Время под колоколом

- Ну и что из этого следует?

- Как же, лиценциат! Этот пес не кто иной, как превращенный слуга. И еще: в день, когда слуга исчез, из подвала, занятого Гойкоэчеа, повалил зловонный дым. Я сам был тому свидетелем. Гойкоэчеа объяснил происшедшее так, будто он уронил свечу на солому, но в подвал никого не впустил. Нет, лиценциат, здесь наверняка не обошлось без колдовства!

- Вы повторите это, если придется, на Святом суде?

Камачо энергично закивал. Некоторое время дон Кристобаль молчал, прикидывая, как отнестись к сообщению альгвасила.

- Вы правильно поступили, дорогой Камачо, рассказав мне о Гойкоэчеа. Если его вина будет доказана, он понесет наказание. Пока же прошу вас никого в это дело не посвящать, не стоит раньше времени поднимать шум. Хотя ваш рассказ не имеет никакого отношения к Себастьяну, с которого, собственно, и начался наш разговор,- тут дон Кристобаль улыбнулся,- я должен заметить, что вы хорошо понимаете долг истинного христианина. Когда представится случай, я обязательно доложу об этом его преподобию.

- Вы вхожи к великому инквизитору?! Я вам так благодарен, лиценциат!

- Мы Оба исполняем свой долг. Выпьем за дружбу!

- Ваше здоровье, лиценциат!

- Ваше здоровье, дорогой Камачо!

Карлос II, король (продолжение)

Давило в висках, в голове словно играла какая-то далекая музыка. Карлос сидел в кресле, обитом сафьяном, и зябко потирал руки: как всегда, поздней осенью Алькасар насквозь пропитывался сыростью. Повсюду в королевских покоях пылали жаровни: даже благовонные свечи не могли перебить запах гари.

Продиктовав несколько писем,- за этим занятием он мнил себя настоящим монархом,- Карлос решил размяться. Он любил бродить в темноте по замку, наводя страх на дворцовую челядь. И горе тому, кто давал повод обрушиться королевскому гневу.

Но в этот вечер Карлосу не повезло. Он долго ходил полутемными коридорами, но, кроме стражи, здоровенных гвардейцев, таращивших глаза от изумления, навстречу ему никто не попался. Пажу, несшему факел, король против обычая приказал идти позади себя - боялся, что свет вспугнет жертву. Поэтому каждый раз, делая поворот, он попадал на мгновение в кромешную тьму. Противная музыка в голове продолжала звучать, но теперь к ней примешивалась другая мелодия, приходящая откуда-то извне. Король остановился и прислушалcя: играли на лютне. Он спустился по ступенькам, толкнул дверь под лестницей и замер на пороге небольшой комнатки.

Камачо, борец за веру

Выйдя от дона Кристобаля, Камачо не пошел ночевать в казарму альгвасилов, а направился к сестре на улицу Санто-Доминго. Там он выяснил, что купец, услав кудато слугу, сидит в трактире, и не преминул этим воспользоваться. Дав указание сестре следить, чтобы Гойкоэчеа не застал его врасплох, альгвасил отворил окно на втором этаже и выбрался на каменный бортик, опоясывающий дом. Накрапывал дождь. Едва не поскользнувшись - о, святая дева Мария! - он добрался до балкона кордовца и, перекинув грузное тело через перила, заглянул в комнату.

Его чуть не стошнило. На столе в лохани, накрытой стеклянной крышкой, лежала мертвая собака, точнее то, что от нее осталось: очертания собачьего трупа с трудом угадывались в жирном студне, в который он расползался прямо на глазах; по студню волнами проходила мелкая дрожь. На лавке валялась необычная маска, совсем непохожая на те, что горожане мастерят для народных гуляний. Круглые глаза маски зловеще блестели, а оттуда, где полагалось быть носу и рту, свисала гофрированная трубка; видно, маска предназначалась для какихто особых колдовских обрядов. Над лавкой, на полке, стояли два больших сосуда из странного будто бы прозрачного материала, но не стеклянные. Внизу, на полу, лежали еще какие-то предметы, но из-за сгустившихся сумерек понять, что это такое, было невозможно...

Камачо не был особенным храбрецом, от лицезрения бесовских вещей его начал пробирать страх. Не желая далее искушать судьбу, он отправился в обратный путь; того, что он увидел, с лихвой хватало для любого доноса.

Оправившись от испуга, он потребовал перо и бумагу и принялся подробнейше описывать злокозненные деяния кордовца, присочиняя, впрочем, для пущей связности кое-что от себя. Он вдруг вспомнил, что заметил в комнате разъятую на части фигурку с короной на голове и что некий голос сообщил ему о чудовищном злодействе, приготовляемом против его католического величества.

Искреннее желание послужить святой церкви естественным образом сочеталось у альгвасила с намерением потуже набить кошелек: согласно находящемуся в силе эдикту императора Карла, деда нынешнего короля, половина имущества вероотступника передавалась человеку, раскрывшему ересь. На столе же, рядом с мерзкой лоханью, Камачо приметил изрядную горсть португалов - каждая монета в четверть ладони. Столько золота разом он видел едва ли не впервые в жизни; его ожидал богатый улов, при том условии, конечно, что золото не превратится в щепки н камни, чего всего надо опасаться, имея дело с колдунами.

Себастьян, шут

Посреди комнаты стоял стол, на нем блюдо с марципановыми пирожными. На лавке в обнимку с полногрудой девицей сидел, пьяно качаясь, лейтенант немецкой гвардии, а на полу, привалившись спиной к стене, полулежал хозяин комнаты шут Себастьян и наигрывал на лютне.

При появлении Карлоса девица, побелев, вскрикнула, лейтенант поперхнулся вином и только шут спокойно поднялся и вопросительно уставился на короля.

Внешность Себастьяна была примечательна: на раздвоенную верхнюю губу свисал длинный бугристый нос, морщинистый лоб наискось пересекался фиолетовым рубцом, который не могла скрыть жидкая прядь волос неопределенного цвета, вокруг глаз темнели круги, а подобная пергаменту желтая кожа на щеках блестела так, будто ее старательно надраили бархоткой.

Несколько мгновений король и шут молча стояли друг против друга: одного роста, оба сутулые, Себастьян - в обычной для шутов красно-желтой одежде с капюшоном, Карлос - весь в черном, и только на туфлях его тускло поблескивали серебряные пряжки.

Наконец, губы Карлоса тронула легкая усмешка. Он провел водянистым взглядом по стенам и, так ничего и не сказав, стремительно удалился. Едва затихли королевские шаги, из комнаты, как из зачумленного места, ринулись гости шута. Оставшись один, Себастьян пожал плечами и, взяв лютню, снова уселся на пол.

В королевские шуты он попал четыре года назадего в дар Карлосу, накануне вступившему на престол, преподнес герцог Альба. Король остался доволен подарком: в его коллекции не было столь редкостного монстра. Но вскоре у Себастьяна выявился существенный недостаток: шут оказался неразговорчив, а Карлос не любил молчунов, подозревая в молчании скрытую крамолу.

Впрочем, для Себастьяна все кончилось не так уж плохо: благодаря удивительному безобразию его оставили при дворе. А место подле короля занял желчный горбун Диего, говорливый до умопомрачения.

Со временем о Себастьяне почти забыли, но он сам напомнил о себе странным и дерзким образом. Это случилось незадолго до поездки Карлоса в Эскориал.

Однажды, когда король совершал ночную прогулку, из темной ниши раздался окрик: - Стой! Кто идет?!

- Король! - отвечала охрана, уверенная, что это ктото из стражников.

Но в ответ блеснула сталь мушкета.

- Поворачивайте назад, или я буду стрелять! -г закричали из ниши.- Это не король! Наш король красив и добр. Разве эта образина может сравниться с ним?!

Охрана застыла в замешательстве. Тут заговорил Карлос: - Вы, сударь, рискуете совершить роковую ошибку. Я - король...

- Поднесите факел к его лицу! - потребовал нападавший.

- Поднесите факел,- повторил Карлос глухо.

Паж приблизился к королю.

- Ближе, ближе! - закричал нападавший и кричал до тех пор, пока Карлос, испугавшись жара, не отшатнулся. Тогда нападавший выпрыгнул из своего убежища и отбросил мушкет. Стража сбила его с ног. Капюшон слетел у него с головы.