Каждое обятие (ЛП)

Короткие перерывы от дождя во время шторма позволили инженеру Скотту дематериализовать потерянную команду и остальную часть десанта обратно на Энтерпрайз, но капитан настоял на том, чтобы быть последним, поэтому, естественно, после короткой (и бессмысленной) дискуссии, объясняющей мой отказ оставить его одного (довольно неохотно) был рассмотрен положительно.

Дождь возобновился до того, как мы могли быть в безопасности.

Мы были в меньшинстве, но всё ещё сражались. Моя сила была одинаково сопоставима с силой наших противников, и оружие, которое мы использовали, доказывало свою ценность каждую секунду, потому что без него мы с капитаном, несомненно, уже были бы мертвы. Но тот факт, что я был настолько же силен, как трое аборигенов, пытающихся окончательно прекратить мою жизнь, означало, что Джим не был настолько же силён.

А я был недостаточно силён, чтобы дотянуться до него.

Моё первоначальное отвращение к тому, чтобы нанести вред другому живому существу с трепетной скоростью исчезло, как только я понял, что капитан находится в смертельной опасности. Его средство самообороны было тяжёлым для человеческих рук и не столь лёгким в маневрировании.

Я остановил вращение оружия, направленного в мою голову крепкой рукой, и ударил нападающего посохом, попав мужчине в живот, потом развернулся и уклонился от обоюдоострых клинков в грудь, но не смог избежать другого сильного удара по моему боку; женщина, владеющая оружием, выглядела особенно недовольной и проявляла сильную агрессию. Расцветающая боль у моего сердца была грубо откинута назад в моём сознании, и я продолжал нырять и вращаться, сражаясь со всеми, за него, всё для него.

Так много звуков.

Каждая капля, каждый шаг, скользкая грязь, далекий гром, который причинял мне боль и звенел в моей голове ещё долго после его прекращения. Слишком много звуков.

Вот почему я не слышал свист лезвия, пока я не почувствовал, как его наконечник ударился мне в шею с явной угрозой, мешая мне двигаться дальше. Человек позади меня проговорил странное, грубое слово, которое я не мог понять. Затем посох был вырван из моих рук и отброшен слишком далеко, чтобы я мог дотянуться.

Я попытался найти фигуру Джима в шторме и поймал вспышки цвета, капитан двигался в подвижном и смертоносном танце… но всё же слишком далеко, дальше, чем он когда-либо был.

Прощайте, я сказал в своём уме, внезапно испугавшись миллиона вещей, но больше всего, что моя смерть означала бы, что Джим тоже обречён, разве что каким-то образом дождь прекратится. Но желание прекращения было бы нелогичным, и надеяться, что он остановится просто потому, что я хотел, было нелепо.

Поскольку я думал, что часть моей логики отдалённо заметила тот факт, что моя катра была разорвана и конфликтует, как всегда, и в конце концов, я не находил покоя; просто адреналин, отчаяние и печаль и любовь…

И тут Джим увидел меня.

— Нет, — выдохнул он, блокируя нападение рукояткой своего странного оружия, а затем нанёс сокрушительный удар по черепу мужчины. — Нет! Подождите!

Звук голоса моего капитана, казалось, по-прежнему раздавался вокруг.

— Стоп!

В следующую минуту у меня появилось совершенно ясное воспоминание о событиях, однако, я признаю, что не могу объяснить фактически и рационально, как, слабый, больной, раненый человек сделал то, что он сделал.

Потому что каким-то образом, невозможным, Джим сражался и побеждал, превращался в смертельный вихрь, ослепляюще быстрый, почти одичавший в своей ярости, и это не могло быть Человеком, то, как он двигался, потому что он практически слился с воздухом, но доказательства были неоспоримы.

К тому времени, как его нападавшие лежали в бессознательной куче у его ног, Джим успешно поймал моё внимание. Лезвие отстранилось от моего горла, царапая мне ключицу и оставляя мелкий разрез на нежной коже шеи, но боль была неактуальной и могла быть блокирована.

Я немедленно поднялся, чтобы помочь капитану, потому что я знал, что никогда не допущу никакого вреда, который может быть причинён Джиму, даже если это стоило мне жизни. Однако, прежде чем я смог прорваться, капли жидкости, прилипшие к моим ресницам, преломили свет таким образом, что я на мгновение не мог ничего увидеть… ничего, кроме размытого калейдоскопа образов, созданных водой, во всех из которых Джим был центром.

И было кое-что, что я должен был знать, что я уже знал… но для этого было не время. Я покачал головой, чтобы очистить глаза, а потом подлетел к нему. Образно.

Женщина была каталогизирована и оценена как самая опасная угроза, поэтому я набросился на неё в первую очередь, оставив только двух мужчин. Один из них сосредоточился на капитане и заставил его отступить назад, дальше от меня.

— Спок! — прорычал Джим, ныряя и выпрыгивая из-под ножа. — Ты не мертв!

И он сказал, что у меня есть «замечательная черта заявлять об очевидном».

— Очевидно, капитан!

И затем он засмеялся, но звук становился всё слабее, поскольку он был вынужден уклоняться, и у меня появился новый противник в ограниченном поле зрения, которое предлагал этот потоп.

Человек с мечом стоял передо мной, и я мог видеть, что его наконечник был грязным и ржавым, но также, возможно, был покрыт зелёной кровью, когда он задел меня, и первичный гнев проснулся глубоко в мыслях о том, что эта кровь красная.

— Вы никогда не нанесете вреда Джеймсу Кирку, — сообщил я ему, и если бы мой голос звучал яростно, сердито или каким-то иным образом, это было бы очевидно из-за того, что мои голосовые связки были ослаблены, возможно, из-за холодной погоды.

— Я закончу твою жизнь, если я должен.

Он не мог понять смысл моих слов, но логика, которая так строго управляла моей жизнью, как будто на мгновение угасала, как основная, более инстинктивная потребность защитить того, кто сжигал меня изнутри.

По какой-то причине, когда мой враг установил визуальный контакт, он успокоился, хватка на оружии ослабла. Он не продвигался и не делал угрожающего движения, поэтому я шагнул вперёд, затем услышал низкий грозный рык.

…Тогда я понял, что этот звук был моим.

Я рычал как животное, чтобы враг держался подальше от моего капитана. И если бы я не нашёл это увлекательно неожиданным, я бы это сделал, когда человек внезапно бросил своё оружие и сбежал.

Капитан стоял ровно в десяти метрах от меня, и его фигуру я узнал бы где угодно. У его ног была тень, но я слышал низкий стон боли, исходящий от неё, и знал, что Джим не будет убит сегодня. И я тоже. Это было намного больше, чем мы могли когда-либо надеяться.

— Джим?

Он повернулся на звук моего голоса и булава выпала из его руки и опустилась на землю.

— Спок, — он задыхался, всё ещё тяжело дыша, и улыбнулся.

Загрязненный дождь продолжал падать, ощущаясь маслом на коже, и гром снова прокатился, оглушительный, но эти вещи были ничем, ничем, в сравнении с этой улыбкой. Грязь, забрызгавшая нашу разорванную и неузнаваемую униформу, была незначительной, ручейки разноцветных завихрений, делающих его кожу нездорово блестящей, были трогательно неважными, потому что я не собирался давать ему умирать, я собирался… собирался…

Заполучить его?

Сомнения хлынули и подскочили в моём сознании, заставив меня застыть на месте, как звуки, так много звуков… о которых я думал? Я думал?

И вдруг раздался один звук. Только один звук, и остальные были для меня бессмысленными, потому что это был его голос, и он кричал, поняв, что я истекаю кровью.

- Спок, ты в порядке? Эта рана выглядит плохо! Тебе больно?

Он начал идти ко мне, и я сделал тоже самое, покрывая расстояние нетерпеливыми шагами в предательской грязи.

— Ты не мертв, — повторил он, но на этот раз это была не отчаянная шутка, и мы стояли лицом друг к другу в торжественном молчании на мгновение… до тех пор, пока внезапно и полностью я не заметил его обычной усмешки в светлых глазах, как нечто большее, чем он был в течении нескольких последних недель.