Царская дыба

ньку горячего с дороги.

Женщина, кивнув, сняла с бочки с питьевой водой ковш и из привезенной накануне крынки до краев наполнила крепкой яблочной водкой. Зализа, продолжая сиять, как начищенный умбон, поднес корец ко рту, сделал глоток – глаза его мгновенно округлились, но старший сват устоял и мужественно осушил емкость до дна.

– Ах, хорош сбитенек у хозяев, – заговорил он голосом, ставшим низким и бархатистым. – Может, и товары ваши столь же хороши?

Иеромонах не ответил, следя, как поведут себя другие сваты. Испытание выдержали все, а потому отец Тимофей благожелательно кивнул:

– А что, и товары у нас есть дорогие. Заходите, гости, в амбар, все вам покажу...

Правда, повел он осоловевших от выпитого сватов не в сарай, а в дом, где в большой комнате сидела, повернувшись лицом к стене, Юля, в новгородском вышитом сарафане и прикрыв голову платком.

– У-у, хороша так хороша, – Зализа зашел с одной стороны, с другой, норовя заглянуть под платок. – Ах глаза, какие глаза! Прямо самоцветы самаркандские а не глаза!

– А губы какие?! – взвыл боярин Иванов, заходя с другой стороны. – Ну чистый яхонт!

– Брови-то соболиные, – поддакнул его сын, – ресницы...

– А ну, кыш, охальники! – взмахнул старым веником монах. – Не для вас, проезжие, красота такая рощена, радость такая воспитана...

– Ой, не ругай, хозяин, – наигранно испугался Зализа. – Ой, не гони! Есть у нас купец, удалой молодец, ходит гоголем, смотрит соколом. Вот он такой товар купить может.

– Ну, ведите купца, – милостиво разрешил иеромонах.

Сын боярина Иванова выхватил у него из рук веник, и принялся старательно выметать дорожку от Юли к дверям, выскочил наружу и вскоре вернулся, ведя за руку Варлама, в синем суконном, шитом бисером кафтане с высоким воротником, и синих же сапогах. Подвел к девушке:

– Глянь, купец, какой товар нам хозяин предлагает. Хороша обновка? Купить, али не купить? Нравится?

Батов промолчал.

– Так что, купец? – скинул отец Тимофей на пол овчинный полушубок. – По душе тебе наш товар?

– По душе, – опустился коленями на овчинный мех Варлам.

– А тебе, краса неписаная, тебе купец по душе пришелся?

– По душе, – кивнула Юля и опустилась на колени рядом.

– Ну, с Богом, – кивнул иеромонах, и перекрестил молодых. – Вот вам благословение Божие... – Зинаида поднесла икону, и второй раз монах перекрестил их уже иконой: – И благословение отцовское.

Подошел боярин Евдоким Батов, теранул ребром ладони темные усы, размашисто перекрестил стоящих на коленях парня и девушку:

– Благословляю вас, дети мои. Живите в счастии и радости, – и снова принялся отчаянно тереть усы и дергать бороду.

– Так что, Варлам, – повернула Юля голову к боярину. – Муж ты мне теперь, получается?

– Жених, – покачал тот головой. – Мужем стану, когда в церкви повенчаемся.

– Есть время передумать, – усмехнулась девушка. – Конь-то далеко?

– Да, – Варлам взял ее за руку и крепко сжал. – А часовня во дворе.

После того, как молодых трижды обвели вокруг