Лицедеи Гора (ЛП)

— Я видела, как били девушек, — призналась она.

— Возможно, это не причиняет такой уж сильной боли, — предположил Бутс.

Самого-то его выпороли на ярмарке по её жалобе, когда она ещё была свободной женщиной. Подобный поворот дела, должно быть, был особо восхитительным для него. Конечно, Бутса пороли тяжёлой плетью, обычно используемой для наказания мужчин, тогда как ей предстояло всего лишь познакомиться, с обычной пяти ремённой гореанской рабской плетью. Тем не менее, и не без причины, это орудие считается лучшим на Горе для наказания женщин. Не оставляя на рабыне долго незаживающих ран, она причиняет мучительную, ужасную боль. Один вид такой плети уже вселяет ужас в любую женщину, которая когда-либо прежде чувствовала её укусы.

— Не бейте меня! — вдруг отчаянно закричала Леди Телиция. — В этом нет необходимости! Я признаю, что я — рабыня! Я — рабыня! Я буду даже повиноваться!

— Приготовься к порке, — бросил Бутс.

— Пощады! — выкрикнула она.

— А давай я процитирую чьи-то слова, что я когда-то слышал на ярмарке, — предложил Бутс, — Я не хочу оказывать Вам милосердие.

Связанная женщина застонала, услышав свои собственные слова.

— Приготовься, — посоветовал мужчина.

— Нет! Нет! — закричала она, вскакивая на ноги.

Её босые ноги, подняли облачко пыли, но её запястья всё так же были привязаны к брусу, и убежать ей не светило.

— Назад на колени, Леди Телиция, — приказал Бутс, совершенно серьезно, — или Ты заработаешь дополнительные удары к своему наказанию.

Телиция, с мучительным стоном, дрожа, опустилась на колени. Её связанные запястья снова оказались над головой.

— Не хотела бы Ты, чтобы я скрестил и связал твои щиколотки? — галантно поинтересовался мужчина.

— Нет, — простонала она.

Спина женщины была освещена утренним солнцем. Уверен, она могла видеть тень Бутса перед собой.

— Я не хочу быть выпоротой! — заплакала она.

— Для Тебя будет полезно быть выпоротой, — пояснил Бутс. — Для Тебя будет полезно знать, на что это похоже. Это поможет Тебе понять, что Ты — теперь действительно рабыня. Это поможет Тебе стать более прилежной рабыней, это будет ещё одним стимулом, чтобы быть покорной и не вызывать неудовольствия мужчин.

— Милосердия! — всхлипнула она.

— Рабыням, нельзя оказывать милосердия, — сказал Бутс — Я слышал, как кто-то сказал это, совсем недавно, на Ярмарке Ен-Кара. Возможно, Ты помнишь, кто это был?

Она затряслась от рыданий, беспомощно ожидая наказания в своих путах.

Я помнил, что именно она сказала несколько дней назад на ярмарке: «Рабыням нельзя оказывать милосердие». Как бескомпромиссно, как холодно, она сказала это тогда. Что ж, теперь она сама была такой рабыней.

— Ты помнишь, кто это сказал? — потребовал ответа антрепренёр.

— Да, — прорыдала она.

— Это верно? — спросил Бутс.

— Да, — со слезами на глазах признала она.

И тогда он ударил её плетью первый раз. Удивленная, она вскрикнула от боли и неверия.

— Да, что? — уточнил он.

— Да, Господин! — закричала рабыня, и на её спину обрушился второй удар. — Нет, Нет! Пожалуйста, не бейте меня снова, Господин!

— Бить Тебя будут ровно столько, сколько захочется твоему Господину, — предупредил мужчина.

— Да, Господин! — вытолкнула она из себя сквозь рыдания, и тогда Бутс несколькими ударами, завершил её порку.

Надо признать, это не была ни долгая, ни суровая порка. Тем не менее, он укладывал удары по разным местам и через разные промежутки времени не давая женщине сосредоточится. Это было по-своему лёгкое избиение, так как Бутс был дружелюбным товарищем. Но, я уверен, что это было и по-своему эффективное наказание.

Закончив с поркой, Бутс отвязал верёвку, которая крепила её связанные запястья к деревянному брусу. Выпоротая рабыня упала на живот в пыль и потянулась своими всё ещё связанными руками, к его ногам. Подтянувшись, она опустила голову и, лежа в пыли перед ним, прижала свои губы, теперь уже губы рабыни, к его ногам, а потом жалобно повторила это снова и снова.

Постояв немного, мужчина повернулся и ушёл по своим делам. А рабыня так и осталась в изнеможении лежать на животе в пыли, под деревянным брусом, к которому она только что была привязана для наказания. Я подошёл к ней и ногой опрокинул её на спину. Она полными слёз глазами посмотрела на меня, видимо ища во мне сочувствия или сострадания. Её было больно.

— Ты заклеймена, — сказал я.

— Да, Господин, — признала она.

— На Тебе ошейник, — добавил я.

— Да, Господин, — повторила она.

— Кто Ты? — Спросил я.

— Я — рабыня, — ответила она. — Женщина-рабыня.

— Что-нибудь ещё? — уточнил я.

— Нет, Господин, — признала рабыня. — Только это.

— Это верно, — кивнул я.

— Да, Господин, — сказала она.

По её глазам, я понял, что теперь она знала, что это было истиной, что она отныне была рабыней и ничем больше.

— Что я должна делать, Господин? — спросила бывшая Леди Телиция.

— Ступай к своему Господину, — посоветовал я, — встань на колени и умоляй его простить Тебя за то, что Ты вызвала его неудовольствие.

— Да, Господин, — сказала она, и с болезненным стоном поднявшись на ноги, медленно побрела туда, где около маленького костра между фургонами со скрещенными ногами сидел Бутс, её теперешний господин. Он уже отдавался наслаждению второго завтрака. Чино и Андроникус сидели рядом. Она встала позади него на колени, опустив свои связанные руки на бёдра. Так она и замерла, всё никак не осмеливаясь заговорить. Через некоторое время Бутс, облизав с пальцев жир, которым он испачкался, уминая кусок жареного мяса тарска, обернулся к ней. Женщина мгновенно, едва встретившись с глазами своего владельца, опустила голову до земли.

— Ты что-то хотела, девушка? — осведомился Бутс.

— Да, Господин, — сказала она.

— Ты можешь говорить, — разрешил хозяин.

— Я молю Вас о прощении, Господин, — проговорила женщина, не отрывая голову от земли, — за то, что вызвала Ваше неудовольствие.

— Исправь своё поведение в будущем, — на полном серьёзе предостерег её Бутс. — В следующий раз это, возможно, пройдёт не так легко для Тебя.

— Да, Господин, — задрожала она.

Бутс меж тем отдал должное следующему кусочку жареного тарска.

Леди Телиция, казалось, ещё некоторое время ожидала, что её позовут, а затем подняла голову и выпрямила спину. Конечно, она осталась стаять на коленях, поблизости от своего владельца.

— Отличное мясо, — похвалил Бутс.

— Это точно, — довольно кивнул Чино, уписывая за обе щёки.

— И яйца вуло сегодня удались на славу, и тарск превосходен, — с полным ртом проговорил Бутс.

— Вполне, — поддержал Андроникус, вытирая пальцы о свою тунику.

Леди Телиция жадно и жалостливо следила за тем, как куски пищи один за другим исчезают с блюда. Она ёрзала на месте. Даже со своего места я смог расслышать тихое урчание его маленького, соблазнительного, округлого живота.

— Ты что-то сказала, моя дорогая? — оторвался от своего завтрака Бутс.

— Нет, Господин, — быстро сказала женщина, и антрепренёр возвратился к трапезе.

Меж тем её симпатичный живот успокаиваться не собирался, и до нас долетели новые отчётливые звуки, и она смущённо опустила голову. Мне даже стало интересно, когда Леди Телиция ела последний раз.

— Леди Телиция, — окликнул её Бутс, — очисти-ка мои руки.

И рабыня выползла впёред и принялась облизывать его ладони и обсасывать его пальцы, удаляя с них жир. Тем временем сам Бутс продолжал неторопливую беседу с Чино и Андроникусом.

— Медленнее, чувственнее, — подсказал Бутс.

— Да, Господин, — простонала она, на миг оторвавшись от своего занятия и подняв голову.

Их глаза встретились, и этот обмен взглядами был очень многозначителен. Она подчинилась, на столько, насколько смогла, учитывая, что совсем недавно была свободной женщиной. А также, очевидно, что она умирала с голоду, и потому слишком нетерпеливо слизывала и обсасывала жир с его ладоней и пальцев.