Сироты небесные

ровых под одно деревянное ружьё… — добавил из своего продавленного кресла дядя Игорёк.

— Твой сын, между прочим, сейчас в лесу, — сказала ему мать. — И если он попадет в лапы твоих любимых Ыеттёю… — она произнесла это слово подчеркнуто правильно — точнёхонько так, как произносят сами местные. — Так вот, немедленно нужно наладить вооружённый отряд — якобы для поиска Ярослава. На самом деле — чтобы найти ребятишек и учителя. И сопроводить домой.

— Елена Матвеевна, ну что вы, как девочка: «вооружённый, под ружьё»! — скривился дядя Игорь. — Ну нету у нас никакого ружья, нету! И надо с этим смириться и думать, как нам выживать именно таким — слабым и беззащитным.

— Это хорошо, что вы так думаете, — медленно сказала мать. — Надеюсь, и Ыеттёю так думают. Но я о другом: пойдёте ли вы в лес — выручать своего мальчика?

— Конечно…

— Тогда собирайтесь. Время дорого.

Вовочкин отец как-то суетливо огляделся, опёрся о подлокотники — кресло заскрипело — и встал, сутулый и пузатый, похожий на большую латинскую «S». Если бы он выпрямился, то был бы под потолок.

— Куда он такой пойдёт, — сказала доселе молчавшая бабушка Наталья. Она сидела в уголке, в платочке, сложив руки на коленях. — В какой его можно лес пускать… Дед, ты, если надо, зубами рви, а чтоб Леночку поддержали. Дело говорит. Буду собираться… — и она скользнула в другую комнату.

— Все с ума посходили, — развёл руками дядя Игорёк и попытался было пойти за бабкой, но тут Артур, совершенно белый, загородил ему дорогу:

— Значит, они — Соньку, а мы на коленки — и смотреть, да? Сволота ты поганая…

И подпрыгнул, метя кулаком в слишком высокий для него нос. А потом перед глазами стало красно, и он уже не слышал, как на него кричат, хватают — а только бил, бил, бил, бил… Наконец справились, оторвали, оттащили в сторону, придержали. Крик Артурчика перешёл во всхлипывания.

В другом углу отпаивали растерянного Игорька. Он утирал смятым платком раскровяненное лицо и всё повторял: «Это нервный срыв, у мальчика нервный срыв…»

Мальчик сидел в углу, сжавшись в комок. Рубаха противно и холодно липла к спине — оказывается, окатили водой. Зло жглись плечи — там, где он стёр их лямкой волокуши. В ушах шумело, иногда сквозь шум пробивался ненавистный голос бывшего Вовочкиного отца — потому что не мог быть отцом Вовочки человек, запросто предложивший выдать на смерть пана Ярека, не просто выдать, а самому ловить и потом сдавать, пана Ярека, только за то, что пан Ярек вступился за дочку…

Подошла мать, потемневшая и каменная. Плотно взяла за руку, подняла с полу, повела. Из-за спины долетело: «Елена Матвевна, вы только мальчика не наказывайте…» Мать дёрнула плечом, и это движение отозвалось во всём Артурчиковом теле.

Она молчала всю дорогу и во время долгого кругового подъёма по крутым неровным ступенькам — и, только втолкнув сына в комнату, обронила: «Сиди здесь», — заперла дверь и ушла. Обратно, наверное. Или в обком. А таких несознательных, как Артур, туда не пускают.

Но, странное