Лиловый (I) (СИ)

Он мысленно принялся перебирать старые сказки, слышанные еще в детстве. Да, слуги темного бога. Безумцы, лишенные здравого рассудка. Он вспоминал, как они обычно выглядят: вонючие лохмотья, растрепанные клочья волос, -- если те вообще есть, -- сумасшедшие лица, пена изо рта. В остальном же они были похожи на людей. Людьми, наверное, и являлись.

Одержимые -- люди, сделал вывод Острон. Допустим, когда на тебя пялится такая раззявленная гнилозубая мерзость, об этом не очень-то думаешь, но белоглазый уж точно был похож на человека. Безумными в нем были только его глаза.

Что же он хотел сказать, задавая такой вопрос?..

Дверь снова открылась; на этот раз на пороге действительно стоял Басир, с объемистым холщовым мешком под мышкой. Он притащил мешок к столу и аккуратно принялся извлекать его содержимое. Анвар полистал одну книгу, потом другую.

-- Сейчас, сейчас, -- пробормотал молодой китаб, -- была одна очень старая, самая старая из всех, что я унес... а! Вот она.

Абу, сидевший рядом, помог однорукому Басиру вытащить книгу из мешка и протянул ее Анвару; заинтересовавшись, сам заглянул через плечо толстяка.

-- А я ее в библиотеке не видел, -- заметил он.

-- Господин Фавваз держал очень древние книги в отдельной комнате, -- пояснил Басир, -- именно их он мне и велел переписывать в первую очередь, потому что они разваливались.

Анвар открыл книгу и осторожно перевернул две первые страницы. Острон мог видеть их с Абу лица; он видел, как они оба вдруг посерьезнели.

-- Я знаю этот язык, -- сказал наконец Анвар. -- Очень древний язык, но мне... попадались и раньше надписи, сделанные на нем.

-- Ты действительно можешь прочесть, что там написано! -- воскликнул Басир с благоговением. -- Я так и думал!

-- И что там? -- с отсутствующим видом спросил нахуда Дагман, сворачивая самокрутку.

-- ...Это очень древняя книга, -- помедлив, ответил китаб. Абу продолжал смотреть на страницы с сосредоточенным видом, хотя не мог знать языка. Светлые глаза Анвара пробежались по исписанным аккуратной рукой Басира листам. -- Не могу сказать подробней, ведь я еще не прочел ее. Но, кажется, это что-то вроде хроники.

-- Хроники? -- уточнил Басир.

-- Да, -- кивнул тот. -- И эта книга действительно прошла сквозь тысячелетия, юноша. Даже не через одно тысячелетие.

-- Как такое может быть? -- удивился нахуда, позабыл про самокрутку, подошел к Анвару и тоже заглянул в страницы книги. -- Она не выглядит старой, собственно говоря, она вообще выглядит так, будто ее написали не больше года назад.

-- Я переписал ее со старой копии, -- сказал Басир. -- А до того, я думаю, ее переписывали и раньше...

-- Оригинал наверняка не сохранился, -- кивнул ученый китаб. -- За тысячу лет книга рассыпалась бы в прах, не говоря уже... о нескольких тысячах лет. Я подержу ее у себя, Басир?

-- Конечно...

-- Это очень важная книга, -- задумчиво добавил Анвар, закрывая том. Они с Абу Кабилом обменялись короткими взглядами; нахуда Дагман за их спинами выпрямился и будто бы вспомнил про самокрутку, пошел назад к столику. -- Очень... важная.

Фарсанг пятнадцатый

Хаос последних дней понемногу стихал. Какие бы беды ни случались с людьми, человеческая натура все равно берет верх; в этом и преимущество человека: он легко приспосабливается к любым условиям жизни.

С одной стороны, племена недавно потерпели одно из самых крупных поражений века, а может быть, и тысячелетия; стена Эль Хайрана, стоявшая столько, сколько помнили себя самые древние старики, и давнее того, пала. Погибли тысячи людей, воины и мирные жители; селения на морском побережье к югу от Харрод и на одном из ее берегов были потеряны.

С другой стороны, весть об этом поражении пришла в Ангур довольно давно, и многие уже успели смириться с ней. Кто-то лелеял надежду, кто-то просто принял это, как должное; во всяком случае, жизнь продолжала кипеть в великом городе Ангуре, да с небывалой силой. В город вернулись остатки армии шести племен, потрепанные и напуганные; в город стекались другие люди, шедшие с севера.

Старик Мансур обнаружил себя во главе нового войска, поскольку их генерал, Халик, погиб, а его до того назначил своим заместителем в Ангуре.

-- Не гожусь я для этого, -- угрюмо сказал он племяннику тем утром; они сидели в зале на первом этаже, и Острон с угрюмым видом начищал ятаганы, а дядя пил кофе. -- Какой из меня полководец? Единственный раз, когда я кого-то за собой вел, был лет двадцать назад, когда на наше племя напали разбойники. А одержимые -- не разбойники. Что я буду делать со всеми этими людьми? Они приходят ко мне и спрашивают, какие будут приказы. Что я должен говорить им? Я уже устал отсылать их в Эль Каф.

-- Сунгай сказал, большой отряд из Залмана прибудет через неделю, -- отозвался Острон, полируя блестящее лезвие ятагана тряпочкой. Этот ятаган когда-то принадлежал Халику; конечно, он не мог сравниться с мечом работы Абу Кабила, но ковки был тоже очень и очень неплохой. Острон вздохнул, в который раз вспомнив, что близнец этого клинка, должно быть, давно уже покоится в песках далеко на юге, вместе с хозяином.

-- И небось все они тоже захотят встать под мое начало, -- буркнул дядя.

-- Может быть, во главе этого отряда генерал Залмана, -- возразил Острон. -- Я надеюсь, он спасся. Генерал западной твердыни уж точно знает, что делать, он много лет охранял стену Эль Хайрана. Харрод теперь -- наша стена.

-- Ар-Расула беспокоит ее исток, -- угрюмо заметил старик, поставил пустую чашечку на стол. -- И горный хребет Аласванд. Хотя все разведчики в один голос говорят, что эти места непроходимы.

-- Если его это беспокоит, пусть пошлет туда людей, -- Острон пожал плечами. Честно говоря, его голову занимали другие мысли, и дядю он слушал вполуха. Оборона реки -- это, конечно, важно, но сейчас, когда река разлилась, а одержимые не в состоянии переправиться через нее...

Дядя Мансур вздохнул. Он знал, что беспокоит его племянника. То же самое беспокоило и Сунгая, который в казармах почти не объявлялся, все пропадал на пристани. Последние дни прошли с мутной тревогой. Никак не приходил в себя Ниаматулла, друг Острона, а когда он наконец открыл глаза, -- это было позавчера вечером, -- быстро выяснилось, что Улла не в себе.

Закончив чистить клинки, Острон спрятал их в ножны и поднялся.

-- Схожу к Улле, -- сказал он и вышел. Дядя Мансур посмотрел ему вслед. Обернулся. На лестнице стоял Абу Кабил, только что спустившийся со второго этажа; у кузнеца был неизменно беспечный вид, чем он и выделялся среди всех окружающих.

-- Мальчишка здорово повзрослел, -- негромко заметил Абу. Старик кивнул, чувствуя гордость, смешанную с горечью.

-- Трудности заставляют людей взрослеть быстрее, -- пробормотал он.

***

Дом Уллы был старым, не очень большим, но поддерживался почти в безукоризненном порядке; Острон знал, что мать будущего аскара зарабатывала себе на жизнь, убираясь в домах побогаче. Некогда они жили неплохо: когда еще жив был отец Ниаматуллы, известный мудрец и писатель. Книги занимали в этом доме главенствующее место. Большой зал на первом этаже, -- кажется, единственное достаточно крупное помещение, -- был отмечен высоким шкафом, на полках которого стояли старые томики. Книги, скорее всего, никто особо не читал, но мать Уллы заботилась о них в память о муже. Немного отдельно, на самой верхней полке стояли и книги, принесенные сюда Басиром; с некоторых пор в зале можно было часто обнаружить толстяка Анвара, неизменно с книгой в руках.

В комнате Уллы особого порядка не было. Пожалуй, места для этого порядка не было; комнатка была узкая, хоть и длинная, и помимо кровати в ней стоял стол, весь заваленный какими-то музыкальными штуками, в которых Острон ничего не разумел. На деревянных подставках на полу стояли инструменты Уллы.

Сам хозяин находился в постели. Когда Острон вошел, он поднял голову; лицо Уллы было белее воска, под глазами темные круги. На низком стульчике рядом сидел Басир с какой-то книжкой.