Музыкальный Дом (СИ)

— Как видишь, не только Уилл особенный, — он улыбнулся, оголив окровавленные зубы.

— Боже мой…

Она шагала назад, а он — вперед. Больше не было ощущения обманчивой власти, больше не было надежды, что это все шутка, ее накрыло такой волной страха, что она в жизни никогда не чувствовала себя трезвее.

Перепрыгивая через ступень, Алана пронеслась наверх, пытаясь спастись. Она закрылась на щеколду и отбежала в дальний угол, все еще целясь в дверь. Несколько секунд ничего не происходило, шум в ушах превратился в противный звон. Ручка дернулась, и она снова выстрелила несколько раз.

В двери образовались дыры, и, увидев, как что-то мелькнуло, затмевая свет с коридора, Алана выстрелила еще раз. Ни стона, ни чертыхания, ничего. Ганнибал, будто воскресший кошмар, преследовал ее без тени жалости, и она точно знала: стоит ему добраться до нее, ее жизнь кончена.

Звонок в полицию ничего не дал: они лишь спросили адрес и пообещали, что скоро приедут. Она заорала, что уже будет поздно. Забившись между стеной и кроватью, Алана держала пистолет перед лицом, высчитывая секунды и надеясь, молясь, чтобы кто-нибудь ей помог. Пожалуйста, пожалуйста, господи…

Господь ее не услышал.

Судя по оглушительному треску со стороны гардеробной, будто упало вековое дерево, Ганнибал сломал стену из гипсокартона и зашел в спальню с другой стороны. Их схватка на этот раз вышла еще более короткой. Даже Ганнибалу пришлось туго на короткой дистанции, а потому он выбил пистолет куском гипсокартона, а затем несколько раз ударил ее по лицу, чтобы оглушить.

Дальше все было как в тумане, она лишь помнила, как он поднял ее за волосы с пола, а уже в следующую секунду Алана летела спиной вперед, пока на нее не обрушилось столько боли, что она потеряла сознание.

Ненадолго. Ее привели в чувство холодные капли дождя и боль. Холод. Отчаяние, с которым она пыталась дышать, и у нее не получалось. Воздух из легких выбило от удара, и она задыхалась, не в силах заставить их снова работать.

Это чудо, что среди безуспешных попыток она все-таки смогла урвать немного кислорода, а затем лежала, видя перед собой лишь капли, летящие из тьмы прямо в лицо и в глаза. Когда Ганнибал вышел из дома, он даже не взглянул на нее, унося кого-то на руках в полном бессознании.

Сейчас она думала, что смерть была не самым худшим вариантом, как мог закончиться этот вечер. Он мог забрать ее вместо Мириам, и тогда даже она не знала, где была бы сейчас.

— Ты предала его первой, — произнес Уилл, а затем опустил взгляд на свой перебинтованный живот. — Как и я. Смотри, куда нас это привело.

— Лучше я посмотрю, куда это привело его, — мрачно оскалилась Алана, устраиваясь в кресле удобнее. — Ты не думаешь, что он это заслужил, да? Я думала, уж кто и захочет его смерти больше меня, так это ты, учитывая историю с Эбигейл. Ты что, простил его?

Уилл коснулся живота в защитном жесте.

— Он видел, кем мы можем стать. Что нам понравится, кем мы в итоге станем, — Уилл вспомнил фразу, которая не давала ему покоя в Катлере, и осколки предвиденного будущего сложились в узор. — Когда жертва обретает нового мучителя, она либо подстраивается, либо становится обедом. Ты прекрасно справилась, Алана, и даже сменила гардероб и макияж. Только не пойму, подстать Ганнибалу или Мейсону Верджеру?

Она побледнела, будто ей дали пощечину.

— Тебе ли меня упрекать, Уилл, я прислала тебе часть Эбигейл, как предупреждение, а ты съел это прямо на глазах у жены.

— А у тебя есть жена?

— Да.

Уилл всмотрелся в ее силуэт, не понимая, как пропустил это среди видений, и осознание ударило его сильнее, чем он ожидал.

Алана была влюблена. За всеми этими воспоминаниями о Ганнибале больше не таилось надрывности, она не холила и не лелеяла свою месть, она хладнокровно расставила для Ганнибала ловушку, без эмоций, просто потому, что это была ее работа. Ганнибал мог бы ею гордиться. За идеально разыгранную партию и за те отношения, которые ее теперь связывали с сестрой Мейсона, Марго.

Столько лет отрицаний и веры в здравый смысл, и вот итог: она все-таки связала себя с надломленным человеком, женщиной, которая пережила страшные издевательства, пытки и эмоциональный шантаж, и терпела до сих пор, связанная кровно со своим мучителем. Не Алана ли зарекалась связываться с теми, кто эмоционально нестабилен? Не потому ли она когда-то выбрала Ганнибала вместо Уилла? И неужели теперь она действовала от противного, с головой уйдя в отношения с Марго? А Марго, на минутку, уже дважды пыталась убить своего брата.

Даже забавно, насколько Алана теперь походила на самого Ганнибала. Как она повторяла его всепрощение, всепонимание для возможной убийцы. Как она сама ненавидела Мейсона и вполне была не прочь пристрелить его ночью, если бы не наследство, которое тут же бы отошло по завещанию старшего Верджера в Благотворительное общество. Отец Марго не принимал женский род совсем, относясь даже к свиньям лучше, чем к жене и дочери. Сын пошел по стопам отца, так что только авторитет Аланы и то, что она выжила после встречи с Ганнибалом, подняло ее с самой низкой ступени Мейсоновской эволюции.

Он обещал ребенка для Марго, если Ганнибал будет пойман.

И она этого ребенка не получит, Уилл знал точно, ибо больше всего Мейсон любит предложить сладость, помахать ею перед носом, а затем отобрать. Уилл видел будущее и теперь стоял перед выбором: вмешаться или нет.

— Ты ведь понимаешь, что он находится в руках Мейсона только потому, что так захотел?

— Знаю, — кивнула она, в ее голосе сквозило сочувствие. — Он играет с тобой, Уилл. Со всеми. Я пришла удостовериться, что, перед тем, как ты сделаешь что-нибудь опрометчивое, ты понимаешь последствия.

Он сглотнул, обняв себя руками, и осторожно спросил:

— А ты понимаешь? Что, если Мейсон не даст Марго ребенка? Что, если тебя ждут годы, где ты будешь смотреть, как мучается твоя любимая, и будешь бессильна что-либо изменить?

В глазах Аланы мелькнул страх.

— Что ты имеешь в виду? Ганнибал что-то сказал тебе?

Уилл слабо улыбнулся, только сейчас до него доходила многоходовая тактика Ганнибала, когда он пришел бы если не ради него, то ради помощи Алане. Всегда двойное дно. Всегда игра на опережение. Всегда: его устроят оба результата.

— Ганнибал уже предупредил тебя, не так ли? Но ты ему не поверила.

— Уилл, — она предупреждающе нахмурилась, взяв в руку трость.

Следующими словами он добровольно подписал себе приговор:

— Ты должна пойти к Мейсону и предложить ему кое-что. Это будет рискованно. Чтобы справиться с Мейсоном и его головорезами, тебе придется пролить кровь самой или с чужой помощью. Первый вариант тебе противен, потому что ты знаешь: именно этого хотел бы для тебя Ганнибал. Второй — ты позволишь мне вмешаться. И, когда начнется самое страшное, ты должна быть готова действовать решительно и, возможно, очень жестоко, даже если твоя жена будет против.

Алана молча смотрела на него, приоткрыв рот, пальцы на набалдашнике трости побелели.

— Ты видишь, как Ганнибал.

— Его смерть ничего не исправит. Ни в твоей жизни, ни в моей.

…И уж тем более в моей.

Она долго молчала, взвешивая свой ответ. Пиканье кардиомонитора все еще отстукивало его спокойный пульс. Алана поднялась с кресла, и ее лицо замерло, отразив ее настоящую суть, из-за которой когда-то Ганнибал ее и выбрал, прекрасную и безжалостную.

— Что ты предлагаешь?

Свобода, наконец-то.

Уилл закутался в новое пальто, которое ему привезла Алана, и, смотря под ноги, осторожно спустился по ступеням больницы. Внизу его уже ждал черный лимузин, а водитель заботливо придерживал дверцу. Уилл опирался на больничную простую трость, не как у Аланы, без серебряного набалдашника и не такую тяжелую.

Когда он забрался внутрь, то с облегчением выдохнул, откинувшись на кожаное сидение. Лимузин плавно двинулся по дороге, и Алана протянула ему стакан виски.

— Они согласились.