Пепел к пеплу (сборник) - (ЛП)

Маркато всерьез задумался, а я поняла, что не смогу выдержать полноценную имитацию интервью, как планировала. Талант – так близко – лучше бы я сидела дома и лупила по пальцам молотком!

– Но вы сейчас в отпуске?

– Да. Как видите, – он широким жестом обвел кухню, и я в первый раз обратила внимание, как много шрамов на его руках. Порезы и ожоги разной степени тяжести, начинаясь где-то от локтя, покрывали кожу все гуще, кисти – словно вытесанные из дерева неумелым учеником.

– Ходят слухи, что у вас с Дэем часто были ссоры?

– Понимаете, – медленно начал Маркато. – Мне бы не хотелось говорить о покойном плохо, но… он совершенно ничего не понимал в высокой кухне.

– Правда?

– Горячая картошка – это был его предел. Он требовал… – Маркато замолчал, отвернувшись к плите.

Что он требовал? – Преодолевая себя, я встала из-за стола, подошла как можно ближе к повару и уставилась на плиту.

– Что вы готовите? – я стояла близко, слишком близко, угнетая его самим фактом моего ущербного существования.

– Я немножко импровизирую.

То, что он помешивал в кастрюльке, и вправду выглядело как чистейшая импровизация, но аромат от этой загадочной черно-красной субстанции шел божественный.

– Так чего же от вас требовал Дэй? – еще на полшага к нему.

– Он хотел, чтобы я был аптекарем! – нервно рассмеялся он.

– Простите?

– Ему везде мерещился перерасход продуктов, необоснованные траты, он отмерял каждую специю по грамму, считал каждую каплю масла на сковороде! – горячо сказал Маркато.

– И он вас уволил.

– Нет. Это я сказал, что увольняюсь, – неожиданно спокойно ответил повар.

– И Дэй пошел вам навстречу?

– Совсем наоборот. Он отказался меня уволить.

– Отказался? – как попугай повторила я.

– Когда Дэй убедился, что я серьезен, он предложил мне другой вариант. Сказал, чтобы я нашел замену себе во «Флоренцию», а сам остался бы в Танвиче и писал книгу рецептов итальянской кухни для американских домохозяек.

– И вы согласились?

– Каждый повар мечтает о своей книге! А Дэй к тому же предложил мне очень выгодные условия. И сразу, как только я нашел для его заведения нового шефа, мы с Дэем заключили контракт на мою будущую книгу… Но я не ожидал, что сидеть и работать над книгой будет настолько скучно, – вдруг признался Маркато. – Можно задать вам вопрос?

– После всех моих? Конечно, – я улыбнулась как можно шире.

– Что с вами случилось? – я буквально кожей прочувствовала, как в Маркато темной волной снова колыхнулся страх.

– Не знаю, это случилось очень давно.

– Насколько давно? – любопытство и страх вместе.

– Я еще не родилась, – сухо пояснила я. – Могу предположить алкоголизм одного или обоих родителей.

– Только предположить? – осторожно уточнил он.

– Спросить все равно не могу, – пожала я плечами. Пусть думает, что хочет.

– А когда выйдет статья? – Маркато бесцельно щелкал кухонной зажигалкой, ярко-синий огонек выскакивал из ее узкого медного горлышка и снова гас.

– Эээ… через месяц. Большое вам спасибо. Я, пожалуй, пойду.

Я встала, скрежетнув стулом по кафельным плиткам, и Маркато болезненно поморщился.

– Подождите… – вдруг сказал он, и я замерла.

– Да?

– Это же парадокс, если вы уйдете от повара голодной, – старательно рассмеялся он. – Я чувствую, вы проголодались. Может, поужинаете вместе со мной?

– Спасибо, но… мне пора домой, я тороплюсь.

И не двигается с места, наоборот, небрежно держит ладонь на ручке двери.

– Мне пора. Пропустите, пожалуйста.

– Извините. Да, я действительно задерживаю вас, извините…

– Задерживаете, – кивнула я. Спину выпрямить, дрожащие колени прикрыть сумкой.

– Но я бы хотел еще с вами поговорить, – признался Маркато.

– Вы Талант, а я нет, – надеюсь, это прозвучало без зависти. Как сухая констатация фактов. Интерес к патологии.

– Мне и правда пора… – я осторожно подошла к выходу.

– Может быть, вы придете еще как-нибудь?

– Да, хорошо. Непременно.

Несколько шагов до прихожей – Маркато, как любезный хозяин, проводил меня к двери – и вот я уже на улице. Можно перевести дух. В ворот моего свитера впитались головокружительные ароматы, царящие на кухне у Маркато. Интересно, почему он так панически боится потерять свой Талант? Насколько я знаю, в зрелом возрасте для этого есть только один надежный способ: но наркоман он или просто невротик, меня это уже не касается.

А я оставила свой любимый зонт у него в прихожей – пусть остается, как искупительная жертва всемогущему Случаю. Возвращаться за ним я точно не собираюсь.

* * *

А на следующие утро работа подбросила мне столько неприятных сюрпризов, что я забыла обо всем, кроме нее. Заболел Эндрюс. Сломался второй фотометр. И заместитель Лейси опять навязал мне мартышкину работу.

Думать, что патологоанатом для живых бесполезен – значит глубоко заблуждаться. Например, пациент уже на столе, брюшная полость открыта, и срез опухоли несут в мой подвал, чтобы я определила – доброкачественная или злокачественная. Ждет хирург, ждет анестезиолог, и больной под наркозом тоже ждет – от моего вердикта зависит весь ход операции и объем удаляемых тканей.

Но сегодня я собиралась отстоять свое право делать нужную работу. Я знала, что стоит мне растеряться, недостаточно твердо стоять на своем, как Дэвис немедленно повернет разговор так, что я буду выглядеть лентяйкой, не желающей выполнять свои прямые обязанности.

И как только я дошла до боевой точки кипения, как выяснилось, что еще и рентген не нашел лучшего времени, чтоб выйти из строя: пришлось вызывать и ждать специалиста по обслуживанию медтехники.

Прибыл специалист весьма не в духе.

– Врачам нельзя доверять технику! – поздоровался он, и продолжал развивать эту тему все время, пока копался во внутренностях аппарата.

Я крутилась рядом, ожидая, пока Флауэрс поставит диагноз. Наконец он распрямился.

– Здесь у вас…

Меня обдало потоком узкоспециальных терминов.

– Но вы можете это починить? – это было все, что меня интересовало.

– Кончено, – словно бы даже оскорбился техник. – Уж если я с томографом справился…

– А что, его кто-то уже сломал? – заинтересовалась я.

– Нет, просто включали без меня, – угрюмо произнес Флауэрс. – И чуть не сломали! – Если кто-то знает только про две кнопки в аппарате, то, по крайней мере, не надо бить по ним кулаком!

– А кто… – начала я, но Флауэрс вдруг замкнулся, показывая мне, что не настроен развивать эту тему.

Решив устроить себе маленький отдых перед разговором с Дэвисом, я включила кофеварку и села писать заключения. Работа несложная, и я сама не заметила, как погрузилась в раздумья по поводу вчерашней встречи. Стоило вспомнить перекрытый выход и любопытство, с которым он рассматривал мое лицо, как в горле пересыхало, и я снова поражалась собственному упрямству и безрассудству.

И тут у меня в голове словно вспыхнула спичка.

Девушка, уволенная на следующий день после смерти Дэя! Надо полагать, что уволила ее миссис Дэй? Если непосредственно перед похоронами у вдовы не нашлось другого занятия, то здесь должно быть что-то очень личное, а самый банальный ответ обычно самый правильный.

Оставалось придумать предлог для визита. Подсказкой мне стала сама дата увольнения.

… Норма Мортенсон жила в многоэтажном доме на окраине Танвича. Звонок возле ее двери висел, как полувыбитый глаз, на ниточке провода, стены расписаны ругательствами и любовными признаниями, а на сером коврике и дальше по коридору валяются золотистые и алые кружочки конфетти.

Звонить пришлось долго, хотя хлипкая дверь не мешала слышать, как пронзительное дребезжанье разносится по всей квартире. Наконец я услышала громкое хрипловатое «Иду!».

Дверь открылась, на меня с порога недовольно смотрела русоволосая девушка лет двадцати, пальцами пытаясь распрямить слежавшуюся прическу и убрать конфетти из растрепанной шевелюры. Симпатичное личико, хотя круги под глазами и напухшие веки никого не красят; и фигура суккуба, на которой даже махровый халат смотрелся как маленькое черное платье.