Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Искорка!.. Небо ли тебя прислало, искорка?..

В тусклом свете факелов Шеда разглядела блестящие влажные дорожки на ее щеках, и почему-то ей стало страшно. Матушка Мэгавар никогда не плакала, матушка Мэгавар никогда не была слабой, она…

В несколько шагов преодолев расстояние, делящее их, Шеда опустилась перед ней на колени, осторожно пряча ее ладонь в колыбели своих рук и встревоженно глядя на ведьму. Рука ее была холоднее камней в самых верхних залах, куда так редко забредали эльфийки, поглощенные своей жизнью на ярусах пониже.

- Что такое, праматушка? Что с тобой?

Мэгавар затрясла головой, и волосы, что были белее снега, мазнули запястья Шеды.

- Искорка, искорка… Нынче – злая ночь, злая. Нынче семечко, брошенное в почву, проросло.

Шедавар ощутила, как холодок крадется по затылку, поднимая короткие волоски дыбом.

- Охота началась? – севшим голосом просипела она, замерев и почти что не дыша.

- Нет еще, дитя, - проскрипела в ответ ведьма, и у Шедавар отлегло от сердца. Остальное было не так страшно, все остальное могло и подождать – оно не пугало. Главное, что у них еще есть время… Ведьма снова покачнулась, и все внимание королевы вернулось к ней, - Но прорастая, зерно разрушает почву… Сегодня все свершилось, дитя, и мы уже ничего не сможем остановить…

- Объясни мне, праматушка, - Шедавар успокаивающе коснулась руки ведьмы, чтобы хоть как-то смягчить свое требование, - Как по мне, нет ничего страшнее начала Охоты.

Мэг конвульсивно дернула уголком рта, и бледные ее губы разомкнулись в горьком смехе.

- Верно, искорка – и впрямь нет ничего страшнее… Верно… - старуха даже не поворачивала к ней головы, и Шеде ее бездвижие казалось странным – и страшным. Ведьма словно что-то видела, сокрытое от других, и одна могла предупредить их о незримой опасности. Вдруг Мэгавар резко втянула носом воздух и качнулась вперед, цепко хватая королеву за плечи и обращаясь к ней лицом. Ее белые глаза были напротив глаз Шеды, и эльфийка не могла отвести взгляда, как бы ей того ни хотелось. Ведьма заговорила – быстро и отрывисто, - Уводи их немедля, искорка… Уводи так скоро, как только сможешь. Сквозь зернышко, упавшее к нам, прорастает наша смерть. Дом наш разрушится… уже сейчас он рушится…

Некоторое время Шедавар обдумывала ее слова, а затем чуть ли не отпрянула от ведьмы:

- Залеска!..

- Тише, тише, - Мэгавар покачала головой, - Не надумывай лихого. В девочке самой темного нет – да только те, от кого она ушла, прокляли ее. Прокляли и тех, к кому она ушла… Под землей нам жизни не будет, слышишь меня, искорка? Под землей нам уже не жить…

Шедавар слушала ее внимательно, хмурясь с каждым словом все больше. Когда ведьма притихла, эльфийка поднялась на ноги, распрямляясь во весь рост.

- Ведьмы чувствовали то, что идет от нее? Поэтому они ее невзлюбили? Мне Аллэивар сказала, что Дом Знающих сторонится девочки.

- Все мы чуяли – да никто не знал, что будет… Они и сейчас не поймут – они ведь не знают его так, как я… - Слепая Мэг откинулась назад, прижимаясь седой головой к стене и опуская трепещущие веки, - Я – его сердце. Сердце всегда чует, когда что-то не так, - помолчав, она горько вздохнула, - Его кости трещат, искорка. Тени взбеленились, они возвращаются туда, откуда пришли – в самую глубь мира, в самое его темное сердце, туда, куда свет солнца не проникнет. Они больше не слушают нас… Не так, как раньше. Они даются нам в руки лишь на чуть-чуть, на короткое время – и удержать их я не могу… И они утекают из наших кристаллов, из наших домов, они покидают это место, возвращаясь в свой исток. Отныне нам будет разрешено черпать их маленькими горстями – мы больше не будем купаться в них…

- Постой, - Шедавар потерла пальцами гудящий висок, в котором пульсировала странная, давящая боль, - Это же камень. Древний камень. Почему ты говоришь, что город рушится?

- Тени, - прошептала ведьма, - Вплетены в него слишком сильно. Без них он погибнет. Твое тело крепко и надежно, искорка – но оно разрушится, как только кровь уйдет из него, вытечет до последней капельки. Ты понимаешь это, искорка? Они – кровь Лореотта, я – его сердце. Крови почти и не осталось, искорка…

Шеда ощутила, как становится дурно – и как-то пусто и холодно. Она знала, что рано или поздно ей придется уводить своих сестер из Лореотта, что они будут вынуждены покинуть это место. Однако город должен был уснуть без них – не умереть. Что просишь – то и дают. Не проси, если не знаешь, как исказится твое слово. Не проси, если не знаешь сути своего желания. Не говори, что заплатишь любую цену – иная цена может оказаться слишком дорогой. Взяв себя в руки, Шедавар отрывисто спросила:

- Что с другими городами?

- Тени уходят отовсюду – однако чем дальше другие сердца от нашего, тем больше времени понадобится на то, чтоб их сила ушла в землю. Они протянут еще – кто больше, кто меньше… Но тени уходят, искорка, - старуха вновь принялась раскачиваться, перебирая в пальцах нить. Белые ее ресницы трепетали, словно крылья мотыльков, и глубокая складка залегла меж белых, как снег, бровей. Страдание ведьмы Шедавар ощущала почти физически.

Устало опустившись на скамью подле нее, женщина откинулась назад, ощущая лопатками холод стены. Неужели вся эта громада могла рассыпаться, как костяные домики, которые строили дети, играя? Неужели все это могло исчезнуть?..

Было странно. Даже страшно. Она была уверена, что сумеет оставить дом – но не так. Ей хотелось иначе, сильнее, хотелось увести свой народ к солнцу – и увести гордо, как вела эльфов Инведаар. К горлу подкатил горький хриплый смешок: только теперь она поняла, что на самом деле ощущала королева былого, из последних сил вырываясь из цепких когтей беды и шагая в неизвестность. В этом нет ни чести, ни славы, ни гордости – только пепел.

Повернув голову к ведьме, Шедавар некоторое время разглядывала ее, ощущая тяжесть веков, навалившихся на острые, худые плечи старухи. Она пришла в Лореотт вместе с другой королевой, она помнила солнце и голубое небо, она была юна, когда им пришлось спасаться бегством. Ее кровь хранила память о другой, более древней крови – бессмертной, вечно живой. И сейчас история повторялась снова, закручиваясь еще одним витком, новой петлей – словно нить в ее руках. Что ты чувствуешь сейчас, ведьма Лореотта? Что ты чувствуешь, снова ступая на эту тропу? Прикрыв глаза, Шеда тихо позвала ее:

- Мэгавар? Что мне делать теперь?

В вопросе этом не было ничего зазорного. Шедавар знала – она не справится одна. Мэг усмехнулась, не поднимая век, и пальцы ее вдруг замерли.

- Она пришла ко мне тогда с этим же вопросом, искорка… Мы были молоды и прекрасны – и она, и я. До той войны мы мечтали о том, как будет светел и тих наш дом, как я выращивать цветы в нашем саду и творить чародейство для нее… Мы играли тогда не с тенями, нет… Было что-то кроме них, я помню, что-то иное. Ну да это не так уж важно… Нас гнали с перевала на перевал, нас оставалось все меньше – и она пришла ко мне. Она плакала, - голос старухи, надтреснутый и ломкий, стал еще тише, - Тогда я сказала ей – и она послушала меня. Многое и многих потеряла, но послушала. Потеряла почти всех и все. Потеряла меня… - ведьма открыла глаза, и ровно на один миг Шеде почудилось, что перед ней сидит красивая молодая женщина с синими, как море, очами, и мягким золотом волос, водопадом струящихся по плечам. Она видела ее высокий лоб и тонкие скулы, благородные черты лица, нежный изгиб губ – а затем эта тонкая пелена спала, и кожа ее побледнела и покрылась сетью морщин, и руки ее покрылись письменами, которые ни одна река не сумела бы смыть, - Я отказалась от нее, став сердцем. Она отказалась от меня, позабыв о наших грезах и мечтах… Я видела, как она уходила к богам, - ведьма затихла, а Шедавар ощущала, как дерет глотку и как болезненно сдавливает сердце, - Ты спрашиваешь меня, что делать… Уводи их, искорка. Как можно быстрее иди к Реанэсс, расскажи ей всю правду – и уводи их. У нас остается неделя – больше я не выдержу. А там уж… а там уж делай то, что считаешь нужным и верным. Слушай внимательно их голоса… Они помогут. Небо поможет тебе.