Осколок (СИ)

— Тогда самое время выйти на волю. Двери-то открыты, — что он о себе вообразил? Вот только Ворон не мог определиться, с раздражением он слушал друга… или с надеждой?

— Наш рыцарь, твой напарник дурно воспитан, — странно, но глядя на Аннализу, Альберу почему-то упорно мерещился страх. В его безукоризненной Королеве — простой и банальный страх.

Страх чего?

— Прошу простить его, Ваше Величество.

— Что не отменяет вопроса, — Бранд своевольно поднялся на ноги. — Ваше Величество, вы сами сказали, что здесь больше ничего нет. Скажу больше — Ярнама тоже нет. Там остались только безумцы и звери.

Наверное, Аннализа сейчас поджимала губы, глядя на нахала, осмелившегося нарушить разом множество правил этикета, гласного и негласного.

— И ты взял на себя дерзость предложить Нам покинуть Наш трон? Сколько бы времени ни прошло, Мы — всё ещё Королева.

— Призраков и мертвецов, — безжалостно прозвучало в ответ, и Ворон увидел, как судорожно сжались тонкие пальцы на подлокотниках трона. Недопустимо.

— Бранд, — ещё не с угрозой, но близко к тому.

— Подожди, Альбер, — напарник даже рукой махнул, не сводя пристального взгляда своих светящихся глаз с Королевы. Будь на его месте кто-то другой, будь сама ситуация иная — и наглец уже стоял бы на коленях с Чикаге у горла, дабы принести извинения — или искупить оскорбление своей кровью.

— Нет ни смысла, ни чести цепляться за прошлое, если оно ведёт лишь в склеп. Ваше королевство разрушено, из подданных — только один человек. Какая разница тогда, где быть?

— Кем ты себя возомнил, дерзкий чужак? — наверняка сейчас тонкие ноздри дрогнули в раздражении.

— Его другом, — Бранд легко кивнул на Ворона. — И так как мне не нравится это мёртвое место, а без вас он уходить отказывается, я вижу только один вариант.

— Ты. Не. Посмеешь, — отчеканила Королева тоном, что заморозил бы и пламя. А потом её изумлённо возмущённый вздох ударил по нервам — и Ворон вскочил на ноги, сжав рукоять Чикаге.

— Ты что творишь? — словно со стороны услышал он собственное злобное шипение.

— Спасаю тебя от греха святотатства, — невозмутимо ответил Бранд, держа на руках ту, к кому Альбер в прежние времена не посмел бы даже просто прикоснуться без её на то дозволения. — Или ты предлагаешь оставить её в этом мёрзлом могильнике?

И когда это Бранд научился так насмешливо смотреть?

— Какой позор, — голос Королевы дрогнул от гнева, но даже сейчас, даже в таком положении, смотрясь чуть ли не искусной куклой в руках долговязого напарника, она умудрялась сохранить достоинство. — Что ж, Мы не удивлены…

Ворон глубоко вдохнул, прикрыв глаза.

— Бранд, — медленно, чуть ли не по слогам произнёс он. — Отпусти. Её. Величество.

— Как скажешь, — пожал плечами невозможный друг и аккуратно спустил Королеву на пол. Даже не подумав вернуть на трон, напротив, оставшись между ним и нею. Аннализа отряхнула платье и гордо вскинула голову, облив Бранда презрением. Впрочем, тому явно было наплевать. Так быть не должно. Но…

Но вообще-то за окнами всё ещё вила снежные вихри зима. Поэтому застёжки вороньего плаща щёлкнули, и Альбер сделал то, на что раньше, до выходки друга, не решился бы: укрыл тяжёлой тканью тонкие, хрупкие плечи своей Королевы, пряча от холода. Пусть казалось, что тот её не тревожил, смотреть на Аннализу было слишком зябко, а значит оставить её как есть неправильно.

И в то же время душу раздирали противоречия. С одной стороны подобное поведение было наглым, в корне недопустимым, вбитое с детства воспитание просто не могло принять подобных вольностей — но с другой стороны возражали холодный рассудок и логика. И собственное желание.

— Ваше Величество, — она повернула к нему закованную в металл голову. Ворон малодушно взял короткую паузу — и заключил, — Бранд прав. Вам больше нет смысла здесь оставаться.

Хвала Великим, друг больше не вмешивался, наблюдая со стороны. Аннализа безмолвствовала, лишь поправив на плечах великоватый ей плащ.

А Альбер склонился, как в приглашении на танец, протянув руку ладонью вверх.

— Моя Королева, позвольте забрать Вас отсюда. Оставьте мёртвых — они отмщены. Вы заслуживаете большего, чем это… прозябание.

Её рука показалась Ворону холодной как лёд.

***

И всё-таки этой несгибаемой леди хотелось искренне восхититься. Королева — не Королева, а пройти… нет, прошествовать мимо ещё не остывшего трупа кровососа, даже не сбившись с шага — это определённо надо иметь нервы из стали.

— Благодарим тебя.

Я хмыкнул, но кивнул. Наверное это первое в моей новой жизни слово благодарности от постороннего, не считая Агаты. Ворон — и тот предпочитал отделываться кивками.

На выходе из самого замка позади нас эхом разнёсся призрачный шелест, и когда мы обернулись — я вдруг почувствовал холод куда более злой, чем тот, что кусал озябшее тело.

Призраки. Сотни — мужчины, женщины, даже подростки и откровенно дети — они безмолвно колыхались в вечно лунном свете густым серебристо-серым маревом. На лестницах, балкончиках, гладких плитах пола, устремив голодные, тоскливые глаза на хрупкую женщину в плаще не по размеру. На свою Королеву.

— Я могу сжечь это место.

Аннализа вздрогнула и подняла голову, не спеша разжимать вцепившихся в руку Ворона пальчиков. Даже неискушённому мне уже было видно — вот теперь она боялась. Может, именно поэтому так не хотела уходить?

— Сжечь? — а вот голосом бывшая Королева владела по-прежнему безупречно.

— Да, — я действительно чувствовал в себе силы — и уверенность, что должен сделать это. — По крайней мере внутреннее.

Да и просто оставлять за спиной такой неупокоенный могильник… Раз уж даже мне стало не по себе, а ведь я считал, что меня мало чем можно пронять. В общем-то, заслуженно считал.

Альбер смерил меня очень мрачным и подозрительным взглядом. Но промолчал.

— Действуй, — короткий, усталый приказ Аннализы.

— Вам придётся выйти наружу, — невысказанное предупреждение о бродивших снаружи кровососах.

— Разберусь, — это уже Ворон, ещё раз вглядевшийся в мои глаза и коротко кивнувший.

Я не мешал бывшей Королеве говорить последние слова давно погибшим подданным. Я просто обнажил меч, окутавшийся уже родным чёрным огнём, и неторопливо прошёл на первую лестничную площадку, проходя через расступавшуюся завесу призраков, заново смыкавшуюся за спиной.

Я это делаю не ради вас.

Хищное порождение Тьмы и Пламени взревело, повинуясь моему зову, и брызнуло во все стороны чёрно-белой волной от вонзившегося в пол клинка. Ближайшие призраки попросту испарились — и та же судьба постигала любой серебристый силуэт, коснувшийся весёлых язычков, что пожирали всё: мебель, украшения, ковры, стекло и хрусталь… После них оставался лишь неровный, оплавленный камень и пушистый пепел.

Второй удар нагнал первый — и вал огня понёсся вглубь коридоров, не теряя в силе. Я знал, что покуда этому пламени будет пища — оно не угаснет. И не тронет меня, свой источник.

Третий удар. Замок горел без дыма и гари. Вокруг меня плясало уничтожение в чистейшем из видов, выпивая малейшие крохи моих эмоций и чужих теней жизни.

Жарко пульсировало в груди чёрное зерно в ореоле белого огня.

Когда я выходил из замка — пламя продолжало бушевать, выбиваясь из высоких окон, прокладывая себе путь по галереям и дальше. Но вот чувствовал я себя до крайности мутно. Настолько, что Альбер заметил и опять попытался просверлить дыру своим взглядом. Только я даже отмахнуться не мог, вяло переставляя ноги в сторону выхода. А до часовни ещё добираться и добираться…

***

Зрелище горевшего инфернальным чёрным пламенем Кейнхарста пугало и завораживало одновременно. С каждым языком огня, вырвавшимся наружу, Ворон ощущал, как лопались невидимые цепи, связывавшие его с этим местом. Это было больно. Так больно, что ему хотелось крикнуть: остановись! — даже зная, что оставшийся в этом аду Бранд не услышит. Но рыцарь молчал, приобнимая за плечи Королеву, точно так же не отворачивавшуюся от грандиозного пожара. Потом он, несомненно, раскается в допущенной вольности и отстранится с извинениями. Но сейчас… Сейчас ей нельзя быть одной.