Лицедеи Гора (ЛП)

— Уже лучше. Значительно лучше, — похвалил он, и безразлично обтерев руки об её тело и волосы, возвратился к разговору со своими компаньонами.

Но когда мужские руки коснулись её тела, и я не мог этого не заметить, она задохнулась и, слегка, прижалась к его руке. Уверен и Бутс не оставил это действие без внимания. В этой невольнице — «Леди Телиции» имелся превосходный потенциал рабыни. До сих пор, конечно, будучи свободной женщиной, ей приходилось учитывать среду, в которой она вращалась, и ожидавшееся от неё поведение, несомненно, она изо всех сил, возможно даже с мукой для себя, пыталась сопротивляться своей сексуальности, боролась за то, чтобы контролировать и подавлять свои рабские позывы. Теперь, конечно, когда она получила свободу от психологических цепей, ограничений и запретов свободной женщины, у меня не оставалось никаких сомнений, что она, и возможно очень скоро, дойдёт до состояния беспомощной, возбуждённой, отдающейся рабыни, получающей удовольствие сама, и приносящей радость своим владельцам.

— Достаточно, — сказал Бутс.

— Господин, — позвала рабыня.

— Чего? — не слишком любезно спросил антрепренёр.

— Я могу говорить, Господин? — поинтересовалась Леди Телиция.

— Тебе нужно лишь спрашивать иногда, — ответил бутс.

— Спасибо, Господин, — с благодарностью сказала она. — Ай! Господин!?

— Разве Тебе дали разрешение говорить? — спросил Бутс.

— Нет, Господин, — прошептала она, глотая слёзы обиды. — Простите меня, Господин.

Бутс строго посмотрел на неё.

— Но Вы сказали, что мне нужно лишь спросить, — испуганно пролепетала она.

— Я сказал именно то, что сказал, «Тебе нужно лишь спрашивать иногда», — пояснил Бутс. — И это не одно и то же. Сейчас Ты не можешь говорить.

— Да, Господин, — всхлипнула Леди Телиция. — Простите меня, Господин.

И она замерла стоя на коленях. Голодная, наказанная рабыня, которой запретили разговаривать.

— Ага! — воскликнул Бутс, сделав вид, что только что увидел меня. — Ты случайно не голоден? Давай, присоединяйся к нам.

— Спасибо, — поблагодарил я, усаживаясь со скрещенными ногами у их костра.

Было ещё довольно рано для завтрака, но я не стал отказываться, отдал должное сложенным горкой яйцам вуло и ломтям жареного мяса.

— Возможно, Тебе стоило бы покормить нашу пленницу, — заметил Бутс, напомнив мне о свободной женщине, Леди Янине, прикованной цепью за шею под моим фургоном.

— Да, — кивнул я. — Пожалуй, возьму ей пару маленьких кусочков мяса, когда сам наемся.

Конечно, нужно побеспокоиться о ней. Ведь она всё же свободная женщина. Пока.

— Ты собираешься идти с нами до Брундизиума? — уточнил антрепренёр.

— Планирую, — улыбнулся я.

— И что ведёт Тебя в Брундизиум? — поинтересовался Бутс.

— Главным образом, фургон Петруччо, и его тарларион, — уклонился я от прямого ответа. — Твой друг был крайне любезен, и дал мне их взаймы. Но, конечно, часть пути я могу пройти пешком.

— Серьезно? — спросил Бутс.

— Я всегда серьезен в таких вопросах, — кивнул я. — Ходьба — превосходное упражнение.

— Сейчас довольно ранее утро для такого блестящего остроумия, что Ты нам демонстрируешь? — заметил антрепренёр.

— Жаль, — сказал я.

— Ты случайно никогда не задумывался о том, чтобы сделать карьеру на сцене? — полюбопытствовал он.

— Нет, — ответил я, на этот раз серьёзно.

— У Тебя, вероятно, неплохо получилось бы, — предположил антрепренёр.

— Возможно, — несколько неохотно признал я, не особо убежденный его словами.

— Что Ты собираешься делать в Брундизиуме? — вновь вернулся к теме Бутс.

— Я полагаю, это будет зависеть, от того, что я увижу в Брундизиуме, — пожал я плечами.

— А поточнее, — настаивал Бутс.

— Бизнес, — сообщил ему, не вдаваясь в подробности.

— Понятно, — протянул Бутс. — Рад, что мы прояснили этот момент.

Меж тем я всё своё внимание посвятил мясу тарска.

— Ты весьма общителен этим утром, — недовольно заметил Бутс.

— Тарск очень хорош, — сказал я.

— Рад, что он Тебе понравился, — бросил Бутс. — Но, в Брундизиуме, как я уже предупреждал Тебя, может оказаться очень опасно. С прошлого года, они там кажется, свихнулись на почве подозрительности к чужакам.

— Не знаешь почему? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — пожал антрепренёр плечами.

— Ты — хороший человек, Бутс, — сказал я. — Я ценю твоё беспокойство.

— Мне кажется, я догадываюсь, как именно Ты намереваешься использовать свою пленницу для участия в нашем шоу, — усмехнулся Бутс, — но остерегайся. Если она из Брундизиума, или известна там, то это может быть очень опасно для Тебя.

— В окрестностях Брундизиума, и внутри его стен, я могу держать её с мешком на голове. А при желании, конечно, у меня всегда остаётся возможность, поработить её при приближении, или входе в город. В этом случае, у неё не останется никаких законных претензий к кому-либо, поскольку она уже будет рабыней, всего лишь движимым имуществом.

— Это точно, — признал Бутс.

— Отличный был завтрак, — заметил я. — Могу я взять ещё немного пищи для неё.

— Да, — разрешил Бутс. — Тебе не следует держать её голодом. Ты должен оказывать ей уважение. В конце концов, она — свободная женщина. Пока.

— Конечно, — усмехнулся я.

Я медленно и аккуратно, разложил на тарелке куски жареного мяса и яйца вуло. Подозреваю, что прошло немало времени, с тех пор как Леди Янина ела в последний раз. Скорее всего, тогда её ещё кормили разбойники, если вообще кормили. Вероятно, к этому моменту она уже изрядно оголодала, и пора бы хорошенько накормить бедняжку. Позаботиться о её фигуре, я смогу и позже. Если, конечно, я решу, позже, превратить её в свою любимую пленницу, или, если это понравится мне, в нечто в тысячу раз более низкое, нет, в тысячу тысяч раз более низкое, нет, даже в неисчислимое количество раз более низкое, в рабыню.

Рабыня Бутса, Леди Телиция, меж тем, не отрывая голодных глаз, с жадностью и отчаянием, следила за тарелкой. Я думаю, что снова услышал жалобное урчание, донёсшееся из её соблазнительного живота, на этот раз сопровождавшееся её тихим всхлипом.

— Ты что-то сказала? — поинтересовался Бутс.

— Нет, Господин, — торопливо отозвалась она, похоже, не забыв, что говорить ей не разрешили.

Я встал.

— Могу я попросить у Тебя твою тарелку на пару мгновений? — спросил Бутс у меня.

— Конечно, — ответил я, передавая блюдо ему в руки.

— Хорошо пахнет, не так ли? — спросил антрепренёр, поднеся тарелку к Леди Телиции.

Она наклонилась вперёд, закрыв глаза, и сделала глубокий вдох, смакуя аромат свежеприготовленной пищи. Когда женщина открыла глаза, её взгляд был совсем жалобным.

— Да, Господин, — признала она.

Получив у Бутса свою тарелку назад, я, петляя между повозками, понёс её к своему фургону. Там, под днищем, поджав ноги, сидела Леди Янина, бывшая моя похитительница. На шее женщины был заперт железный ошейник, цепью прикованный к оси фургона.

— Лодыжки, — скомандовал я, отставив на время блюдо с мясом.

Она сердито дёрнулась, и немного повернувшись, опустила колени, не забыв одёрнуть подол платья, стараясь максимально натянуть его на икры. Я проверил кандалы, с которыми всё оказалось в порядке. Никаких признаков повреждения металла, например царапин на замке, или вмятин от удара камнем, не обнаружилось. Да и лодыжки не были ни порезаны, ни ободраны, от попыток подсунуть что-либо между оковами и ей хорошенькими ножками. Впрочем, подобное действие, конечно, было бы нелепо иррациональным. Леди Янина не была глупой, охваченной паникой земной девушкой, плохо знакомой с неволей, которая, возможно, никогда прежде не входила в её кругозор. Это те бешено и нелепо могут попытаться избавиться от пут, но никак не гореанская женщина. Эти отлично знают, что женщины, запертые в гореанском железе, не убегают. Его безжалостный, несгибаемый замок сделан, вовсе не для того, чтобы та, что заперта в это украшение смогла бы ускользнуть из его объятий. Женщины в таких узах должны беспомощно ждать милости от их похитителей.