Пепел к пеплу (сборник) - (ЛП)

Я вспоминала все, что мне пришлось проделать, чтобы узнать разгадку. Использовать свои немногочисленные связи. Почти шантажировать. Врать. Впустую тратить деньги. Беседовать с незнакомцами! Это было так на меня непохоже…

И мне это удалось.

Я махнула рукой, разогнав ароматный дым, и подошла к телефону, чтобы набрать номер Маркато и объяснить, почему его интервью никогда выйдет в «Танвич Пост». Потом задумалась и положила трубку на рычаг.

Повернулась к своей библиотеке научной литературы. Где-то там должны быть статьи о природе Таланта, которые до этих пор старательно избегала читать. Уж если сообщать плохие новости, то хотя бы не с пустыми руками, и, если Маркато не окажется банальным наркоманом, я попробую решить и эту загадку.

Пепел к пеплу

Иногда моя работа бывает ужасна: с начала лета я тонула в бумажном море, проклиная возродившуюся моду на «серебряную пыльцу». Грохот от пишущей машинки, казалось, навеки застрял в ушах.

Сегодня тишина ночной улицы только подчеркивала этот пульсирующий шум внутри черепа, и я попыталась перебить его, вспомнив мелодию: «ночь надевает фонари, как нитку бус…мне некуда спешить, и я пою свой блюз…»

Наклеенная на тумбу афиша объяснила, почему на радиостанции в моей голове поставили именно эту пластинку. «Только один концерт! Биг-бэнд Санни Эрла! Все лучшие песни!»

В округе ни души, в карманах ни гроша, но я пою свой блюз, и ночь так хороша…

Я запнулась, сообразив, что, во-первых, пою вслух, а во-вторых, этот легкий и нежный блюз звучит у меня на мотив «Хмурого воскресенья».

Уже дома, пытаясь бороться с дурным настроением, я достала с полки один из его альбомов и наугад опустила иглу. Выпала «Девушка, которой не помочь». Самая безнадежная песня Санни Эрла, в которой его медовый баритон звучит неожиданно мрачно и мощно.

– В яблочко, – хмыкнула я, вспомнив, что, по слухам, эта песня была посвящена девушке-наркоманке, чей бэк-вокал слышен в припеве. Она умерла от передоза, – нет, не от «пыльцы», от банального героина, – спустя месяц после выхода пластинки. Интересно, каково ей было петь про ступени вниз, вниз, вниз, вниз?

Но серебряная пыльца тоже надежный метод самоубийства, просто чуть более медленный. Недавно в десяти крупнейших портах Америки полиция и Бюро удачно осуществили совместную операцию по борьбе с наркомафией, которая больше напоминала маленькую войну. Сотни тонн товара – таблеток, ампул, табака и порошка, – были уничтожены, налаженные каналы доставки по всей стране прекратили работу.

Но это очень похоже на работу системы кровообращения – если тромб закупорил одну крупную артерию, начинает работать сеть коллатералей, и десятки мелких сосудов берут на себя новую работу, постепенно расширяясь.

И потому порт Танвича в последнее время работает с небывалым (и нездоровым) оживлением, а мне приходится заполнять массу бумаг на все случаи ампутации и гибели на пожарах, хоть это и глупо до безумия. Как точка на пути серебряной пыльцы в большие города Танвич еще сгодится, но как место «промышленной» добычи… в нашем городишке живет слишком мало людей, чтобы спокойно убивать и похищать тела. Я уж молчу про подпольный крематорий, который просто необходим для производства качественной пыльцы!

И сегодняшний труп с пожара, при жизни бывший двадцативосьмилетним Чарльзом Миллером, – которого мне пришлось оформлять на сорока листах, – тоже никакого отношения к пыльце не имел. Правда, сама по себе работа была довольно простой: на тело упала часть стены и тем спасла его от обугливания. Никаких проблем с опознанием из-за татуировок. Причина смерти – несчастный случай. Парень сам кинулся в горящий дом спасать свое добро, его не смогли удержать, да и не очень-то пытались.

Миллера так и нашли с жестяной банкой из-под печенья в руках, в которой с пеплом мешались остатки банкнот, писем, открыток и золото. Правда, его дом загорелся не случайно – это был стопроцентный поджог с пустыми канистрами из-под бензина на месте пожара. Копы на вскрытии говорили о том, что поджог организовал Тони Мэлоуни в отместку за то, что Чарли попытался ограбить его дом.

Конечно, в свои шестьдесят пять он уже не делал этого лично, но его «доверенные лица» из числа портовых докеров вполне справились с поручением сами.

Оба копа то и дело вздыхали, (впрочем, не очень глубоко, потому что вытяжка не справлялась с ароматом подгоревшего бифштекса), как было бы здорово получить ордер на обыск его дома-яхты.

Но – ни свидетелей, ни улик, и я тут ничем помочь не могла. Впрочем, с паршивой овцы хоть шерсти клок: в золотых украшениях я опознала несколько побрякушек, которые были украдены из гостиницы у членов биг-бэнда Санни Эрла.

… Наверное, нужно было объяснить Аймону, почему я не хочу идти на концерт, а не отказываться с нескрываемым ужасом в голосе.

В конце концов, Санни Эрл, Красавчик Санни, Медленная Рука, Мускулистый Баритон, Кожаные Легкие – и еще десяток-другой прозвищ, – умер двенадцать лет назад, а его музыканты с тех пор занимались бесконечным переигрыванием всего, что он успел сочинить, подбирая все новых и новых вокалистов для озвучки. Каждый раз биг-бэнд торжественно извещал публику в газетах, что они нашли «наследника»; но все эти наследники оставались в бэнде на один-два гастрольных тура, а потом уходили, обычно с большим скандалом. С годами новости о «Биг-бэнде Санни Эрла» перекочевали с заголовков до коротких заметок в разделе музыкальных сплетен. Я не слишком удивилась, увидев их афиши в Танвиче, но даже не подумала купить билет. С моей точки зрения, это был бы поход на пляски гальванизированного мертвеца. Слишком большая плата за возможность потешить свою ностальгию и вспомнить, как я снова и снова включала «Чертову куклу», раздражая соседей по комнате.

А уж когда я приехала на кражу в их номер, то неподдельно удивилась, как они в таком свинарнике вообще смогли определить, что к ним вломились.

Раскрытые чемоданы с месивом из вещей внутри, мебели не видно за грудами пропахших потом сценических костюмов, на полу валяются, норовя подкатиться под ноги, пустые, полные и полупустые бутыли, а сорванный карниз еще держится на одном креплении. Но больше всего меня поразил забытый в заблеванной ванне саксофон.

Все остальное можно было, сощурив глаза и не всматриваясь, назвать творческим беспорядком. Но такое отношение к рабочим инструментам говорило о том, что о творчестве здесь давно забыли.

Музыканты валялись по диванам и креслам так же расслабленно и небрежно, как их сценические костюмы наверху. Я узнала бас-саксофон Троя и барабанщика Рамона, а навстречу мне – нет, не поднялся, а всего лишь перетек из лежачего положения в полусидячее, – гитарист группы, Марк Тэйлор.

– Милая, принеси мне кофе и аспирин, пока копы снова не пришли? – он попытался обаятельно улыбнуться, не открывая глаз.

– Вам нельзя принимать аспирин после вчерашнего желудочного кровотечения.

– Какое еще желудочное кровотечение? – он разлепил глаза чуть шире, и чувства, которые обычно вызывает мое лицо, вспыхнули на его собственном – отекшем и потасканном, но все еще красивом, – с яркостью неоновой вывески.

– В ванне вашего номера вчера кого-то рвало меленой. Черный цвет рвоты – признак свежего желудочного кровотечения.

– А откуда вы узнали, что это я? – без тени смущения спросил Тэйлор.

Я молча перевела взгляд на его некогда белую атласную рубаху.

– А! Точно, – он потянул на себя пиджак, даже не пытаясь застегнуться. – А вы доктор, мисс?

– В какой-то степени. Я патологанатом. И судебно-медицинский эксперт.

Это заставило его замолчать минуты на две. Я взяла отпечатки пальцев у Тэйлора и Троя, который тоже немного пришел в себя.

– А Микки остался в номере, ему было так плохо, что на концерт мы без него вышли. Это он увидел, как тот ворюга к нам залез и открыл сейф…

– А почему Микки его не остановил? – полюбопытствовала я. Трой тихо фыркнул, а Тэйлор снова опустил веки, как занавес, и надменно произнес: