Сироты небесные

знаю, — махнула рукой Римма. — Какая разница? Снаружи нас видно. Мы бродим с разинутыми ртами. Всё остальное не видно. Пошли дальше.

И они пошли дальше. Вскоре в выпуклой стене обнаружилась дверь в центральный круглый зал, точно так же состоящий из огромных витрин. В самом же центре центрального зала стояла толстенная молочно-белая колонна с прямой вертикальной щелью от пола до потолка.

— Нам туда, — кивнула головой Римма.

— Ага, — сказал Исса отсутствующим голосом. Он смотрел на витрину, за которой медленно танцевали три разноцветные девушки в высоких ажурных сапожках и белых ленточках на шеях. Больше на них не было ничего. Что интересно, шеи выше ленточек и лица девушек были обычного телесного цвета, разве что тронутые загаром. Тела же отливали металлом с переливом таких оттенков, которым ещё не придумано было имя. Одна была в красноватых тонах, другая в светло-зелёных, третья — в бронзовых.

— …взлепетнуть, молекульной толщаницы, — пояснил голос сверху. — Никдахо допережь не восходило мыслии обречь телёсо в металльный костюмец…

Римма провела рукой сверху вниз, и щель в колонне разошлась, открыв маленькое помещение со светящимся квадратом на стене.

— Заходим, дорогие мои, — продолжала командовать Римма, — уплотняемся…

Она приложила руку к квадрату. Дверь закрылась — как в самом обычном лифте. Стало темнее. Квадрат переменил цвет: из белого стал красным. Потом пол дрогнул под ногами и ушёл вниз.
31-й год после Высадки, 13-го числа 4-го месяца. До восхода

Тейшш проснулась, вся дрожа. Было светло, но почему-то очень холодно. Все спали и, спящие, издавали во сне какие-то бессмысленные звуки. А может быть, звуки только ей казались бессмысленными.

Опять приснилось всё: и пришедшее подозрение-знание, и само решение идти против замысла командора Утта, и бой-прорыв, и ранения, и невыносимая боль, и гибель её Второго, Ар-Чешш,.. и гибель остальных эрхшшаа, и полёт в беспамятстве, и снова бой — уже в атмосфере планеты с догнавшим её десантным катером…

Она опять умирала, умирала, умирала… и всё равно она здесь. Теперь она здесь. И нужно выжить. Выжить, вернуться, рассказать.

И тогда, наверное, начнётся война. Потому что такое вероломство непростительно.

Она поднялась и тихо вышла из домика.

Это утро, подумала она. Это раннее-раннее утро.

Костёр всё ещё горел, и возле костра сидел один из её спутников, взрослый-тонкий. Он улыбнулся и похлопал рукой по земле рядом с собой, и Тейшш поняла, что он приглашает её сесть.

Она подошла и села.

Взрослый-тонкий болел-мучился-умирал. Она ощутила это вчера, но ей самой было слишком плохо, чтобы понять по-настоящему. Организм тратил все силы на то, чтобы вылечить себя — правильный эгоизм. Организм должен быть силён, чтобы иметь возможность помочь другому. Ещё день или два он будет сопротивляться этому желанию: помочь. А потом…

Он взял её руку в свою, осторожно погладил пальцы. Ладонь. Подушечки. Кончики когтей. Покачал головой — наверное, не верил тому, что видит. Потом