Украденное имя (СИ)

Йаллер слышал их чувства, что сплетались в одно. В этом море было и холодное спокойствие почти бессмертных, и рвущееся беспокойное пламя недолго живущих, и общий страх - увечий, смерти, - и уверенная поступь грядущей победы. В победу верили все, даже те, кто чувствовал, что не дойдёт, - готовы были не дожить, лишь бы она пришла, обняла живых распахнутыми крыльями свободы и дала покой. Позже, когда настанет час пойти в бой и делать грязную кровавую работу, платить жуткую цену, - придёт отчаяние и яростное нежелание соглашаться на то, что всё кончено, но сейчас... сейчас всё было иначе. Будущее кружило головы, звало и уже - существовало. Дни и ночи своей неостановимой поступью приближали его, и нужно было только спокойно идти вместе с ними.

Йаллер ушёл с холма: надвигалась ночь. Скоро вооружённые потоки остановятся, и на их пути к грядущей победе настанут прохладная тьма, тёплое живое пламя костров и искры, летящие в чёрное небо. Придут негромкие разговоры - о неважном, как будто ничего особенного не происходит, потому что за долгие дни всё уже проговорено, пережито в начале пути, а сейчас - очередная ночь, очередной день, и до того грозного времени, когда из рядов тех, кто идёт сейчас вместе, смерть вырвет свой урожай, ещё далеко.

В ночи Йаллер тихо подбирался к кострам, садился к людям и слушал, вплетал в разговоры свою нить - легко, ненавязчиво, как будто всегда был знаком с сидящими в ночи. За элиа его не принимали, - не похож, - думали, что человек... не простой, а из тех, кто умеет больше других, такие были. От этого становилось тепло на душе: да, одарённые Силой и живущие долго, да, они здесь, где-то далеко, но кто-то сидит неподалёку, пошёл в этот поход и должен, обязан уцелеть. С людьми было хорошо и спокойно, он невольно вспоминал, как в последний раз сидел вот так, накануне битвы, с ха-азланна, но тогда белой невыносимой болью резала мысль о неизбежном поражении. Тогда к воинам по обычаю в последний раз приходили женщины - их жёны, не их, ничьи, чужие - всё равно, и идущие навстречу Смерти не имели права отказать Продолжающим Жизнь... Йаллер заставлял себя вернуться в реальность, и его голос оставался ровным. Тени прошлого не должны здесь никого тревожить. Он не выпустит их из своей памяти. Местным хватит грозного настоящего, созданного тем, с кем им предстоит воевать...

***

Когда он увидел, что брат вышел из ворот своей крепости и заманивает своих врагов по спиральной дороге - вверх, к жерлу вулкана, он понял, что скоро тот задействует всё, чтобы зажечь в дремлющих до сих пор кольцах элиа тот внутренний огонь, на который рассчитывал.

Он не знал - до сих пор! - что кольца подменены, он просто чувствовал, что они есть, но всё сливалось в мутном незримом вареве Силовых вихрей, он определил, у кого кольца, и теперь - оставалось только дойти до своего Источника, и воззвать к ним, и подчинить.

Йаллер ждал до последнего, пока не начнётся бой, пока брат не займётся людьми и элиа... и не начнёт вытягивать силы - из своих. Из тех, кто замрёт тут же, в башне и потеряет счёт времени. Да, изначально задумано было иначе: чтобы за ними стояли народы... но - не вышло.

Йаллер рванулся в воздух, - знал, что некому уже следить.

Силовую линию-границу почувствовал в полёте, - как будто пронзило белое пламя, только - незримо, от этого зашлось дыхание, но лишь на мгновение, а дальше - настала серо-сиреневая дымка, заволакивающая всё, лежащая на камнях, на пожухлой траве, на окрестных скалах... и в этой дымке беззвучно и непрерывно рвались молнии. А потом - он пересёк горную цепь, пролетел над равниной и, скрываясь в низких облаках, добрался до крепости.

Он знал, что никто не остановит. Он знал, что обитатели крепости заняты - другим.

Он опустился во внутреннем дворе и прислушался. Где-то снаружи были живые. Снаружи.

А потом - чётко и страшно - почувствовались хозяева. С отчётливым призвуком смерти, стоящей за плечом каждого из них. Они все уже прошли через неё, но - иначе, чем он. Йаллера передёрнуло от осознания того, чем они стали.

Йаллер подумал, может ли он убить их. Нет, не убить, - они и так мертвы, - честнее: открыть Вход и отправить их туда, куда уходят души умерших.

По дороге к ним подумал, что может - попробовать. Что имеет право попробовать.

Если кто-то из них - он не решался сказать: после победы, - попросит упокоения и ухода.

Путь по крепости был извилистым и сложным, Йаллер с присвистом втянул воздух: долго, как же долго, там, далеко - идёт бой... он должен успеть, надо подойти ближе... иначе - ненадёжно. Это Аксерат. Тут - так.

А потом он рванул дверь на себя - и увидел их всех.

Они уже были призраками-мертвецами, и стояли в круге, и соединяли руки, а Йаллер чувствовал, как пульсирует жилка на виске, как сердце бьётся в горле, хотелось крикнуть, но казалось: ты не можешь кричать в этом неживом воздухе, здесь - только безмолвный разговор мёртвых. Что ты здесь делаешь, ты - живой!..

Он шагнул к ним, преодолевая подступившее отвращение, резко схватил мертвеца за плечо, - да, он всё же материален, это не Ирату, сквозь которого проходили руки... Отцепить их друг от друга было страшно трудно, он кричал, звал Рауна, не знал, как звать остальных, просто пытался пробиться к чужому сознанию сквозь отупляющую, высасывавшую силы чужую волю, сквозь мутные туманы чужой планеты... серо-сиреневая дымка зловеще заклубилась у окна, рвалась в зал, но окно было глухим, и не было ей хода.

Тяжёлый взгляд вынырнул из ниоткуда.

"Кто ты?"

Глаза Йаллера сверкнули.

"Я - Саурон."

Раун вздрогнул всем телом, во взгляде всплеснулась мучительная тревога, страх накатил волной: здесь? сейчас? мы что-то делаем не так?

Йаллер всей душой хотел подтолкнуть его к осознанию, но - издалека донеслось: элиа задействовали его кольца, он не мог это ни с чем спутать... а затем брат рванулся подчинить их... и понял: он ошибся. И - узнал. Не мог не узнать.

Йаллер пошатнулся от его ярости и злобы, вскинул руку, чтобы защититься, - выпустил Рауна, - а круг распался.

- Саурон? - переспросил Раун Дагвиати.

И - нерешительно, едва веря своим глазам, страстно и отчаянно желая поверить:

- Йаллер?..

- Да.

У Йаллера кружилась голова, перед глазами плясали золотые искры. Где-то далеко бой был окончен, там была радость победы и боль потерь... а он обнаружил, что сидит на полу, прислонившись к какой-то старой плите, чуть ли не могильной. Призраки вдруг стали тускнеть, сливаться с серой дымкой, из их круга донеслось горькое желание - жить... и всё исчезло. Чёрные камни оказались простыми, выщербленными, - похоже, вытёсывали их где-то неподалёку, наверное, чтобы недалеко было таскать...

Он растерянно попытался обнаружить девять бывших людей - и не смог.

Он был один. Вся крепость была - его, пустая и тихая, и только издалека снаружи доносился голос ветра.

Йаллер неловко поднялся. Тишина угнетала, он не мог смириться с тем, что люди пропали, упорно цеплялся за мысль, что это какой-то подвох, что они просто не хотят говорить и показываться, потому что победили их хозяина, но умом понимал, что это неправда. Они - связаны. С золотым кольцом. С его властелином. И если понять, что с ним стало, то, надо полагать, найдётся ключ к разгадке... а может быть, и нет.

Он с тоской закрыл глаза. Мысленным взором увидел знакомую пещеру, - да, это здесь брат проводил рукой по стене, и к нему стекались золотые ручейки. Теперь тут было много народу... и один из них, Исилдур сжимал в одной руке меч, а в другой - то самое кольцо. Из пятерых, - тех, кто сам пошёл в последний бой против руниа, - осталось в живых только трое, Исилдур со слезами на глазах кричал что-то про смерть своего отца, а Йаллер слышал его страх, что уничтожение кольца убьёт Рауна, слышал мысли о таимой отчаянной надежде спасти его... раз уж отца - не удалось. Элиа пожали плечами и сбросили изрубленный труп руниа в пропасть, - туда, где внизу светилась алым раскалённая лава. Йаллер мысленно одобрил: он бы сделал то же самое. Потом элиа задержались, звали своих - отставший отряд, - долго и торжественно несли тела убитых вниз, один из элиа снял кольцо с руки мёртвого вождя и друга... были речи, были вскинутые к низкому небу мечи, были валявшиеся на земле трупы, среди которых отыскивали своих и уносили хоронить. Заклятые горы безмолвно торопили уйти, и никто не пытался с ними спорить: здесь нельзя было оставаться.