Пятый всадник (СИ)

В комнате на этот раз сидели два человека. Атаман и незнакомец в камуфляже безо всяких знаков различия. Лишь эмблема на рукаве в виде флага с голубым косым крестом на красном фоне. Внешность его тут же вызвала стойкие ассоциации со спецслужбами. Среднего роста, поджарый, череп гладко выбрит, коротко подстриженная бородка. Глаза проницательные, смотрят все время с насмешливым прищуром. Возраст его определить было невозможно. Ему можно было дать и сорок лет и все пятьдесят пять. Я его окрестил Особистом.

Незнакомец стал подробно расспрашивать обо всем. Начиная с семейного положения и образования, и заканчивая бизнесом, который я, якобы, вел в России. Я сразу обратил внимание, что его произношение сильно отличалось от местного. Значит, он не здешний. Если бы я был лингвистом, то, наверное, смог бы определить, откуда он. Но, честно говоря, у меня никогда не получалось даже отличить питерское произношение от московского.

Слушал он меня внимательно, время от времени задавая вопросы и делая пометки в блокноте. Тут я вспомнил, кого он мне напоминает манерой вести допрос. Точно так же вел себя Череп, тот детектив, которого Герман попросил помочь в моем деле с убийцами в погонах.

Я все рассказывал подробно и без остановок. Когда дело коснулось бизнеса, описал ситуацию, которая произошла между Рожиным и его компаньоном Денисом, поместив на место Рожина себя. Конечно, Денис Рожина не заказывал. Но вполне способен был это сделать при необходимости. Под конец Особист взял у меня данные по, якобы, принадлежащей мне фирме. Я сначала для вида отнекивался, дескать, боюсь, что киллеры сюда за мной приедут, но затем, как бы уступая давлению, назвал адрес, телефон и фамилии директора и учредителей. Под видом своего предприятия назвал одного из своих контрагентов, которые вели строительные работы на Базе. Пусть проверяет. Если спросит, почему меня нет в учредителях, скажу, что работали по джентельменскому соглашению, а учредители и директор – бомжи.

После допроса меня опять отправили в мою тюрьму. Набравшись наглости, я попросил у конвоиров матрас. Минут через десять матрас принесли, что я расценил, как хороший знак. Несмотря на то, что лежать на матрасе было на порядок удобнее, чем на голом полу, уснуть так и не удалось. Долгое время ворочался с боку на бок, пока дверь опять не открылась.

На пороге стоял Особист.

– Ну, что – отдохнул? – обратился он ко мне. Я встал с матраса.

– Да я, собственно, и не уставал, – решил я немного съязвить.

– Понятно, – не обратил он никакого внимания на язвительный тон моей реплики, – слушай, ты в армии служил?

– Нет.

– Откосил, значит,– это звучало скорее утверждением, чем вопросом.

– Почему откосил? – обиделся я, – у меня в институте военная кафедра была.

– Так ты, значит, офицер запаса?

– Лейтенант.

– А какая ВУС у тебя, лейтенант?

– Что-что? – не понял я.

– Специальность военная, говорю, какая?

– Командир взвода химзащиты.

– Ну, слава Богу, химзащита нам пока не нужна, – он постучал костяшками по косяку двери, – тактика была у вас на вашей военной кафедре?

– Раз в год на сборы выезжали на две недели. Там на сборах что-то такое было.

– Понятно. Ни фига, значит, тактику не изучали. А хоть стреляли?

– Ну, да. Раз в месяц. Из мелкашки.

– Тьфу ты, твою мать! – выругался Особист, – офицеры, блин! А что вы вообще делали на вашей военной кафедре?

– Ну, теоретические занятия были. По химзащите. А вместо полевых, в основном, на даче у препода фигачили. И у начкафедры тоже.

Услышав это, Особист снова выругался.

– Слушай, Олег! – он вдруг резко изменил тон на почти вкрадчивый, – я тебе хочу дать выбор. Ты можешь остаться здесь с местными головорезами, а можешь сейчас поехать со мной в Снежное и вступить в ополчение. Но, если останешься, то я за местную шушеру поручиться не смогу.

Нет, оставаться здесь – исключено. Неадекватный Атаман, да еще и этот вор – Никитич, который, наверняка, мечтает меня втихаря грохнуть. Я сразу же дал согласие на второй вариант.

– Отлично! – явно обрадовался Особист, – сейчас сядешь в мою машину и подождешь меня там, а я пока улажу кое-какие вопросы.

С этими словами он вывел меня из камеры и повел на выход. Часовой – парнишка лет восемнадцати, охранявший тюрьму, начал было возмущаться, но Особист грозно посмотрел на него, сказав пару веских слов. Парнишка побежал наверх – видимо, докладывать начальству.

Машина Особиста представляла собой довольно новый японский внедорожник белого цвета. Наверняка отжал у бедолаги вроде меня. Он посадил меня на переднее пассажирское сиденье, а сам, тем временем, зашел обратно в здание штаба.

Вышел он оттуда в компании с Атаманом, ожесточенно о чем-то споря. По долетающим до меня обрывкам фраз, я понял, что Атаман не хочет просто так меня отдавать и вымогает хоть какой-то выкуп. Сердце забилось, предчувствуя большие неприятности. Вдруг Особист плюнет, да отдаст меня обратно? Но, кажется, мне повезло. Особист махнул рукой и пошел в мою сторону. Атаман остался стоять у крыльца.

– Тьфу ты, блин, выродки! – выругался Особист, плюхнувшись в водительское кресло, – ладно, все, поехали!

Он завел двигатель и тронулся.

И тут до меня дошло, что я поеду в его машине, а мой «Лексус» останется здесь.

– А «Лексус»? – с паническими нотками в голосе спросил я.

– Что – «Лексус»?

– Мой «Лексус» здесь останется?

Лицо Особиста помрачнело.

– Слушай, Олег! Забудь про свою машину. Понял? Ее реквизировали. Все, забудь. Радуйся, что вытащили тебя из этого дерьма. После победы я тебе такой же подарю. Или вот этот «Прадик», – он похлопал ладонью по рулю.

«Лексус» было жалко. Я к нему уже привык.

– Они еще и деньги у меня реквизировали, – сам не зная, зачем, сказал я.

– Сколько?

– Больше тридцатки.

– Чего тридцатки?

– Рублей, не баксов же.

– Ну, могли же быть и гривны.

– Да, нет. Рубли.

– Вот, ублюдки, – опять выругался Особист, – скоты вонючие. Вот такие уроды и позорят Ополчение.

Выругавшись вдоволь, он успокоился. Я решил вставить свои мысли касательно этих ополченцев в поселке.

– Если украинская армия попрет на этот поселок, они все просто разбегутся. Это просто сброд, и на посту они спят.

Особист выслушал меня, нахмурив брови.

– Почему ты так решил?

– Что решил?

– Что они на посту спят.

Ага, значит то, что разбегутся, само собой разумеется. Я рассказал историю своего задержания. Если бы эти придурки не спали, то остановили бы меня еще на подъезде к блок-посту. Выслушав, Особист довольно долго молчал. Мне оказалось, что ему просто сейчас стыдно перед гостем за своих, если так можно выразиться, братьев по оружию.

– Этот район сейчас не имеет стратегического значения. Укропы сюда в ближайшее время вряд ли сунутся. У них сейчас в других местах проблем хватает.

Возможно, так оно и было – ему виднее. Но то, что люди, которые должны защищать народ, занимаются банальным мародерством – это в корне неправильно. Мародер никогда не пойдет умирать за Родину, потому что у него совсем другие интересы и цели. И они, мало того, что развращают нормальных людей, так еще и Ополчение дискредитируют. Если им сейчас в этой их дыре делать нечего, то могли бы заняться боевой подготовкой. А Атамана их вообще к стенке надо поставить, так как он и есть самый первый мародер. Остальные только пример с него берут.

Как, спрашивается, люди будут отдавать на передовой жизнь за Родину, если будут знать, что у них за спиной в тылу жируют вот такие ублюдки? Тут я вспомнил слова Профессора о бандах мародеров, которые будут повсеместно орудовать после Апокалипсиса, и понял – да, здесь он был абсолютно прав.

Все эти мысли, разумеется, за исключением Апокалипсиса, я высказал своему собеседнику. Он не ответил мне сразу. Я уже перепугался, что он обиделся и теперь вообще разговаривать со мной не станет. Но потом Особист разжал плотно сжатые губы и медленно, с болью в голосе, произнес: