Музыкальный Дом (СИ)

А единственный, кого заботило мое мнение, сейчас с другими людьми, полностью чужими. Так почему, собственно, мне нельзя забрать то, что принадлежит мне?

Почему?!

Ее руки дрожали, а правой она и вовсе сжимала нож, даже пальцы побелели. Нисколько не боясь, Ганнибал заставил ее разжать кулак и положить нож на скатерть. Сорванно выдохнув, Эбигейл встала из-за стола, и ножки стула испуганно скрипнули по полу. Поднявшись следом, доктор Лектер обошел стол и без лишних слов раскрыл для нее объятия.

Эбигейл знала — это все не по-настоящему. Лектер питался ее болью, такова его натура: чем больше страдают окружающие, тем прекраснее они для него. Он мог бы причинить ей боль, но она бы не сравнилась с тем, сколько причиняло ей одно лишь имя Уилла. А потому Ганнибал мог предложить только утешение. Ей. Себе. Ведь, в конце концов, их обоих отвергли. Чувствуя, что вот-вот рассыплется, она с готовностью спряталась в кольце его теплых рук. Да, его утешение было искренним лишь отчасти, у кого нет? Любимые дарят свое тепло для того, чтобы получить тепло в ответ. Чистое, эгоистичное желание, чтобы любимый человек чувствовал себя хорошо рядом с тобой, потому что от его счастья зависит твое собственное.

Эбигейл прижалась щекой к его жилету, его грудь была мягкой и твердой одновременно, прямо как у Уилла в их первый совместный ужин. Сердце билось ровным ритмом. Рубашка пахла свежим хлебом, видимо, из-за домашних кексов. Приятный запах, когда-то давно они с отцом прикармливали уток на озере возле охотничьего домика между сезонами, чтобы те прилетали к ним, когда откроется охота, в поисках пищи.

— Нередко те, кого мы любим и кому желаем счастья, совершают ошибки. Наша же задача — помогать им, поддерживать и быть рядом. Через любовь мы раскрываем их потенциал и делаем их сильнее. Все, что Уилл делает, он делает для тебя, моя дорогая, даже если делает ошибочно. Он не приедет, но это и не нужно.

Эбигейл подняла голову и встретилась с ним взглядом. От спокойствия Ганнибала не осталось и следа. Перед ней действительно стоял человек — живой, сочувствующий и такой же ненормальный, как и она, раз уж проявляет собственные эмоции только потому, что она сама на грани нервного срыва. Не зря же он выбрал психиатрию, да? Идеальное место кормления.

— Нет?

— Конечно, нет, — улыбнулся Лектер, погладив ее влажную от слез щеку. — Мы поедем за ним сами и вернем нашего Уилла. Я не могу найти его, но ты сможешь.

Ганнибал был не просто уверен в этом, в его глазах горел маниакальный огонь. Неважно, с чем они столкнутся впереди, он собирался быть верным слову и вернуть Уилла, чего бы это ни стоило. Наперекор прошлому, будущему и самому понятию времени.

— А Беделия?

— Я думал отпраздновать твой приезд.

Сначала она не поняла, как имя Беделии связано с празднованием, а затем планы Лектера на ужин открылись ей во всей красе.

— А она не будет против?

— Я уверен, что она войдет в наше положение, и ее согласие — лишь вопрос убедительных доводов.

Интересный способ сказать, что он собирается убить Беделию для нее. У Эбигейл возникло ужасное дежавю, от которого в животе все неприятно перевернулось. Словно она никуда и не выходила из охотничьего домика в тот вечер, и не убивала отца. Будто этот день замкнулся вокруг нее в вечную петлю. День за днем он будет повторяться и повторяться. Ей захотелось немедленно закричать и вырваться из этого дома.

Стоит Лектеру увидеть новую семью Уилла, как он сделает с ними то же самое — украсит их мясо пассированным луком и даже не поперхнется. Напротив, он будет наслаждаться ими, особенно осознанием, что Уилл теперь полностью принадлежит им. Ему.

Пощадит ли он ребенка? Если и да, то в любом случае это будет еще одна исковерканная жизнь, неспособная отказаться от насилия.

Поэтому Уилл ушел, защитив ее от этого. Дал ей шанс пожить нормально, работая в ФБР, дал ей шанс выбраться из запретного круга самой, раз уж у него самого не получилось. И она им не воспользовалась.

Доктор никогда не оставит их. Никогда. У нее нет выбора.

Лектер внимательно следил за ней, бездумно поглаживая по щеке большим пальцем, и в последнее мгновение резко моргнул, задержав дыхание, будто она ударила его под дых.

— Я бы с удовольствием дал тебе больше времени на размышления, — наконец, произнес он, медленно отстранившись, — однако, боюсь, наш общий знакомый уже на пороге.

— Гость? — услышав шаги, Эбигейл обернулась, сердце пропустило удар в последнем проблеске надежды, только чтобы снова забиться в неровном ритме еще большего отчаяния. А казалось бы, хуже уже быть не может.

В проеме кухни стоял Джек Кроуфорд собственной персоной: с седой щетиной, усталым, помятым лицом и взглядом, от которого мурашки шли по коже. Эбигейл не знала, сколько времени он уже здесь находился, но догадывалась, что их с Лектером объятие не осталось незамеченным. А может, на то и был расчет?

Сукин сын. Все еще игры. Все еще тактика наперед на каждом гребанном шагу.

— Как ты меня нашёл?

— У тебя жучок в удостоверении.

На самом деле, Эбигейл было наплевать, как он ее вычислил. Ее больше волновало, сколько ему понадобилось, чтобы сюда добраться? Полчаса на вертолете с разрешения властей? Ждут ли их снайперы и полицейские? Нет, конечно нет. Эбигейл видела ответ в позе Джека, в его сжатых кулаках и пистолете наготове. Он собирался убить Ганнибала, а лишние свидетели ему не нужны.

Она перевела взгляд на Лектера — используя ее как живой щит, тот предупреждающе следил за Кроуфордом. Итого он уже минут сорок знал, что к ним едет Джек, и не сказал об этом ни слова. Ни о жучке. Ни о том выборе, какой ей предстоит.

— Хоббс, в сторону, — приказал Джек.

Ему было неважно, поможет она ему или нет, главное, чтобы не мешалась. Лектер мягко обхватил ее за запястье, и она замерла, боясь пошевелиться.

— Эби, — его голос вкрадчиво лился в самое ухо теплым воздухом. — Ты знаешь, я прав. Мы можем быть вместе. Ты, я и Уилл. Тебе не обязательно умирать, так и должно было случиться, это твоя судьба — стать сильной, сильнее многих. Эволюция человека не проходит без жертв. Джек станет одной из них. Я видел тебя, видел, на что ты будешь способна, и ты воссияешь.

— Я не хочу эволюционировать, и никогда не хотела. Все, чего я хотела, — это просто любить. Ты боишься этого. Боишься, потому что знаешь: любовь требует самых больших жертв. Вот, что тебя ждет. Вот, что ты видел. Вот, чего ты пытался избежать, оставаясь в стороне от Уилла, пока он жил в твоем доме, а затем продолжил прятаться здесь, — Эбигейл скривилась. — Ты понятия не имеешь, что такое семья, и пытался скопировать ее у моего папы. Жалкое подобие. Как и те убийства, которые ты посвятил ему. Но, так или иначе, тебе придется заплатить, это — твоя судьба, и ты ее страшишься.

Желваки заиграли на его лице, пока Лектер не мигая смотрел на Эбигейл.

— А ты готова заплатить во имя любви?

Не только во имя любви, но и во имя настоящей свободы. После того, как отец отнял весь контроль в ее жизни, впервые она решала все сама, и свобода пьянила, позволяя по-настоящему дышать.

— Да, — она не раздумывала ни секунды.

Ганнибал поджал губы. Ему было настолько больно, что ни о каком самоконтроле уже не шла речь. Его зрачки были расширены до самой радужки, а из носа потекла кровь, он даже не обратил внимания, пытаясь обхватить взором будущее, безмерный поток времени — и, судя по забившейся на лбу вене, ни один не приводил к тому, чего он хотел.

Он протянул руку к ее лицу в нежной, неуверенной ласке, будто не был до конца уверен, что она позволит себя коснуться. Заправив прядь волос за ухо, Ганнибал долго вглядывался в лицо Эбигейл, запоминая каждую ее черту. Его голос прозвучал надтреснуто:

— А ты, Уилл, готов?

Она в шоке распахнула глаза. Нет. Не может быть. Его не было рядом. Но Лектер видел его, как? Боже…

Если Уилл здесь, то это значит только одно. Она умрет. Прямо здесь и сейчас. И Уилл увидит это из будущего, когда коснется ее мертвого тела.