Морок (СИ)

Олег протолкнулся к гладильной доске и молча без слов, скинул с неё стариковский китель.

— Эй, ты чё творишь?! — Возмутился белобрысый, круглолицый солдат, которого деды окрестили Хохлом. — Это же Увара китель. Он ща прибъёт…

— Заметь, тебя прибьет, а не меня! — Ответил Головной и выхватил у него утюг. — Спокойно! Я только подшиву проглажу…

Гуси зашумели рассерженным гулом.

— Эй, Голова! — Выкрикнул Артур (он же Губа) — Кончай борзеть, а?! Мы тут все в очереди стоим!

— Я бы уважал вашу очередь, если бы вы гладили себе! — Громко и твёрдо произнёс Олег, суша утюгом влажную, постиранную подшиву. — А так… С ума сойдёшь ждать, пока вы нагладите своим господам!

— Ну, ни хрена себе! — Продолжал серчать Губа. — Ты чё, задембелел, да?! Летать не летаешь, на свой призыв хрен кладёшь! Деды ведь когда-нибудь уйдут, Голова, и чё, тогда?!

— И чё, тогда?

— Да всё может быть… Ты смотри… Тебе с нами служить.

Олег оторвал белой нитки побольше, и плотно подошёл к собеседнику, пронзив того взором, как иголками.

— Слышь, ты… Дерзяк липовый! Ещё раз слово поперёк скажешь… — Резкий удар под ложечку согнул Артура пополам, но Головной, прихвативший пальцами его подбородок, выпрямил его. — Так вот, я сделаю так, что ты потеряешь вес и среди своего призыва, веришь, нет?! Будешь летать до самого дембеля… Я могу и такое устроить!

Гуси заволновались, призывая притушить конфликт.

— Голова, кончай, а? Ща деды услышат…

— Вот именно! — Подчеркнул Олег. — Сидите тихо, а то деды услышат!

В дурном расположении духа, он покинул бытовку, и сел подшиваться на табурет подле своей тумбочки. Не хотелось торчать в одной комнате с амбициозными рабами. «Не люди, а шняга! — Сердито думал Головной. — Надо же… Обижаются, что я не такой, как они. Уже сейчас мечтают, как дедами будут опускать новоприбывших пацанов. Тьфу… Рабская психология».

Он хмуро глянул на беспечно крутящихся возле штанги стариков. «Эти тоже, поди, год назад, в бытовке скулили и друг другу под крылышко жались… А сейчас герои…»

Десятичасовой вечерний отбой для солдата в армии, это вожделенный час Х, когда сбрасывается ненавистная хэбэшка с тела, а ноги освобождаются от бремени тяжеленных сапог. Это время, когда лицо блаженно зарывается в подушку навстречу сладкому забытью по имени Сон. В силу, непонятно каких мутаций, отбой в современной армии приобрёл зловещее значение, абсолютно далёкое, по отношению к слову Сон. Отбой — это припашка. Отбой — это гусёвка, а для военнообязанных не входящих в социум гусей, отбой — это мягко говоря, культурное времяпровождение с массой вариантов культурного досуга. Зависит от фантазии…

Выспавшийся Олег, теперь мог по достоинству оценить размах и полёт фантазии у заскучавших дедушек. По началу, всё началось тривиально. Гусям было «предложено» спеть хором, одну из популярных песен на их усмотрение. Недружный хор из десяти глоток в разнобой затянул:

— Постой па-ро-воз… Не стучите колёса…

Хор поющих в трусах, был сам по себе забавен, но старики боролись за чистоту пения, и поэтому слушания приостановили.

— Такая песня… А вы как будто хороните кого…

— Э, братва! — Обратился к гусям Дождь. — А кто-нибудь на гитаре прилично тринькает?

Когда такого нашли, то обязали проиграть куплет «паровоза». У гитариста получилось недурно.

— Во-о-о! — Обрадовался каптёрщик. — Вот это я понимаю! Теперь вот что, войска. Вы девять человек изображаете паровоз! Сцепились ка быстренько… Да не так, ё-маё! За бёдра держим друг друга, по цепочке. Согнулись хорошо, ещё пониже… Вот так! А ты, музыкант, садись с гитарой на спину… Вот сюда, посередине. Э, присядь ка! Пассажир сядет…

Головной невольно улыбнулся. В отличие от предыдущего караула, этот больше был расположен на зрелища.

— Теперь ты, Губа… — Продолжал руководить театром Дождь. — Ты направляющий, ты можешь чуть разогнуться, чтобы видеть куда идёшь. Только жопу не убирай, чтобы задний мог держаться. Во-о-о! Вот так! Ты, Губа, и есть паровоз, а за тобой идут вагоны. Твоя задача как паровоза пыхтеть и иногда издавать протяжный гудок! Уяснил?! Давайте, попробуем… Гуси! По моей команде: три-четыре… Пошли!

Было очевидно, что Дождь тяготел к режиссуре. Его просто распирало от замыслов и претворения их в театральные сюжеты. Паровоз — Губа тронулся, и вагоны — гуси, мелко семеня, скособоченной сцепкой побежали за ним. Музыканта, на спине одного из них, откровенно затрясло и чтобы не свалиться, он, пригнувшись, вцепился в плечо своего транспорта.

— Эй, давайте потише! — Закричал Музыкант. — Я ща вместе с гитарой ёб. сь!

Деды зашлись хохотом, а каптёрщик с улыбкой сделал замечание паровозу:

— Губа, сбавь обороты! Потише ход! Ещё тише… Вот так иди! Нормально, Музыкант?! Губа, кружи по кругу. Музыкант, я скажу, когда петь…

Олег уже не мог сдерживать улыбки. Смех рождался независимо от его желания. Не смотря на явный факт принуждения, картинка была супер смешной. Паровоз, это конечно, напоминало отдалённо, больше походило на вытянутого кентавра, который расшалившись, решил покатать гитариста на себе.

— Губа! Я тебя не слышу! Ты паровоз или кто?!

— Чух-чух-чух-чух! — Важно запыхтел паровоз. — Ту-ту-ту! Ту-ту-ту-у!

— Музыкант, даёшь соло!

Послышались первые аккорды. Надо было отдать должное пацану. Несмотря на жуткую тряску, он ухитрялся балансировать и брать верные аккорды. А ещё предстояло петь…

— …не стучите, колёса… Кондуктор нажми на…

— Громче, бля! — Заорали с верхних ярусов.

— Не слышно!

— …с последним приветом! Спешу показаться на глаза-а! — Прибавил горлом Музыкант.

«Паровоз» делал вираж на четвёртый круг, когда не запланировано, расцепился один из вагонов. Нарушенная инерция движения привела к общему торможению всей цепочки. Кто-то припал на колено, получился волнообразный крен и Музыкант вместе со своим «вагоном» завалился на бок, сбившись с ног и не успев рассказать о своей не лёгкой судьбинушке. Гитару он успел спасти при падении, а вот сам приложился затылком о табуретку. Увлекаемые падением, на полу оказались все, кто шёл следом. Один только паровоз (Губа) и прицепленный к нему один «вагон», невозмутимо продолжали следовать положенному курсу, отчего сцена выглядела вдвойне смешной.

— Ту-ту-у! Ту-ту-у!!! Чух-чух-чух… — Губа явно вошёл в образ. Важно пыхтел и надувал щёки; энергично вращал локтями и не догадывался, что секундой назад растерял весь состав.

— Губа! — орали ему. — У тебя позади крушение… А ты в х… не дуешь…

— Авария, бля, на седьмом пути… — Продолжали стебаться дедушки. — Машинист, куда смотришь?

— Да нет, это кондуктор нажал на тормоза… Резко получилось…

— Точно! Ха-ха-ха… О чём просили, то и сделал…

Губа, обозрев масштаб катастрофы, всё ещё пыхтя, вернулся к месту происшествия со своим верным «вагоном» и, развернувшись задком, продолжил движение на месте, в ожидании, что расстроенный локомотив автономно восстановится. Неожиданно, «театральный капустник» прервался вторжением извне, а вернее из тамбура. Выставленный в дозор гусь, влетел в казарму как пуля и выпуча глаза, заорал:

— Шуба-а!!!

— А ну, быстро, по кроватям! — Заторопил гусей Дождь. — Живо, живо…

Койки скрипнули, принимая разгорячённые тела солдат. Не успел дежурный по взводу убрать гитару и восстановить поваленные табуретки, в помещение вошёл офицер, дежуривший этой ночью по базе.

— Дежурный по взводу на выход! — Заученно крикнул дневальный.

— Отставить! — Устало произнёс проверяющий. К нему, рапортуя, подлетел старший из наряда.

— Товарищ капитан! За время несения дежурства никаких происшествий не случилось. Количество личного состава тридцать три человека. Из них — десять в карауле, двое в наряде. Один в госпитале. На текущий момент, во взводе — двадцать человек. Дежурный по взводу ефрейтор Мажо…

— Достаточно! — Сухо прервал капитан. — Всё нормально у вас?

— Так точно!

— Ладно тогда… — Офицер вышел.