— Да.

Ее было жалко как ребенка. В ней действительно было столько детской чистоты и доброты, что просто представить было невозможно, как какие-то скоты над ней издеваются. Сколько Гева повидала на своем долгом веку мерзких, порочных баб! Почему же такая участь выпала вот этому ангелу?

— Смотри на свечу, — сказала она ласково, но твердо, — слушай меня, не отрывай взгляда. Хорошо. Сосредоточься… а теперь, девочка, на меня смотри.

Она направила белый луч из ладони Скирни в лоб. Та вздрогнула, замерла и вдруг, ничего еще не сказав, начала горько плакать.

Скирни сжимала в руках совершенно мокрую салфетку. Она ничего не помнила. Напротив в тусклом пламени догорающих свечей сидела усталая, печальная Гева, она смотрела с такой нежностью своими бездонными зелеными глазами, что хотелось броситься к ней и прижаться. У Скирни был идеал — Флоренсия Нейл. Второй потрясающей женщиной в ее жизни была жрица Гева. Правда, ее она еще и побаивалась.

Богини почему-то не удивляли, золотые львицы тоже, они просто казались нереальными, сказочными существами, Гева же была настоящей. Она прожила сорок тысяч лет не на небе, не в мирах иных, а здесь, на грешной земле, она всё видела и всё понимала.

— Что это? — спросила Скирни растерянно, — я плакала?

— Ничего страшного, — улыбнулась Гева, — так бывает.

— Море слез?

— В жизни ты очень сильно себя контролируешь, детка. Вот и накопилось. Знаешь, это даже хорошо, что ты выплакалась, теперь тебе будет полегче.

— Я ничего не помню, — сказала Скирни.

Жрица молчала. Это было странно и даже страшно.

— Гева, скажи же мне… почему ты молчишь? Ты поняла, что со мной?