В поисках человечности (СИ)

К тому времени, когда комната полностью осветилась, вернулась Марианна в сопровождении Диты. Девушка выглядела все так же мрачно и отрешенно, как и последние пять месяцев. Но благодаря усиленному питанию прибавила в весе, стала ровнее, и даже появились некоторые округлости. Волосы отросли почти до лопаток, и она снова стала выглядеть привлекательно.

— Вы не пытались исправить состояние смертной? — Поинтересовался Вильгельм, когда гуль Тремера ушла.

— Зачем? Многих устраивает покорность и покладистость принцессы. Вы же сами жаловались на нее раньше.

— Катерину беспокоит ее пустота. Словно вместе с кровью, Палач поглощает эту бездну, Катерина перестала радоваться... она считала, что смертная сможет вернуть ей человечность, а теперь Диты словно нет.

— Через пару часов вы забудете об этих глупостях, мой друг. А Дита меня так вполне устраивает.

— Что ж, приступайте скорее, — Вильгельм зашел в пентаграмму и огляделся.

Петр кивнул и завязал Сенешалю глаза.

Таинство ритуала Тремер не хотел распространять. И не только потому, что эффект мог оказать сильное влияние на положение сил, но и потому что отрицательные эффекты могли навредить многим неопытным игрокам Джихада.

Вильгельм стоял неподвижно целый час, пока Петр читал странные заклятья. Все что Сенешаль чувствовал, это две полые палочки, что были воткнуты в его вены. И быстрый поток, который вымывал его кровь, заменяя на другую. Даже не обладая магическими знаниями, он понимал, что Тремер заменяет его вампирское вите, на кровь смертной магички. Логически это выглядело верным ходом. Но вместе с тем, если бы было все так просто, любые другие Каиниты уже давно наловчились бы и использовали подобный способ.

Чтобы избавляться от Уз.

Вильгельм открыл глаза, когда повязку с него сняли. Дита стояла все так же неподвижно и отрешено рядом с пентаграммой, к ее рукам были прикручены тонкие трубочки, испачканные кровью. Как Вильгельм и подозревал, Петр сделал переливание крови и закрепил все магическими силами. Дита же, используя контроль над своей кровью, полностью отчистила тело Вильгельма от вите.

Сенешаль сделал небольшой шаг и тут же почувствовал, о каких побочных эффектах шла речь. Его тело болело, каждой клеточной ныло и страдало.

— Так будет все три месяца? — Скривился он.

— Нет, — усмехнулся Петр. — Только до восхода. Но после этой ночи вы вряд ли сможете использовать свои дисциплины выше третей, тратить крови более чем пинту за раз и усиливать свое тело.

— Чудесно, чувствую себя неудачником смертным. — Вильгельм расправил плечи, стараясь не морщиться от боли и сосредоточился на Катерине.

Чувства что он испытал, а точнее НЕ испытал, заставили его улыбнутся. Катерина стала пустым звуком, надоедливым фактором, мешающим работать и вытягивающим его время и кровь. И теперь он был от нее свободен. Как и от своего Сира.

— Скидка, о которой я говорил, касается лишь денег. Как я и упоминал, вы должны заплатить мне некоторыми магическими ингредиентами. И я стребую с вас слезы бессердечного существа.

— Это как слезы дракона? — С ухмылкой переспросил Вильгельма.

— Почти. Подойдут слезы Густава, — Вильгельм скривился, — или слезы Катерины, Робина, или Саббатских старейшин.

— Чудесно, как раз хотел встреться с Саббатом, — попытался сострить Сенешаль, но задумавшись кивнул, — я добуду вам слезы.

Тремер одобрительно улыбнулся, но смыв улыбку добавил:

— Хочу предупредить. Не вздумайте пить кровь объектов, с которыми у вас были Узы. Это строжайше запрещено!

— Я понял, — кивнул Вильгельм, все еще наслаждаясь свободой.

— Запомните! Я вас предупредил! — Повторил Петр, строго смотря на восторженного вампира.

— Спасибо. Вернусь через три месяца, и мы обсудим результаты.

(Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 23 октября 1812 год. Ночь) Четверг. (Катерина)

Катерину не пустили в Шарлоттенбург, под предлогом, что Вильгельм не хочет ее видеть. Палач злилась, раздражалась, но терпела невыносимый скот, что прислуживал ее любовнику. В конце концов, потеряв терпение, она проникла в свою спальню в невидимости. Вильгельма еще не было и раздевшись женщина забралась на чистые, накрахмаленные простыни. Сенешаль любил чистоту и Катерине нравилось превращать белое белье в кровавое.

Хозяин Шарлоттенбурга явился после семи. Катерину сильно клонило в сон, он она дождалась любовника.

— Ты поздно, — сказала она ласково.

— Кажется, я велел не пускать тебя, — строго ответил Вильгельма.

— Не думаю, что я должна была у кого-то спрашивать, — хихикнула женщина.

— Это мой дом. И если тебе велено не входить, то ты это и делаешь!

— Уже поздно и я тут, — Катерина не воспринимала его рассерженность всерьез, уверенная в их связи, — забирайся ко мне и расслабь меня.

— Ты, кажется, не поняла, Катерина. Я более не желаю подкармливать тебя, убирайся из моего дома! — Вильгельм сложил руки на груди и смотрел на нее с презрением.

— Ты серьезно? — Катерина удивленно на него посмотрела.

— Более чем, и отныне Шарлоттенбург закрыт для тебя навсегда!

— И где же мы будем встречаться? — Она все еще не понимала причин такого холода.

— Нигде. Мы не будем встречаться. Свали из моего дома, пока я не вышвырнул тебя лично! — Он посмотрел на нее грозно, хотя и знал, что ему не хватило бы на это сил, и до проведения ритуала.

— Ты еще пожалеешь! — Цыкнула на него Палач, внезапно поняв, что Вильгельм ее выставляет, — посмотрим надолго ли тебя хватит!

Подхватив свою одежду с пола, Катерина выскочила за дверь и хлопнула ею с такой силой, что петли помялись. Стрелой, вылетев во двор, она сообщила своему гулю, чтобы тот не вздумал искать ее вечером и, выбрав безопасный уголок в парке дворца, спряталась под землей.

(Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 24 октября 1812 год. Ночь) Пятница. (Вильгельм)

Вильгельм пробудился с ясной головой. Такой четкости мыслей он не испытывал никогда. Он вскочил с кровати, почти ощущая, как бьется сердце, как кровь магички греет его тело, заставляя его чувствовать себя на много живее чем прежде. Вчерашняя боль ушла и лишь понимания того, что он намного слабее чем раньше, заставляла его действовать более осмотрительно.

Гули подали ему чистую одежду и приготовленные бумаги. Вильгельму предстояло наверстывать упущенное. Он и раньше не сидел сложа руки, но большую часть дел приходилось откладывать или планировать в спешке, скидывая все на слуг. Теперь же все пойдет по его правилам, в его русле и никто более не будет навязывать ему своего мнения, толкать на глупости и безрассудства, а главное, прожорливая Палач не будет осушать его еженощно.

Словно в подтверждении своих беспокойств Сенешаль встретился с Катериной на выходе. Она была неопрятна, грязна, пахла гнилью болота, сырой землей и страхом. Вильгельм почувствовал отвращение и отвернулся, не желая ее даже видеть. Быстро запрыгнул в карету и приказал гулям покинуть Шарлоттенбург, направляясь по делам.

Катерина не позволила ему ускользнуть, и без спросу забравшись на его чистые сиденья, ехала рядом, злобно уставившись на него красными глазами. Вильгельм отводил взгляд, потому что ему было неприятно на нее смотреть, и потому что он чувствовал некую неловкость от присутствия Диаболиста. Его человеческая сущность словно переродилась, и даже не видя черные полосы в ауре Катерины, он чувствовал ее хищный взгляд и черноту, что выливалась из нее словно яд.

— Чего тебе надо? — Наконец спросил он, устав от ее злобы.

— Ты выставил меня за дверь! Ублюдок! Как ты мог так поступить?! — Она была очень зла. Но взглянув на нее, Вильгельм вдруг понял, что это лишь слова. Палач была в ужасе. И Сенешаль ощутил огромную власть над ней.

— Я решил отдохнуть, — сказал он с улыбкой, — ты поглощаешь слишком много крови. Несколько недель я не хочу тебя видеть.