Донос мертвеца

и недоимки шесть лет числятся.

- Что они делают под моим окном?

- Так, недоимки у них... Я прикажу разогнать. Хозяин замка остановился, внимательно вгляделся в своего начетника. Малого роста, в остальном он мало отличался от прочей замковой дворни: черная монашеская ряса, медный крест на шее, кожаная шапочка с длинными ушами. Разве только шапка казалась почище, да ряса поновее, да рожа пошире: спал и харчевался хозяйственник явно не в общем зале. И глазки у него бегали воровато...

- Что они делают под моим окном? - повторил вопрос епископ.

- Я за недоимки детей у них взял, которым годков по десять-двенадцать. Шляхте продать.

- А почему детей?

- Так, брать больше нечего. Скотину о прошлом годе отогнали. Лошадей забрать, так пахать не смогут. А на детей тут покупатель пришел. Серебра по три монеты за каждого обещал. А чего не продать? Сервы...

- И они теперь каждый день у меня под окном скулить станут?

- Я разгоню...

- Постоянно гонять собираешься?

- Детей увезут, успокоятся. Это так всегда. Недельку, али месяц похнычат...

- Ско-олько?! - зарычал дерптский епископ, отвернулся и решительным шагом направился к воротам, отодвинул засов, толкнул калитку.

- Господин! Кинутся! - попытался остановить его привратник, но хозяин замка уже вышел наружу:

- Эй, рабы! Слышите меня?

Стоящие на коленях у угловой башни люди повернули головы к нему.

- Недоимки прощаю. Все пошли вон отсюда. Он вернулся назад еще до того, как сервы успели понять, что произошло, а потому радостные крики слышал лишь сквозь глухую стену.

- Как же так? - слегка подпрыгивая, потрусил рядом начетник. Недоимки... двести десять монет...

- Я епископ, - остановился хозяин замка. - Я служитель Божий, и я ему молюсь. Не желаю, чтобы меня хоть кто-нибудь отвлекал!

- Но ведь казна епископская... На нужды Божий...

- Богу золото ни к чему, - холодно отрезал епископ. - Ему нужна вера. А я не хочу, чтобы в ближайшие полгода хоть кто-нибудь скулил у меня под окнами, кидался мне в ноги, когда я гуляю, плакал по ночам, пытался зарезать в обиде за проданных детей, и вообще... И вообще, если хоть кто-нибудь опять придет жаловаться, начетник, ты станешь каждый день обедать только в кресле святого Иллариона!

- Да, господин епископ, - заметно струхнул слуга. - Больше никто не придет.

Но жалобщики приходили. Дважды к ним выбегал начетник, опасливо косясь на окна башенки со спальней епископа, а один раз, после разговора, он сам явился к дерптскому епископу и не без злорадства сообщил, что Кодаверский монастырь наложил на сервов новый налог на кормление раненых. Властителю западного берега Чудского озера пришлось самолично садиться в седло и мчаться в Кодавер, умерять аппетиты монахов. Переодетая служкой Инга ездила вместе с ним и во время службы в монастырском храме пела на хорах. На прихожан этот молебен произвел незабываемое впечатление - но еще большее впечатление он произвел на самого священника, впервые услышавшего настоящий