Любовница Леонарда (СИ)

— Дальше поедем! — сообщил Калистр девушке и толстяку и жестом подозвал к себе увальня с хлыстом.

Тот в мгновение ока подскочил и, остановившись на приличном расстоянии, почтительно опустил голову.

— Лабиб, запрягай самых резвых! — приказал ему провожатый.

— Понял!

Крепыш быстро отобрал пятерых мужчин и что-то отрывисто выкрикнул. Они споро подбежали к пролетке и ухватились руками за дышло.

— Здесь что, вместо лошадей запрягают людей? — грустно спросила Архелия у демона.

— Приходится! — равнодушно бросил тот, взбираясь на пролетку. — Не пешком же ходить! Правда, нередко здесь передвигаются на верблюдах, но это если предстоит неблизкий путь.

— Давай, залетные, давай! — лихо закричал Калистр, умостившись на облучке. — К яме! К ведьмам! Вперед!

Пролетка качнулась и понеслась по гравию, кое-как залитому асфальтобетоном.

Но вскоре мужчины выдохлись, и стали медленно плестись по дороге, время от времени негромко переговариваясь между собой. Ни Калистр, ни Бубело не подгоняли их. Спешить, видимо, было некуда.

Через какое-то время промзона осталась позади, а впереди расстилалась каменистая пустыня, окруженная то покатыми взгорками, то рвущимися ввысь скалами.

— Я даже представить не могла, что ад такой! — прошептала девушка, наклонившись к демону.

— Все гораздо проще, чем ты думала! — хмуро изрек тот. — Но подожди, ты еще не все видела…

Глава двадцать шестая

Когда пролетка доползла до ближайшей скалы, чуткое ухо Архелии уловило в застоявшемся знойном воздухе какие-то странные звуки. Сначала она подумала, что это рокочут волны далекого невидимого моря, но совсем скоро гул усилился и совсем перестал походить на шум прибоя. Девушка напрягла слух и вдруг с ужасом поняла: этот дикий рев и вой издают люди…

У подножия скалы Калистр приказал мужчинам остановиться. Они опустили дышло и, как подкошенные, упали на каменистый грунт. По их голым спинам текли ручьи пота, а конечности дрожали от усталости.

— Дальше пойдем пешком! — сообщил провожатый Архелии и, не дожидаясь, пока она и Бубело сойдут с пролетки, не спеша двинулся вперед.

С каждым их шагом душераздирающие вопли, крики, стенания и рыдания становились все сильнее.

Потом вдруг резко пахнуло жутким смрадом, и молодая ведьма, закашлявшись, прикрыла нос рукой. Но это не помогло. Из ее глаз непроизвольно закапали слезы, а в горле запершило так, будто в него всыпали горсть порошка кайенского перца. Увидев мучения своей подопечной, Бубело с кривой ухмылкой протянул ей носовой платочек. Она крепко прижала его к носу, и дышать стало немного легче, хотя слезы продолжали застилать ей глаза.

И вот троица подошла к краю гигантской чаши карьера. Архелия взглянула вниз и почувствовала, как у нее на голове зашевелились волосы. На дне ворочалась, дышала, пенилась и вскипала грязно-серая масса нечистот. В ней копошилось великое множество неистово орущих и стонущих людей.

На каменных уступах, чуть выше поверхности этого смрадного озера, стояли сотни смуглых рослых мужчин, орудующих длинными жердями с раздвоенными концами. Этими рогачами мужчины то и дело выхватывали из бурлящей жижи чьи-то тела и вновь окунали их в нее с головой.

На одном из самых широких уступов, залитом кровью, неровными рядами лежали нагие женщины. Между ними сновали кряжистые палачи в кожаных передниках и сапогах. Они жутко пытали мучениц — хлестали железными цепями, кололи пиками, вырывали щипцами большие куски плоти и швыряли разъяренным псам, которые бегали у самой кромки озера и люто щелкали клыками, не позволяя грешникам выбраться из нечистот на камни.

— За что так мучают этих несчастных? — воскликнула бледная, как полотно, девушка.

— Это ведьмы-самоубийцы! — хмуро пояснил Калистр. — Они прошли обряд посвящения, а потом по разным причинам наложили на себя руки. Теперь их то истязают, то отправляют в яму с испражнениями и червями.

Архелия лихорадочно перенесла взгляд на другой уступ, располагающийся повыше, и вскрикнула от ужаса. Там лежали груды кроваво-красных, распухших, но не мертвых тел. Кожа на многих из них лопнула и свисала клоками, на некоторых она и вовсе отсутствовала. Не меньше сотни мужчин стояли вокруг этих беспрестанно ворочающихся куч и поливали их из брандспойтов какой-то дымящейся жидкостью.

— Мы в шутку называем это головомойкой! — провожатый указал рукой на уступ. — Помимо купания в испражнениях, каждая ведьма, возгордившаяся при земной жизни и переставшая подчиняться своему покровителю, по нескольку раз в день подвергается омовению соленым варом.

Девушка ухватила Калистра за руку и затрясла:

— Скажи, какой во всем этом смысл: обварили кипятком, швырнули в выгребную яму, опять обварили, опять швырнули?!

— О каком смысле ты говоришь? — бесстрастно глядя куда-то в глубины карьера, громко произнес провожатый. — В этом месте не нужно его искать, здесь действуют другие законы бытия! Здесь мучают, истязают и унижают. Таково предназначение пекла! А бездельники-философы, ищущие во всем смысл, обитают на земле. Только они его так и не нашли, и не найдут никогда…

— Но ведь все эти души давно раскаялись, давно искупили свою вину страданиями, почему их не простят, почему не оставят в покое? — испуганная, дрожащая ведьма попыталась отойти от края пропасти, но Бубело, стоявший рядом, не дал ей этого сделать.

— У нас тут все раскаявшиеся и искупившие! — невесело усмехнулся Калистр и, отвернувшись, сурово прибавил: — Но мы не отпускаем грехов, не милуем и не щадим! Это дело Всевышнего, а его здесь нет!

Подержав ослабевшую Архелию у карьера еще немного, демоны повели ее к подножью высокой черной скалы.

— Куда вы меня тащите? — спросила она у вспотевшего толстяка.

— Ты должна еще увидеть, как истязают ведьм и колдунов, проявивших особую дерзость! — ответил он с каким-то непонятным пафосом.

— И что же такого они сделали?

— Они не только перестали подчиняться покровителю, не только открыто дерзили ему, но и всячески поносили самого Денницу, хотя давали обет верно служить ему! — охотно растолковал Бубело, вытирая вспотевший лоб носовиком, который вернула ему девушка.

Идти было совсем недалеко, и через несколько минут они приблизились к скале. Оказалось, что в ней вырублено большое отверстие, возле которого находились два свирепых льва. Один лежал на камнях, положив тяжелую голову с окровавленной пастью себе на лапы. Другой, весь забрызганный кровью, стоял на валуне, гордо выпятив грудь.

Увидев гостей, львы приглушенно рыкнули. Но демоны не обратили на них ни малейшего внимания.

Из пещеры доносились жуткие вопли, крики и стоны.

Войдя внутрь и оказавшись в широком зале, ярко освещенном пламенем факелов, Архелия чуть не упала в обморок. В дальнем углу метались истерзанные нагие люди, а на них со всех сторон наседали полчища огромных серых и черных крыс. Серые вгрызались в животы, ягодицы и гениталии несчастных; острыми, как бритвы, зубами вырывали из них куски плоти. Черные бросались в основном на женщин, коих было во много раз больше, чем мужчин, сразу сбивали с ног и впивались в груди, обгладывали лица, когтями сдирали с голов кожу вместе с волосами. Вокруг истязаемых плотным кольцом стояли заросшие шерстью полуобезьяны с пиками в ручищах и нещадно кололи каждого, кто хотел вырваться в центр пещеры, подальше от свирепых крыс. Кровь заливала каменный пол и ручьями стекала в огромный железный чан, помещенный в углубление ближе ко входу.

Глядя на мучения людей, девушка и сама рыдала, стонала, кричала и скрежетала зубами. Она тряслась, как в лихорадке, ее мутило от тошнотворного, сладковатого запаха крови. А когда в пещеру влетели два льва с горящими, словно угли, глазами и принялись неистово лакать из чана темно-красную, пенящуюся жидкость — молодая ведьма обмочилась и лишилась чувств. Ее подхватил Калистр и вынес на воздух.

Когда она пришла в себя, то обнаружила, что над ней стоит Бубело, а по обе стороны от него сидят львы и щерят красные от крови пасти.