Музыкальный Дом (СИ)

…Садовую овсянку запретили использовать для блюд уже давно. Но даже сейчас их тайно разводят в клетках, а перед употреблением запирают в закрытый чан с пшеном. Темнота заставляет овсянок есть безостановочно. Затем их помещают в бутыль, заливают арманьяком — медленно, чтобы птица не успела испугаться, и зажаривают целиком. Ты утонул в своих красных водах, Уилл…

…Не хочу тебя пугать, но давай ты уже проснешься, а? Мне не нравится, что здесь происходит. Я видела в окно, как Джек говорил с твоей женой. Она знает про психушку. Эм, про ВСЕ психушки, в которых ты побывал. И, судя по выражению лица Джека, что-то надвигается. В плане, это очевидно, не зря же он бродит вокруг твоей палаты, как шакал у водопоя. Он ждет…

…И в Аркадии был. Был, но теперь уже нет…

Он очнулся в тишине. Не обычной, которая нарушалась писком кардиомонитора, приглушенным гулом голосов в коридоре и шипением кислородного аппарата. Это была тишина, будто он совершенно оглох.

Ресницы слиплись, и, когда он попытался открыть глаза, их тут же резануло болью. Слава богу, кто-то был рядом и помог ему, вытер влажным диском засохшую корочку. Губ коснулась пластмассовая трубка, и Уилл с жадностью втянул вместе с воздухом прохладную, живительную воду. Кто-то в латексной перчатке вытащил из его носа дыхательную насадку, и Уилл с облегчением выдохнул.

— Он опасен?

— По рекомендации доктора Блум ему введена максимальная доза галоперидола. Если верить ее записям, это должно лишить его всех способностей на следующие шесть часов.

— Хорошо. Он может говорить?

— По всем данным пациент в сознании.

— Я бы хотел остаться с ним наедине.

— Как скажете. Зовите, если что, я буду в коридоре.

Раздался щелчок двери. Уилл открыл глаза, и мутная реальность, расплывающаяся по контурам в мягком, дневном свете, вернулась к нему, как поверхность после долгого погружения.

— Здравствуй, Уилл. Ты слышишь меня?

— Да.

Его собственный голос хрипел заезженной пластинкой для граммофона. Помехи в чистом звуке от воды. Странно, разве он не должен быть пустым, как лист? Не бояться. Не переживать. Человек перед ним…

Не доверяй ему, Уилл. Нет-нет-нет. Он тебя использует. Мы должны выбраться отсюда. Еще рано, но мы не должны показать ему, что все понимаем, все-е. Засранец, не вышло в Италии, он расставляет сети здесь. Ты понимаешь, Уилл? Нет? Не важно. Слушай меня. НИЧЕГО ЕМУ НЕ ГОВОРИ.

Далекий голос Эбигейл заставил его проснуться окончательно, и его зрение обрело фокус и четкость. Он не чувствовал ее присутствие и не видел ее. Только эхо. Должно быть, это из-за лекарств. Джек не спеша приблизился к его кровати: темно-синий костюм, ворот расстегнут на пуговицу, на шее видна повязка.

— Ты находишься в военном госпитале Тогас в штате Мэн. Сегодня двадцать шестое апреля. После операции ты провел без сознания два дня. Это ясно?

Политика честности? Три ха-ха, Джек, этим можно обмануть только старушку, верящую в заговор пришельцев.

— Ясно.

На тумбе стояла ваза с цветами, их принесла Молли с открыткой от Уолтера. Он не мог прочитать, что там написано детской рукой. Телевизор сняли с угловой штанги. Скорее всего, чтобы он не имел доступа к новостям. Значит, о нем знают журналисты.

Эта клиника — лучший вариант с отделением срочной хирургии, в котором тебя могли держать под строгим присмотром. При желании Джек мог скрыть твое присутствие ото всех, у тебя же другая фамилия. Но он не сделал этого. Значит, ему нужно внимание. Чье?

Ты знаешь ответ, Уилл. Не делай вид, что удивлен. Все по-прежнему крутится вокруг него. Никого не колышет наша судьба. Ну, может, твою жену, но мы еще посмотрим, какую лапшу ей успели навесить на уши.

— Ты знаешь, почему находишься здесь?

— Ты про ту часть с ухом или про то, как ты упустил доктора Лектера? — Уилл постарался, чтобы его интонация осталась невыразительной, а насмешка — едва уловимой. Простое уточнение фактов. Длинное предложение далось ему с трудом, и он несколько раз сделал глубокий вдох.

— Так даже лучше, не нужно объяснять все с самого начала.

— Думаешь, он придет за мной.

— Не исключаю возможности, — Кроуфорд подтянул раскладной стул и сел рядом. — И здесь ты в полной безопасности. За дверью круглосуточно дежурят три охранника.

— Он убил меня, Джек. Распорол мне живот от края до края. Думаешь, после такого он заглянет ко мне в гости?

— Кроме Лектера у нас еще проблемы: Лаундс узнала, что ты нашелся, и подняла в прессе много грязи за последние дни. Я виделся с твоей женой, для нее ты выполнял мой приказ.

Как благородно, Джек. Учитывая, что Фредди откопала эту грязь благодаря тебе. Играешь на два поля? Не разбираешь средств? Ай-яй-яй.

— Ты соврал моей жене? — Уилл поднял брови в удивлении.

— Поверь, иногда им не нужно знать всего, чтобы просто любить тебя и ждать дома.

— Они становятся от этого счастливее?

— Могут спокойно спать по ночам, — видимо, Джек говорил из собственного опыта, с тех времен, когда Белла была еще жива.

Уилл закашлялся, и Джек поднес к его лицу стаканчик, как из-под пепси, чтобы он смог глотнуть воды. Небольшие сокращения мышц в районе живота вытянули из него оставшиеся силы, и Уилл устало откинулся на подушку. Он не стал благодарить его ни за воду, ни за ложь во спасение его семьи.

— Хочешь, чтобы я помог его поймать.

— Он убил Эбигейл. Он бы и меня прикончил, если бы я не спрятался на втором этаже, пока не приехала местная полиция. У нас Беделия, но она утверждает, что была не в себе.

— Чему-чему, а уж врать она у доктора Лектера научилась.

— Так ты в деле?

— Посмотри на меня, Джек.

Кроуфорд без капли жалости взглянул на его недвижимое тело, обернутое бинтами в районе живота. В ближайшее время Уилл не сможет даже сходить в туалет самостоятельно.

— Чего ты от меня ждешь? Срочный вылет в Италию? Персональное турне по Европе? Что я брошу свою семью и рискну шеей?

— Не дай ему уйти после того, что он сделал.

— Для этого ты распорядился вколоть мне лекарства?

— Я должен быть уверен, что разговариваю точно с тобой.

Если б ты только знал.

— Сначала мне нужно поговорить с Молли.

Помолчав некоторое время, Джек поднялся, хмуро спрятав руки в карманы брюк.

— Как скажешь, Уилл. Я буду ждать твоего ответа.

Он заготовил речь, фотографии моего мертвого тела, хотел рассказать, где и когда меня похоронили, но оставил все на потом. Он не слезет с тебя, Уилл.

«Я знаю», — мысленно ответил он. И стоило двери закрыться за ним, а опасности отступить, как тишина окутала Уилла в кокон и мягко усыпила.

Медсестра подняла его кровать, чтобы он мог позавтракать, но еда на подносе выглядела, мягко говоря, неаппетитно: желтый еле теплый бульон, бесцветное желе, пюре и фруктовый кисель. Последнее имело консистенцию полужидких соплей, отчего он услышал:

Господи, ну и мерзость. А ты давай не филонь, это я могу быть капризной, я же мертва. Тебе придется есть… пить… эээ, в общем употреблять это еще пару дней.

Уилл тяжело вздохнул и под внимательным взглядом медсестры принялся за бульон. Та довольно кивнула и оставила его одного. Он не знал ее имени, но она приходила чаще всех, чтобы поменять ему катетер, подставить утку, если он хотел в туалет, и обрабатывала его тело мокрым полотенцем и ватными дисками раз в сутки. Он ненавидел больницы. Ненавидел полагаться на других. В этот раз его незавидное положение скрашивал галоперидол, который мешал ему слышать мысли этой женщины, пока она его омывала.

Но лекарства отступали. Организм восстанавливался, барьеры поднимались из небытия, и он уже слышал шум прибоя чужих воспоминаний на задворках сознания. Раньше дозы хватало надолго, теперь — едва ли на пару часов. Он не спорил и спокойно пил таблетки, не сообщая никому, что еще несколько дней, и от них не будет никакого толка. Он ждал этот момент с содроганием, не зная, какая судьба постигла дворец посреди океана. Он надеялся, что Ганнибалу было так же больно, как и ему в те последние секунды агонии, которые пережила Эбигейл.