Пропавшая (СИ)

Когда я наконец отвязался от бедной женщины, стоял уже белый день. В Вяземском и в октябре месяце было приятно просто пройтись на свежем воздухе: весь усаженный деревьями центр города утопал в золотом и алом. На главной улице компанию мне составили старики и отчего-то многочисленные здесь мамы с колясками. Правду Гарик говорил о "нормальном свете". Казалось, сюда, кроме айфонов, в последние десятилетия не попадало вообще никакой технологии, не говоря уже о каких-то там революционных открытиях в биологии, или физике, или какая разница ещё в чём. И, что самое интересное, я только что сам приехал - а вся эта наука и мне уже начала казаться чем-то далёким и неважным. Вот уж магия места.

Ира Зайцева, лучшая подруга Светы, жила в кирпичной пятиэтажке вниз по склону. Слегка заторможенная, с крупными чертами лица девочка, которую по не понятной мне до сих пор причине выбирали королевой всех без исключения школьных балов. Десяток лет спустя я ожидал увидеть её какой угодно - только не поправившейся на столько десятков килограммов. Лицо, ноги, живот будто надули насосом для шариков и узлом завязали дырочку. Ничуть не удивляясь нежданному визиту, толстая Ира открыла мне дверь, молча развернулась и прогрохотала на кухню. Не успел я подумать, что в этой квартире - довольно ухоженной по сравнению с предыдущими - я окончательно лопну от чая, как из-за кухонной двери щёлкнул ключ пивной банки.

- Ну да, дружили мы с ней. Да кто её знает, куда делась, побесится - вернётся. Это ж Светка. Курить будешь?

Макияж на лице королевы красоты был фантазией на тему готики и американских индейцев. Всё глубже погружаясь в клубы дыма, она короткими фразами рассказала всю жизнь Светки Белкиной, в которую была не вхожа её мать. Удивительно, но и в этом захолустье были свои неформалы, своя ночная активность, по мере взросления переходящая в обычную бытовуху. Я после школы счастливо сбежал на столичный журфак - а у тех, кто остался, подростковые развлечения типа "пива за спортзалом" никуда не делись, просто эволюционировали. Более крепкое стали пить, более весёлое курить, несколько реже менять партнёров, кто-то завёл семью и "отвалился", - вот и всё. Последнего светкиного звали Джас; я его не знал, но, видимо, в ближайшие два дня встретиться нам было заказано. Правда, с ним она тоже рассталась, за добрый месяц до того, как пропала. "Посрались, как обычно, из-за ничего, но сколько уже можно". Нет, полиция к ней не приходила. А зачем - понятно же, свалила оторва из города, и ищи её теперь. Мамаша перепугалась, так то мамаша... Говорила королева так, как будто у неё в органах были по крайней мере знакомые.

- Она... жалко, если она... того, - расчувствовалась под конец Ира. - Она не такая, как это... говно, вся эта пьянь подзаборная. Я тоже девка как девка, а она... что-то в ней было. Что-то искала, но сама не знала, где. Йоги там всякие, тайчи - бралась и бросала через месяц, всё как будто не то. "Надо что-то значить. Чтобы кому-то в этом сраном мире было до тебя дело." Вот что она мне говорила, а потом... Лишь бы она и вправду сейчас была где-нибудь в Нерезиновой, поступила бы в свой арт-колледж, как собиралась...

Истекая смешанной со слезами косметикой, Ира проводила меня до двери. Кажется, она даже не поинтересовалась, зачем мне было всё это знать. Я спускался по провонявшей котами лестнице и думал, как всё могло случиться. Уставшая от однообразного, грязного быта, от мерзкой работы, от бессмысленности происходящего, ушла куда-нибудь за линию города с бритвой или с таблетками, как сейчас любят... Я живо представил эту картину и тут же отругал себя за сентиментальность. Конечно, могло быть и так. Но только лишь того, что я знал, для подобных красочных описаний было мало.

Так или иначе, на душе было тяжко. Будто усугубляя, съёживающийся осенний день клонился к концу. Я зашёл в сумрачную каштановую аллею вдоль дороги, присел на ближайшую лавочку и достал планшет. Палец с сомнением скользнул мимо иконок соцсетей и игры "Третий фрукт", остановившись на новостях. Бряцание оружием во внешней политике, растущие налоги во внутренней, румяные селебрити на красных дорожках... Практически у каждой новости, какой угодно глобальной, был свой "протагонист", один или, реже, несколько человек, о ком на самом деле была речь, чья фотография висела под заголовком. Если вся эта история с биополями была правдой, каждый из них - и из нас - излучал некие волны, которые переплетались, влияли на них самих и окружающих. Но одинаково ли для них и для нас? А если нет, зачем вообще люди стремятся наверх, в заголовки, не это ли ищут?..

После подобных вопросов рука сама потянулась к вкладке "Наука". Первая ссылка в топе новостей вела к статье об этических последствиях открытия "эрго-теты". Удивительно, но я даже знал имя автора: современный не то аналитик, не то философ, с богатым послужным списком речей на "TED" и популярным блогом. "Во второй половине XX века Маршалл Маклюэн ввёл термин "всемирная деревня". Тогда он имел в виду планету Земля в эпоху телекоммуникаций - мир, где, как на селе, все знают всех, где нет секретов, есть только позиции и мнения, и мнений этих миллион. Если связь между людьми мгновенна, время и расстояние во многом теряют смысл, а каждый человек в отдельности владеет знанием всего человечества. Сейчас, полвека спустя, мы подошли к новой черте. И если прежнюю нарекли "всемирной деревней", то нынешнюю, пожалуй, можно назвать "последним городом". Последний - потому что других таких не будет: стирается последняя граница между одним человеком и другим. Телекоммуникации объединяют людей, но лишь тех, кто ими пользуется. То же, что открыли чуть больше года назад в Швеции, делает это, хотим мы этого или нет. Если судить по уже опубликованным данным, человечество связывает одна непрерывная сеть, участники которой зависят друг от друга, изменяют характер своих волн в зависимости от того, с кем находятся в связи. Распространение её нелинейно, никто пока с уверенностью не может сказать, каким образом и в какой момент образуется связь. Кто знает, может, посредством той самой информационной паутины, которую мы строили всё это время? И если так, действительно ли с открытием "эрго-тета" что-то так уж сильно меняется по сравнению с тем, как если бы мы просто заходили в "Википедию" или писали в чат приятелю из Ботсваны? Точный ответ нам дадут только исследователи, но один вывод можно сделать уже сейчас. "Последний город" - потому, что в большом городе мы живём рядом с тысячами, миллионами людей, но ничего о них не знаем, зачастую даже не подозреваем об их существовании. И всё же мы связаны. И я, и вы, и мой воображаемый приятель. У всех нас от начала времён была одна судьба - и так ли важно, что мы узнали об этом только сейчас?"

С приближением ночи ощутимо холодало. Вверх по склону, с реки, подул пронизывающий ветер. Я встал, надвинул на нос шарф, зашагал к дому - и содрогнулся от него, от вчерашнего чувства, пришедшего в том же виде и примерно в то же время суток. Автобус тогда только подъезжал к городу, на соседнем холме в свете фонарей показалась табличка "Вяземское - 40 лет!", а сердце вдруг, без предупреждения, схватила холодная тоска. Снаружи уже мелькали огоньки окон, а я всё не мог понять, откуда оно взялось, такое пронзительное: будто потерял кого-то дорогого, даже любимого, но никак не вспомню, кого. Первое, что я увидел тогда у дверей автобуса - объявление о пропаже на фонарном столбе. Внимательно изучил, свернул и положил в карман.

И сегодня тоже - на каждом фонаре по пути, на каждой хоть сколько-нибудь освещённой стене шелестели листки ксерокопий. Вот уж расстаралась Виктория Павловна. Теперь, куда ни пойди в Вяземском, Света Белкина будто следует за тобой, идёт рядом, даже обгоняя. Кажется, когда-то она мне даже нравилась, но недолго, так, что ещё до выпуска других школьных любовей случилась не одна. Поэтому ближе к ней, чем сейчас, я никогда себя не чувствовал - и на других жителей Вяземского это тоже распространялось. Вот уж странная ирония, она и подозревала, что её желание "что-то значить" исполнится так странно... или подозревала?..