Сыны Всевышнего (СИ)

– Ты правда так думаешь? – серьёзно вгляделся в его глаза Руднев.

Женечка спрятал лицо в ладонях, и по трясущимся плечам стало понятно, что он смеётся.

– Надо проверить, – изо всех сил стараясь быть серьёзным, сказал он. – Можно прямо сейчас попробовать. – Он спрыгнул с дивана и, что-то напевая (что-то очень весёлое), подобрал с пола свой пиджак и, застёгивая манжеты, попытался одновременно засунуть ногу в ботинок.

Руднев нерешительно поднялся и следил за ним с заметным страхом.

– Ну, что ты стоишь? – Панарин справился, наконец, с ботинками и, подойдя к Андрею Константиновичу, одёрнул его пиджак и поправил ему воротничок. Тут взгляд его наткнулся на золотую галстучную булавку. Он выдернул её и оглядел с любопытством. – М-да, Руди, – протянул он, качая головой, и поглядел на него со смесью сомнения и восхищения. – Зачем ты пугал бедного, доверчивого мальчика Кирилла?

– Из вредности. – Руднев отнял у него булавку и аккуратно вколол её на место. – И никакой он не бедный. И уж никак не доверчивый. С этим ангелочком, знаешь, надо держать ухо востро! Чуть зазеваешься – он тебе сразу что-нибудь жизненно-важное оттяпает!

Панарин прыснул от смеха.

– Спорим, он тебя раскусил?

– Если бы только раскусил, – с досадой процедил Руднев. – Он заставил эту нелепую клятву работать. И теперь у меня не контора, а филиал Института благородных девиц: будем изучать чёрную магию чисто теоретически – строго в рамках утверждённой господином Бергером программы.

Тут уж доктор не стал сдерживаться: уцепившись за рудневский рукав, он согнулся пополам и хохотал до тех пор, пока в боку не закололо.

– А меня пригласишь – в качестве консультанта? – умильно глядя увлажнившимися от восторга глазами, поинтересовался он.

– Да у тебя же манер – никаких, – пристыдил его Руднев. – Тебя к подрастающему поколению на пушечный выстрел нельзя подпускать!

Окинув оценивающим взглядом строгую, безупречно-элегантную фигуру господина адвоката, Женечка согласно закивал, продолжая в то же время похрюкивать от смеха – видимо, представлял своего ненаглядного приятеля в окружении трепетных юных дев в белых форменных фартучках, присевших перед Господином Директором в глубоком почтительном реверансе. Надо признаться, выглядел Андрей Константинович в этой фантазии очень органично. Может, вот оно – предназначение?..

====== Глава 77. Всё под контролем ======

– Коль, я даже не знаю, как тебе сказать… – Радзинский поставил раскрытый зонтик у двери и принялся не спеша расшнуровывать ботинки.

Николай Николаевич показался в дверях кухни, вытирая руки полотенцем.

– Да говори уже, – усмехнулся он. Настроение у Николая Николаевича, судя по всему, было прекрасное.

Радзинский тем временем разулся и направился в ванную – умыться с дороги.

– Ты с Гошей встречался? – пытаясь перекричать шум льющейся воды, спросил Николай Николаевич. В ответ ему раздалось приглушённое полотенцем «ага». – Что же он тебе такого сообщил – волнительного? – широко улыбнулся Аверин, глядя, как вышедший из ванной Радзинский, пытаясь причесаться, ожесточённо дёргает вниз застрявший в его густых волосах гребень. – Дай, лучше я… – Усадив друга в кухне на стул, Николай Николаевич уверенно разобрал спутавшиеся пряди и любовно расчесал их – волосок к волоску. – Мне нравится, как они у тебя вьются в такую погоду, – мечтательно произнёс он, нежно проводя рукой но седой шевелюре. И со смехом добавил, – Хочешь, я тебе косичку заплету? Или две?

– Но-но, без глупостей! – аккуратно отбирая у Аверина расчёску, предупредил его Викентий Сигизмундович. Он повернулся и как-то сочувственно посмотрел на товарища. – Сядь. – Радзинский кивнул на второй стул.

Николай Николаевич сразу напрягся и улыбаться перестал.

– Что случилось? – сухо спросил он.

Видя, что садиться Аверин не собирается, Викентий Сигизмундович поднялся сам и успокаивающе взял его за плечи.

– Гоша сказал мне, – безотрывно глядя другу в глаза, спокойно произнёс он, – что Кир и Шойфет уже больше месяца постигают под рудневским руководством секреты чёрной магии. Они заключили договор, что Руднев берёт в ученики своего драгоценного Ромочку только вместе с нашим Кирюхой. А тот в качестве ответной любезности закрывает всю связанную с этим информацию.

В лице Аверина, пока Радзинский всё это говорил, не дрогнул ни один мускул, но, дослушав, он сразу опустил голову и сделал решительное движение уйти. Викентий Сигизмундович не позволил: быстренько перехватил его, крепко прижал к груди и принялся размеренно гладить по голове.

– Ну что ты, Никуся, – ласково бормотал он при этом. – Мы же оба знаем, зачем он это делает. Горячая любовь к ближнему, жгучее стремление к самопожертвованию… Помнишь, мы об этом уже говорили? Могло быть гораздо хуже, поверь мне. А пока ничего плохого ещё и не случилось. Он же от тебя не отрекался! И мы теперь знаем… А раз знаем, значит – присмотрим. Не переживай. – Обхватив обеими руками аверинскую голову, Радзинский отстранил его от себя, глянул было ему в лицо, но тут же быстро прижал к себе обратно – таким невыносимо горьким был изгиб его губ и страдальческим – взгляд. – Николенька, ты, главное, не волнуйся, – продолжил он своё успокоительное бормотание. – Тут ведь даже не виноват никто. Руднев – он как был, так и остался несчастным, безумным мальчиком, страстно влюблённым в свою дикую мечту. Он же себе не принадлежит давно. Но мы и ему пропасть не дадим! Он же теперь тоже – наш. Правильно?

– Что хоть они делают? – глухо спросил Аверин в его рубашку. Он давно уже обхватил Радзинского обеими руками и стоял неподвижно, уткнувшись лбом ему в плечо.

– Да ничего не делают! Слушают. Смотрят. Запоминают. Шойфет – тот, я знаю, тайком практикуется без зазрения совести. При молчаливом попустительстве Наставника. Летает, как на крыльях – паршивец. Он ведь сам к своему боссу вернулся. Пришёл и попросился назад. Ещё потребовал диск ему вернуть. Так что – готовься, Коля. Скоро будет весело!

– Я не хочу – весело, – бесцветно обронил Аверин. – Я хочу, чтоб – мечи на орала и чтоб – лев рядом с ягнёнком… – Рубашка на груди Радзинского стала горячей и мокрой.

– Ко-о-ля, – горячо зашептал Викентий Сигизмундович, покрепче обнимая друга, и несколько раз пылко поцеловал его в макушку. – Я тебе обещаю, что всё закончится хорошо! – Он прижался щекой к его волосам. – Ну, хочешь, я прямо сейчас эту лавочку прикрою?!

– Нет, – всхлипнул Аверин и помотал головой – со стороны казалось, что он бодает Радзинского в плечо. – Всё правильно… импульс… интенсивный…

– Ну вот – ты тоже чувствуешь, что всё идёт, как надо, – с готовностью подхватил Радзинский, покачиваясь вместе с Авериным из стороны в сторону. – Коль, а у меня в куртке – в кармане – есть шоколадка, – вкрадчиво сообщил он. – Даже две, если честно. Но мне кажется, что сразу две – это перебор… Пойдём, посмотрим? – Он отстранил от себя Николая Николаевича и вытер большими пальцами его мокрые щёки.

Аверин судорожно вздохнул, кивая, и посмотрел на Викентия Сигизмундовича совершенно убитым взглядом. Радзинский нахмурился и поцеловал: сначала один заплаканный глаз, потом второй.

– Ох, и попляшешь ты у меня, Шойфет, – зловеще прошептал он, увлекая Николая Николаевича в сторону прихожей. – Ты у меня даже чтобы чихнуть, будешь разрешения спрашивать!..

Так как Николай Николаевич никак не мог решить, какая шоколадка ему больше нравится – с марципаном или горькая с мятой – он получил обе. А поскольку за столом он постоянно впадал в задумчивость, забывая тающий шоколад в руке, то Радзинский забрал у него обе плитки и стал выдавать по одной дольке исключительно на язык. Когда от каждой шоколадки осталось по паре маленьких квадратиков, Аверин вдруг пробормотал, что безумно устал, что у него слипаются глаза и, натыкаясь по пути на стены, побрёл в спальню, где рухнул, не раздеваясь, на постель и мгновенно отключился. Радзинский укрыл его пледом, погладил по голове и вернулся на кухню: разрабатывать план щадящего выхода из кризисной ситуации. Он долго вытягивал, сплетал и распутывал нити, пока не получил, наконец, три идеальных, мерцающих тонким узором ленты. Скатав их вместе в один клубок, он сунул тесьму в нагрудный карман и со спокойной душой занялся приготовлением обеда – нет, теперь, кажется, ужина!..