Сыны Всевышнего (СИ)

– Пойдём.

Они разворошили наденькино хозяйство, отыскали всё необходимое. Роман разобрался с хитроумным агрегатом, и вскоре густой кофейный аромат наполнил рудневский кабинет.

– Расскажите мне всё. С самого начала, – сдержанно, но довольно твёрдо попросил Роман, делая первый глоток из синей фарфоровой чашки. – Или боитесь? – Он насмешливо блеснул чёрными глазами, изучая реакцию шефа.

– Кого? Радзинского что ли? – усмехнулся Руднев. – Да он меня ещё и похвалит! А больше мне бояться некого…

– Значит, расскажете?

– Куртку сними. Разговор не на пять минут.

Роман бросил куртку на соседнее кресло и остался в чёрной рубашке. Андрей Константинович усмехнулся, скользнув взглядом по его фигуре.

– Что? – Роман вопросительно выгнул бровь.

– Да так… И – где твои манеры, Роман Аркадьич? До шкафа дойти трудно?

– А! – Роман пренебрежительно махнул рукой. – Хоть Вы не воспитывайте! Я целых полтора месяца был хорошим мальчиком.

– Я смотрю, твой Бергер сумел тебя приручить! Надеюсь, в качестве ответной любезности ты поведаешь мне, чего ты над ним так трясёшься?

– Даже не надейтесь! – ухмыльнулся Роман. – Это – абсолютно закрытая информация.

– Не бывает абсолютно закрытой информации, Рома, – вкрадчиво пропел господин адвокат. – Бывают недостаточно умелые хакеры…

– Вот и займитесь, если Вам скучно. Может, чего раскопаете, – поддразнил его Роман.

Руднев вздохнул, отставляя чашку в сторону.

– Рома, хороший мой, если ты думаешь усидеть одновременно на двух стульях, должен тебя огорчить: это удаётся только до поры до времени. Ты хочешь, чтобы я помог тебе вернуть диск? Но в таком случае я должен знать всё. Либо ты сдаёшь мне Бергера, либо я не смогу взяться за это дело. И я хочу знать, что ты намереваешься делать с проводником…

– Это моя вещь. И я хочу, чтобы она была у меня, – отрезал Роман. – Давайте – ближе к делу. Вы обещали рассказать мне всё, что знаете…

– Это когда же это я успел пообещать такую глупость? – почти искренне изумился Руднев.

Роман отодвинул от себя чашку и, поставив локти на стол, наклонился к боссу.

– Андрей Константинович, – терпеливо начал он, – у меня сейчас не то настроение, чтобы хохмить. Давайте, отложим этот детский сад до лучших времён…

Чтобы господин адвокат так смеялся – подобного эти стены ещё не видали! Он хохотал настолько оглушительно – впору самому Радзинскому. Роман и сам развеселился, глядя на него, и сидел теперь с идиотской улыбкой, ожидая, когда шеф успокоится.

– Может, водички? – сочувственно спросил он.

– Н-нет, – всхлипнул Руднев, прикладываясь к чашке с кофе. – Спасибо за заботу, Роман Аркадьич… А ты вырос за эти два месяца, что мы не виделись, – добавил он, смахивая слёзы с ресниц. – Скоро сравняемся.

– Андрей Константинович!..

– Ладно-ладно! Понял – больше не отвлекаюсь. Слушай, мой дорогой…

====== Глава 74. Встречный иск ======

По словам шефа выходило, что отравлять ему жизнь – пусть и косвенно – Роман Аркадьич начал с самого что ни на есть нежного возраста. Разумеется, посвящать Романа в подробности столь интимных переживаний и рассказывать ему о своём детстве босс не собирался. Но воспоминания эти были для Руднева столь болезненны, они пульсировали такой неизжитой страстью, что Роман без труда проник в них, стоило шефу заикнуться об этом периоде своей жизни.

С волнением созерцал он пугающе серьёзного худенького мальчика, чьи ножки в белых гольфах ещё не доставали до педалей, но который, тем не менее, уже сидел за роялем и бесстрастно воспроизводил навязшие в зубах гаммы. Тоненькие пальчики вышколенными движениями размеренно нажимали нужные клавиши, но каждый пассаж заканчивался ожесточённым ударом всеми пальцами сразу. И каждый раз разделённые безукоризненно ровным пробором чёрные, как смоль, волосы мальчика, взметнувшись, падали ему на глаза. Надув свои пухлые розовые губки и бросая свирепые взгляды из-под длиннющих чёрных ресниц, маленький Андрюша гордым движением головы отбрасывал чёлку назад и невозмутимо начинал всё сначала. Роман едва не ляпнул что-то вроде, «каким же Вы были хорошеньким!», но вовремя вспомнил, что перед ним не благородный и великодушный Радзинский, и прикусил язык.

Рос Андрей Константинович без отца. Воспитывали его мать и бабка – обе по-своему деспотичные и невыносимые особы. Мать Руднева была с виду нежной тургеневской барышней с талией в сорок пять сантиметров и неизменно аккуратно – волосок к волоску – гладко причёсанными длинными чёрными волосами, разделёнными на прямой пробор и безупречно заколотыми на затылке вечными шпильками. Эти шпильки до сих пор снились господину адвокату в страшных снах – как символ мрачного безотрадного детства.

Мать преподавала в музыкальной школе, и ученики ненавидели её за редкую душевную чёрствость и фантастическую придирчивость. Андрей Константинович полностью разделял их чувства – ведь ему-то приходилось терпеть мамочкино бездушие двадцать четыре часа в сутки!

С пяти лет вместо игр и прогулок всё свободное ото сна и прочих неизбежных рутинных занятий – вроде купания и питания – время Андрюша проводил за инструментом. За любые проступки наказание было одно – дополнительные экзерсисы за роялем. Да, в гостиной стоял огромный чёрный рояль! Предмет особой гордости и обожания со стороны Софьи Владиславовны.

Maman думала и говорила только о высоком – о «низком», то есть, попросту говоря, о насущном заботилась бабка – Анна Леопольдовна – которую Андрюша до смерти боялся. Все соседи знали, что она – ведьма. И никому не приходило в голову с ней ссориться. Впрочем, к внуку Анна Леопольдовна относилась совсем не плохо – просто ужасно собственнически. Она ревниво следила за всеми его контактами, не позволяла ни с кем сближаться и пугала мальчика странными намёками на его особое предназначение.

Бабка учила Андрюшу страшным вещам, брала с собой ночью на кладбище, поощряла его интерес к призыванию злых духов и беседам с покойниками. Со временем Андрей Константинович стал находить в этих контактах с потусторонним особое мрачное удовольствие. Магия позволяла выплёскивать весь тот негатив, который, благодаря нелёгкой его жизни, копился в мальчике в невероятных количествах. Бедный ребёнок рос издёрганным, замкнутым и нервным, а характер его очень скоро стал на редкость желчным и мстительным.

Одиннадцати лет от роду Андрей Константинович мог с закрытыми глазами сыграть Шопена и без труда навести порчу на одноклассника. Вот тогда-то и состоялось его первое свидание с Господином в чёрном, к которому бабка готовила Андрюшу, чуть ли не с самого рождения.

Увидеть это воспоминание Роману не удалось. Пришлось внимательно слушать шефа.

– Он пришёл ко мне ночью: такой зловещий и эффектный в своём чёрном плаще и бархатном камзоле. Мне нравилось в нём всё: как небрежно он помахивает зажатыми в руке перчатками, как сверкает своими чёрными глазами, как он говорит – внушительно и весомо. Но главное, что меня покорило – его ощутимое величие, могущество, сила. Безусловно, я хотел быть таким как он!

Конечно, он мне льстил! Он без устали говорил, какой я необыкновенный, одарённый сверх всякой меры, что я особенный. Что он выбрал меня потому, что больше никто не достоин исполнить возложенную на меня миссию. За эти слова я готов был для него горы свернуть! И, конечно же, всё, кроме этой новой таинственной жизни, стало для меня неважно. Я сделался невыносимым ребёнком: крайне заносчивым, самоуверенным и неуправляемым. И не без оснований – мой загадочный гость учил меня таким вещам, которых не знала даже моя бабка. К твоему сведению, она была ведьмой…

По ночам наставник брал меня за руку и водил по недоступным простым смертным мирам. Мы всегда спускались вниз: слой за слоем. Иногда сразу оказывались в очередном мрачном месте. Он постоянно внушал мне, что быть человеком – незавидная участь, потому что человек слаб, ничтожен и смертен. Он показывал мне существ, бесконечно превосходящих своими возможностями жалкую людскую натуру. Их интеллект подавлял. Их рассудок был убийственно ясен. Их мысли, казалось, пронзали Вселенную насквозь. Объяснение мироздания, данное ими, было настолько чётким, совершенным и неоспоримым, что ни разу у меня не возникло никаких возражений. Я просто восхищался краткими ёмкими формулами, в которые они отливали свои размышления, и был бесконечно горд, что имею хотя бы косвенное отношение к этим бесстрастным и могущественным созданиям.