Все демоны Ада

Не представляю, что собираюсь делать, однако тело понимает это прекрасно. Глаза смотрят на длиннючее домашнее задание, что даже не начато, а затем я берусь расписывать биологию, да причем таким… красивым почерком, какой невозможно подделать даже художнику. Доделывая работу — кажется, это доклад о верблюдах? — я смотрю на свою копию и улыбаюсь. В районе груди теплится какое-то знакомое чувство, что так сложно разгадать мне самой. Но прежде чем я определяю хоть толику того, что это такое, девушка просыпается, и я мигом спешу выбраться из комнаты: прыгаю в окно и почти бесшумно хватаюсь за ветку, ступаю ногами на выступ и вижу, как мой двойник начинает улыбаться и оглядываться, смотря на решенное домашнее задание. Почему-то с этого момента понимаю, что ее улыбка — самое дорогое из всех, что существует на земле. Но странно, что это понимаю не я, а — Эйдан, чьи эмоции предстали передо мной, как книга.

Картина снова меняется, когда моргаю — бац! — и передо мной располагается до жути знакомый спортзал. В нем вижу гири, маникенов, и лишь потом замечаю две фигуры, отчего сердце обливается кровью: они целуются. Страстно. Дико. И одновременно — нежно. Снимают одежду и… водят руками по полуголым телам друг друга, чуть ли не забираясь в самые нескромные области. Их движения сбивают с толку и одновременно завораживают, — по крайней мере, меня, а не того, в ком снова нахожусь… Парень — лет двадцати, темненький, хорошо сложенный, нависает над девушкой, что выглядит такой счастливой и…

Осознание накрывает меня с головой именно в тот момент, когда моя рука невольно толкает дверь в стену, и после оглушительного звона, что был для меня всего-то писком, если учесть, с какой силой звука внутри бультыхается гнев, влюбленная парочка отпрыгивает друг от друга.

Это же я и Артур… Боже мой! Очередное воспоминание, что некогда носило необъяснимый характер… Тогда мы были совершенно одни в спортзале, мол, тренировались и, естественно, в связи с последними событиями, между нами произошла некая страсть, которую мы выплеснули подобным образом. Мы и представить себе не могли, что тогда дверью хлопнул не тварюга Мэйсон, а — Высший демон, тайно пробравшийся в охотничий дом. Тот самый демон, что защищал меня с самого детства и был рядом тогда, когда я этого подозревать не могла…

Помимо неистовой злости, что прожигает меня, подобно огню, я ощущаю глубокую ревность, наблюдая за двойней, что в спешке одевается и оглядывается, пытаясь меня найти: но у них не получается обнаружить мою персону. Тем временем я скрываюсь в тени, все также умело обходя области, где «гуляют» камеры, затем… то ли чувство досады, то ли — вины — пожирает меня, и я… пропадаю из этого облака воспоминаний, зато уношусь в другое…

Легкая дымка тьмы разливается по обширной комнате; лишь свет красавицы-луны, что берет на себя титул «Королева ночи», лениво проникает внутрь, разбавляя мрак и освещая небольшую фигуру девушки. Помещение не удается разглядеть из-за отсутствия других световых источников, однако я почему-то знаю, что это сейчас не так важно, как то, что перед моими глазами…

Вздыхаю — плотная грудь вздымается и опускается, давая понять, в чьем теле я снова засела. Когда я отсюда выберусь? Делаю шаг вперед и наклоняю голову вбок, внимательно рассматривая объект: ох, вероятно, никогда — такое затягивается надолго.

Мышцы лица, какими точно не управляю, растягиваются, составляя небольшую улыбку, и когда бархатный медовый голос, что кажется красивее сейчас, раздается, я — настоящая трезво осознаю, насколько была «слепа»:

— Я никогда не оставлю тебя, Ангел, — укладываюсь зачем-то рядом — на самый краешек просторной кровати — и, кладя ладони под щеку, с чувством облегченности смотрю на… своего двойника. Девушка… она выглядит также, как и я: если не ошибаюсь, это то воспоминание, что запечатлелось у Эйдана совсем недавно. Святой Иисус. — Никогда. И не уйду, как уходят другие, ибо просто не посмею. Я никогда больше не буду в тени. Обещаю. И никогда не оставлю тебя, пусть даже мир канет к чертям, а Сатана выберется из Ада. — Трепетно провожу грубым пальцем по нежной щеки спящей девушке и твердо повторяю: — Никогда, Ангел. Теперь все изменится, и я обещаю, ты больше не будешь плакать, разве что от счастья. Знаю, тебе невероятно нелегко в данный момент, но пойми, что я всегда был, есть и буду рядом, и ты можешь мне доверять. Всегда. Знаю, я никогда не займу место Артура и не буду для тебя кем-то вроде него, однако я — это я, и то, что делал для тебя все это время, было вызвано не только из-за жалости. Кажется, ты сделала меня живым: таким, каким я всегда хотел себя чувствовать. Охраняя все это время тебя, я понял одну истину: все, что дорогое в этом мире, оказывается, всегда было рядом со мною. И именно оно, — вздыхаю, глядя на своего спящего двойника, — делало меня таким человечным, каким я не был ни разу в жизни. И я благодарен за каждый тот миг, что не заставлял меня чувствовать себя мертвым и черствым…

Изображение неожиданно пропало, и я почувствовала, что снова нахожусь в своем теле — наконец-то! Но радость от этого затмевалась шоком, что испытала, витая каким-то образом в ошеломительных — для меня — воспоминаниях Эйдана.

Сердце колотилось о ребра так, что мне стоило бы побеспокоиться: а не решит ли оно вырваться из нее? Глаза с ужасом бегали по Роро, которая соизволила улететь подальше от моего лица, затем остановились на Эйдане — он застыл, ожидая от меня хоть слова, но я никак не могла прокомментировать произошедшее, потому что совершила сейчас самое идиотское, на что только была способна.

Я грохнулась в обморок.

Просто прекрасно.

XXXI

— Она умерла? — испуганный голос вторгся в мутное сознание и заставил меня шевельнуться, после чего кто-то другой с разочарованием пробурчал:

— Если бы…

— Эй, Ной! Ты чего такое говоришь? — кажется, это был Грэйсон, и дыхание из его рта, что было довольно близко, меня просто убивало — не в хорошем смысле. Для него бы я не пожалела пачку мятных леденцов. Или две… — Пришлось бы убирать труп, если бы она «того», так что радуйся, чувак.

— Д-да вы джентльмены, — прохрипела я, разлепляя веки; яркий свет слегка ослепил, и пришлось прищуриться, чтобы разглядеть нависшую четверку парней, которым упавшая в обморок девушка была интересна, как обезьянка — мда, даже за всю жизнь я не была обделена со стороны мужского пола таким вниманием.

— Я имел в виду, что рад, что ты не умерла, — нелепо пропел Грэйсон, протягивая мне ладонь, а Ной тем временем цокнул, как бы не соглашаясь с его словами — добрый паренек…

— Если бы я и умерла, — схватила поданную руку и еле как поднялась, с удивлением обнаруживая, что лежала на траве — я что, на улице? — затем многозначительно посмотрела на демона, который так и жаждал моей кончины, — то навряд ли от обморока…

— Всякое в жизни бывает, — небрежно кинул Ной, удаляясь в сторону окна, куда, прилипнув к широкому стеклу, глазел его дракон — не совсем нормальный причем, ибо кто бы стал пялиться на нас уже какую секунду, не моргая и почти не дыша? Надеюсь, эта зверюга жива или, по крайней мере, не в коме.

Но гораздо интереснее были не застывшая пугающая физиономия Добби и даже не здоровяк Грэйсон, занявшийся посадкой маленьких диких розочек, а — один трепещущий вопрос:

— Что я… делаю на улице?

Ответ пока нашелся только у громилы, который перешел на рытье ямок садовой лопаткой:

— Эйд подумал, что тебе необходим свежий воздух, — Грэйсон кинул розочку в мини-кратер и поморщился, выуживая из земли дождевых червей, — поэтому решил вытащить сюда. К тому же в той комнате не было окон, и тебе срочно требовалось на улицу.

Люк оживленно кивнул и подал маленькое ведерко Грэйсону, чтобы тот закинул своих «танцующих дружков» туда — надеюсь, они не коллекционируют их…

— Я беспокоился, — неожиданно вставил Эйдан, кладя руку на мое плечо. — Как ты себя чувствуешь?

Если честно, то после всего, о чем узнала и что увидела, я, вероятно, долбанулась. И знаете: почему? Наверное потому, что я тупо пялилась на Эйдана несколько долгих секунд и не могла выдавить из себя ни одного предложения — хотя, думаю, это же еще нормальное состояние?..