Сироты небесные

, — сказал Олег, глядя на дверь дома, за которой, всё ещё пошатываясь, скрылось существо. — В смысле, кошка.

— Намерен приударить? — спросил Ярослав, вяло обстругивая палку-шампур для двух дюжин выпотрошенных прыгунков, всего за какой-то час пойманных в силки на кромке болота; похоже, там их было полно. — Валяй…

— Дурак ты, боцман.

— Какой уж есть. Ну, девушка, да. Какая нам разница?

— Да никакой, наверное. Просто интересно. Ты что, давно заметил?

— Сразу, наверное.

— И не сказал…

— Маньяк.

— Я не маньяк, я вот просто думаю… в общем… как-то всё неправильно, а? — Олег приподнялся на лежанке. — Жизнь фактически окончена, а что толку? Детей своих — и то нет…

— Кто ж тебе мешал? Дурацкое дело нехитрое…

— Вот я и думаю, что не тем занимался.

— Ерунду думаешь. Смотри, у меня этих короедов -штук двадцать пять как минимум. Скорее больше. А толку? Если меня завтра вешать будут, то я что, буду с удовлетворением думать «зато я жизнь не зря прожил». Точно так же зря, как и ты. Боюсь, что и на Земле мы бы с тобой теми же мыслями думали. Сидели бы сейчас за кухонным столиком, на газетке «Советский спорт» колбаса ливерная толстыми такими кусками нарублена, черемша вялая позавчерашняя, соль горкой, два стакана зеленоватых залапанных, в них солнцедар импортный плещется. У тебя из-под линялой майки растянутой брюхо вывалилось, белое, мятое, как старое тесто, и глаза рыбьи, а ноги вот такие кривые и чёрными-чёрными волосами обросли. А я большой писательский начальник, рукава пиджачка синего поддёрнул, галстук распустил, брыли — во, как у Черчилля, под мышками потоп, портфель крокодиловой кожи всё время на пол шлёпается, и телефон в комнатах звонит-раскалывается, а я говорю: да гребёте вы все с надрывом…

— И жизнь прошла даром?

— Вот именно.

— Где-то ты меня накалываешь.

— Ни боже мой. Всё честно. Олежа, я ведь к чему клоню?. Мы вроде бы из-под удара выбрались, здесь не то чтобы не найдут, а просто искать не станут. Значит, можно пораскинуть мозгами уже не торопясь. Мы вот зациклились на барха и ни о чем другом уже не думаем. Хорошо, завтра к обеду мы доберемся до Годоббина, мне о нём только хорошее рассказывали… А если не поможет? Если никто из них не сумеет? Тогда что? Сливаем воду?

— Э-э… Есть другие предложения?

— Верхний.

— И кто нас туда пустит? Потопчемся у ворот… как это у классика? И пошли они, солнцем палимы…

— Два балла, учитель. Девушка наша уже вполне пришла в себя, ещё денёк-другой — и можно на водительское место пускать. Дошло?

— M-м? — Олег ладонью сделал волнообразное движение — как бы перелетел через стену.

— Именно. И есть одна мысля: что нужно сделать, чтобы к нам прислушались.

— У тебя в огороде закопан пулемёт?

Ярослав поперхнулся. Машинально отложил доструганную уже палку и нож. Круглыми немигающими глазами уставился на Олега.

— Откуда ты знаешь?

Теперь оторопел Олег.

— Что — правда? Я ведь так… брякнул… Сам, что ли,сделал?

— Ага. Давно уже. И не в огороде — вот тут, —