Сыны Всевышнего (СИ)

– Вики! Ты всё ещё здесь? Ты же на работу собирался! – укоризненно воскликнул Николай Николаевич. Его хрупкая лёгкая фигура возникла у заваленного бумагами кухонного стола, будто соткавшись прямо из воздуха. Глаза его сияли, как две звезды, неудержимая улыбка освещала худощавое лицо, энергичные жесты свидетельствовали о том, что он полон сил и готов сию же секунду облагодетельствовать весь мир.

– Никуся, ты проспал целые сутки, – мягко сообщил Викентий Сигизмундович, бросая из-под очков на товарища усталый взгляд. И похлопал по спинке стула. – Садись. Я тебя сейчас покормлю. – Он освободил от бумаг краешек стола.

– А что за аврал? – Аверин с любопытством покосился на бумажный шторм перед собой.

– Срочный перевод, – неохотно пояснил Радзинский, заправляя прядь волос за ухо, и включил электрический чайник.

– И когда его нужно сдавать?

– Вчера, – ухмыльнулся Викентий Сигизмундович, ставя перед Авериным тарелку с пирожками.

– И ты тратил время на пирожки?! – Николай Николаевич был потрясён.

– Ну не бутербродами же тебя кормить! – с нежностью откликнулся Радзинский.

– Вики, я тебе помогу! – загорелся Аверин. – Садись. – Он поместил друга напротив, подвинул к нему поближе ноутбук и взял его за руки.

– Ого! – усмехнулся Радзинский. – В меня как будто молния ударила! Где был-то? Расскажешь?

– Конечно, расскажу! Не отвлекайся. – Николай Николаевич подождал, пока Радзинский закроет глаза и настроится. – Свет видишь? – ровно спросил он. Радзинский кивнул. – Входи в него. – Он подождал ещё немного. – Поймал? – Викентий Сигизмундович ничего не ответил, но высвободил руки и положил их на клавиатуру. Ещё через мгновение он открыл глаза и начал печатать: сначала неуверенно, как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом быстрее, а под конец – досадливо шипя сквозь зубы, потому что второпях стал пропускать буквы.

Аверин глядел на него со счастливой улыбкой и с какой-то даже гордостью. И уж точно – с любовью. Он терпеливо ждал, пока, сверяясь со своими записями и текстом оригинала, Викентий Сигизмундович правил получившийся перевод, лазил в словарь, задумчиво кусал костяшки пальцев, с сомнением поглядывая на свой черновик. Наконец, он сохранил документ на флэшку и горячо чмокнул Аверина в лоб:

– Спасибо, Ники. Я сейчас: мне надо срочно послать его по электронке.

Николай Николаевич с задумчивой улыбкой принялся аккуратно складывать разбросанные по столу бумаги и не заметил, как сзади подошёл Радзинский и вздрогнул, когда тот заключил его в объятия. Повернув, насколько мог, голову, он заметил, что Викентий Сигизмундович восхищённо смотрит в окно.

– Я, когда вошёл, в первое мгновенье подумал, что – солнце. – Радзинский кивнул на ярко-жёлтое дерево за стеклом, которое светило своей канареечного цвета листвой, создавая убедительную иллюзию солнечного дня. – А с утра – внимания не обратил… Ники! – ахнул он внезапно, показывая на нетронутые пирожки. – Ты до сих пор не поел!..

– Я тебя ждал, – уверенно соврал Аверин. – Вот такая у меня прихоть: хочу поесть вместе с тобой!

Викентий Сигизмундович покачал головой, усмехаясь, и пошёл снова греть чайник.

Николай Николаевич тем временем залез в холодильник и достал оттуда бутылку молока.

– Не вздумай пить его холодным! – пригрозил Радзинский, отбирая у Аверина наполненную молоком кружку, и поставил её в микроволновку.

– Вики! Ну что я – маленький?

– Ты не маленький, ты – слишком чувствительный к перепадам температуры тончайший инструмент, – наставительно изрёк Радзинский, чайной ложкой пробуя, согрелось ли молоко как следует. – Ты обещал рассказать, где пропадал целые сутки.

У Николая Николаевича возбуждённо замерцали глаза, он выпрямился на стуле, как готовая к полёту стрела, и, кажется, забыл, что откушенный пирожок надо прожевать. Да и проглотить не мешало бы…

– Я бы хотел отвести тебя туда, – взволнованно заговорил он, когда справился с помехой в виде пирожка во рту. – Там такой необычный жемчужный свет: солнце не светит сверху и не слепит глаза – свет струится из-за горизонта, и у моря поэтому необычный серебристый оттенок. Очень уединённое место – как раз для таких, как я – эмоционально ушибленных. – Николай Николаевич коротко и счастливо рассмеялся. – Сначала я видел – не знаю, сколько я мучился – какой-то жуткий мир, населённый совершенно омерзительными гигантскими чудовищами. Меня охватило такое отчаяние! Знаешь, как бывает, когда оказываешься пленником чужого мира безо всякой надежды выбраться оттуда – только умереть… В какой-то момент я смирился окончательно. Перестал трепыхаться и даже мысленно попрощался с тобой и со всеми… Не надо на меня так смотреть! Вот такое вот на меня нашло затмение!.. Внезапно я понял, что гляжу на всё уже сверху, и с замиранием сердца наблюдал, как по планетке прокатилась огромная огненная волна – потрясающее зрелище, я тебе доложу – и уничтожила всю эту мерзость. Даже следа не осталось. Сразу стало так хорошо, так спокойно. Пытка кончилась, а место мучения стало райским уголком. И я сразу подумал, что когда-нибудь так же внезапно и наш мир будет избавлен от наших собственных чудовищ. Вики! Это так вдохновляет! Одна только мысль, что когда-нибудь – пусть в отдалённой перспективе – видения прекрасного будущего станут реальностью, залечивает душевные раны полностью! Я смотрел на море – оно повсюду очень глубокое: огромная, практически неподвижная толща воды – и я увидел, что наши печали – только тоненькая плёночка на поверхности океана. Стоит нырнуть поглубже, и погрузишься во что-то настоящее, исходящее непосредственно из Источника, вечное и неизменное, состоящее из чистого, ничем не замутнённого блага… Но самое прекрасное, что там не хочется остаться навечно, потому что, как только ты понимаешь, что сомневаться преступно, что тебя ждёт работа – вот для этого самого будущего, всякая дурь из головы вылетает начисто! Боже мой, Кеша, мне стало так стыдно! Я поклялся, что больше никогда не стану жалеть себя, да ещё до такой степени, чтобы забыть о деле! И заставлять тебя волноваться… – да я просто свинья!..

Викентий Сигизмундович внимательно слушал, подперев голову рукой, и откровенно любовался вдохновенным лицом Аверина. Он смотрел на фиолетовые и синие всполохи вокруг его головы и с трудом удерживался от улыбки.

– Зная тебя, трудно поверить, что ты на этом остановился, – с иронией вставил он своим глубоким грассирующим баритоном.

– А? Да! – с готовностью согласился Николай Николаевич, даже не заметив добродушной насмешки. – Когда я готов был уже уйти, я оглянулся и вдруг увидел… Они просвечивали сквозь друг друга… Я бы назвал их миры утешения. Конечно, я не удержался! Мне захотелось все их исследовать. Познакомиться с обитателями… Те, кто живут там, настолько самоотверженны и добры! Буквально один их взгляд исцеляет любую душевную муку. Они с радостью приняли меня, показали, как работают. Единственное, что их печалит – достучаться до сознания большинства людей практически невозможно. И они могут помочь лишь тем, кто достаточно открыт. Но им так горько от того, что бесчисленное количество душ варятся в котле самых низких и жестоких страстей, терзаются и не догадываются обратить свой взор в нужную сторону… Поверь мне, Вики, оторваться от общения с ними практически невозможно. И я сам не заметил, как включился в работу. Когда видишь, как вокруг человека медленно сгущается тьма, обступает его плотным кольцом, отрезает малейший проблеск разума и света – единственное желание в этот момент – вмешаться и уничтожить эту жестокую иллюзию, освободить, помочь. Прогнать тех мерзких сущностей, которые уже облепили его и нашёптывают в уши «иди, иди, сделай»… Как вспомню, меня просто трясти начинает… Мне удалось помочь одному пареньку. Он был уже на грани. Возможно, ещё мгновение, и он совершил бы непоправимое. С любезного разрешения хозяев я поднял его в тот мир, где недавно «воспитывали» меня самого, показал ему море.