Череп епископа

кости и тепла:

- На милая, поешь. Водицы попозже принесу, не то опой случится может, серв наклонился к лошадиному уху и, перекинув согревшийся золотой из-за одной щеки за другую пообещал: - Вернемся домой, я тебе короб чистой пшеницы насыплю. Сколько хочешь...

И шарахнулся в сторону от неожиданного громогласного хохота. Но лошадь продолжала невозмутимо перемалывать зубами застарелое сено; воины, подтаскивающие тяжелые, размером с детскую голову, матовые чугунные ядра тоже ничего не заметили; с неба тихо и неторопливо падали крупные, девственно чистые хлопья.

Померещилось...

А демон Тьмы, хохоча над тем, как вместо неминучей погибели принес смертным нежданное богатство, мчался к решившемуся на Договор епископу. Тратить силы на то, чтобы уничтожить трех жалких людишек именно сейчас он не собирался. Минует краткий миг, лет через двадцать-тридцать они все равно обратятся в прах. Столетием раньше, столетием позже - к чему беспокоиться из-за такого пустяка?

Глава 3

Язычники

Рано утром чухонцы покормили гостей куриной ухой - наваристым окуневым бульоном, в котором потом для придания нежности был приготовлен молодой петушок - и проводили в путь. Зализа, спасающийся у отца Флора в Замежье, в часовню не заходил, лишь перекрестившись на висящую над дверью икону пресвятой Богоматери и низко ей поклонившись. Хомяк не сделал даже этого - зато смог самостоятельно подняться в седло.

Опричник подхватил повод его коня, и сразу перешел в галоп. Оставшиеся до Кельмимаа десять верст туркестанские жеребцы преодолели за полчаса и легко поднялись на холм, царапая обледенелую землю шипастыми подковами. Над трубами обеих изб поднимался ленивый, еле заметный дымок, и разница состояла лишь в том, что из-за полуприкрытых ставень одной доносилось счастливое поросячье похрюкивание, а вторая сверкала огромными прозрачными окнами.

- Что это? - указал Зализа плетью на невиданную красоту.

- Стекло, оконное, - пожал плечами Никита, слезая с коня. - А то темно как-то в доме.

Про то, что вместо обычных стекол пришлось использовать маленькие, снятые с оставшихся после провала в прошлое на невском пойменном лугу автомобилей, Хомяк говорить не стал. А то еще пришлось бы рассказывать, что такое "автомобиль", почему ездит и зачем ему окна. А так - стекло и стекло. Не могут же местные жители совсем без окон жить? Должны знать.

- Угу, - согласно кивнул опричник, спрыгнул на землю, подошел, постучал по глянцевой поверхности рукоятью кнута. Затем вошел в дом, взглянул на улицу, провел пальцем по намерзшему по нижнему краю снегу.

- Летом ставил, одинарное, - пояснил Хомяк. - Потому и холодно. Завтра двойное сделаю, будет нормально.

Семен Прокофьевич, приоткрыв от изумления рот, рассматривал через прочную, прозрачную, как воздух, но непреодолимую для ветра преграду пару коней, засыпанный снегом сарайчик, соседнюю избу. Потом вышел налицу, обошел дом, приглядываясь к происходящему внутри. Погладил свою курчавую бородку:

- А то, и правы иноземцы?