Ульфила

Ульфила остановился.

Рукотворным раем предстала ему эта деревенька, в горах затерянная. Все здесь было тихо и благолепно, истинная гавань для растерзанного сердца. И Силена навстречу идет, широкоплечий, как богатырь, мозолистые руки в смоле, — уютный, домашний.

У иных душа как огонь: прикоснешься — обожжешься. Атанарих таков был. У других — как вода родниковая, утолит жажду, остудит жар. А у Силены душа была как теплое одеяло: завернись и отдыхай, пузыри пускай и благодари Бога за то, что чудо такое сотворил и на землю послал нам в утешение.

Подошел Силена к Ульфиле, улыбнулся во весь рот как ни в чем не бывало, облапил и к себе притиснул. После долго руки от плаща ульфилиного отдирал — приклеились.

— Видишь, как прилепился я к тебе, — радостно говорил при этом Силена. — Где только носило вас с Меркурином Авдеевым? Мы тут не знали, что и думать. Больше года никаких вестей. — И вдруг покраснел и глаза потупил. — Служить-то некому было…

Ульфила смотрел на него, точно издалека.

— Хорошо-то как, что вернулся ты, — продолжал Силена, — а то я читать-то не умею. Все больше на память говорить приходилось. А память, как и все, что от человека, — несовершенна. Тут и до ошибки недалеко. И советы, как ты, давать не умею…

И совсем растерявшись, руками развел:

— Теперь вот два епископа в одной деревне…

Постепенно подробности проступили. Христианская община на то и называется таковой, что нужен ей пастырь. Ульфила, уходя к Фритигерну, обещал вскорости вернуться, да с тем и сгинул. Обстоятельства ли его заставили, погиб ли в пути, но жить без причастия и без напутственного слова ульфилины «меньшие готы» не собирались.

На сходках посудачили, покричали и сошлись на одном: нужен епископ. И не пришлый какой-нибудь, а свой. Насели на Силену: ты дольше всех трудом этим занимался, тебе и епископом быть.

Долго уламывали дьякона и наконец погнали его в Новы, к Урзакию.

У Урзакия же, на удачу, неугомонный Евномий гостил; так вдвоем и слепили из Силены епископа.

Евномий, по обыкновению своему, экзаменовать готского дьякона вздумал. Мудреные вопросы ему задавать. Силена отчаянно потел и страдал: как бы ему перед ученейшим Евномием не опозориться. Урзакий в соседней комнате от смеха давился, тайком разговор их слушая.

И вопросил, наконец, Евномий, глядя на Силену пристально и строго:

— Ну хорошо, Силена. Скажи мне, како мыслишь: Дух Святой от кого исходит — от Отца или от Отца и Сына?

И брякнул Силена-гот, от отчаяния дерзким став:

— Не моего ума это дело. От кого надо, от того и исходит!

Евномий нахмурился, видимость задумчивости показал. На самом же деле от души любовался он этим Силеной, который знал, что Бог есть Бог, а в подробности не входил.

Долгое молчание истомило Силену. Взмолился:

— Либо делайте, что собирались, либо прочь меня гоните, но только мучительство это оставьте!

— Да как же мы тебя прогоним? — спросил Евномий удивленно. Бровь изящно дугой изогнул.

— Да как?.. — проворчал Силена, ибо видел,