Архиведьма

— Можно?

Конь сделал шаг вперед, вставая ко мне левым боком. Я, еле дотянувшись до стремени, неуклюже влезла коню на спину.

— Смотри, Кира, повод влево — ты налево, повод вправо — ты направо. Если я поддаю тебе пятками по бокам — ты идешь, еще раз — быстрее идешь, еще раз — бежишь. Договорились?

Конь изобразил подобие кивка, и я поддала пятками. Народ на площади испуганно ахнул, но ничего не произошло. Кира послушно пошел. Мы долго кружились по загону, привыкая и учась понимать друг друга. Так я заработала свои первые десять серебрушек. На три я купила сумку, а остальные спрятала, и теперь они весело позвякивали в сумке на плече. После этого случая на меня стали косо посматривать и за глаза называть ведьмой.

Минули те времена беззаботного галопа через болото. Теперь мы летели над рекой в ночи. После краткого решения некоторых моментов, как то: команды и предупреждения вверх-вниз, общение друг с другом в городе, селе и т. п., дело пошло на лад. Кира летел мягко и легко, на ходу отрабатывая навыки полета без потери меня. Он-то опускался почти до самой воды, то взмывал над деревьями, и река превращалась в тоненькую серебряную ниточку. Я любовалась дивными пейзажами ночного леса: полная луна давала достаточно света. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Как сильно преображается весенний лес ночью. Зеленый и коричневый сменяются серым и черным. То, что днем было просто малиновым или чернорябиновым кустом, ночью обретает иную форму, становясь чутким стражем, хватающим незваных гостей ветками за одежду. Деревья будто бы шире раскидывают лапы, чтобы загородить дорогу незнакомцам. Всюду снуют мышки-норушки и другие мелкие ночные грызуны, создавая жутковатый шорох, напоминающий крадущиеся шаги. Ухают совы, предупреждая всех лесных обитателей, что на их территорию вторглись чужаки. В этом и было основное отличие ночного Глухого леса от дневного. Днем он словно приглашал идти дальше: всюду на пути попадались грибы (причем, не только поганки и мухоморы), кусты малины, смородины, крыжовника, пели птицы; в то время как ночной лес нас и не отталкивал, но и не поощрял наше путешествие.

Заночевать решили на полянке, где пришлось сделать остановку по надобности. До рассвета оставалось всего несколько часов. Хотя мы никуда не спешили, я поднялась довольно рано: мне не хотелось терять еще полдня. Когда я попыталась подняться, то сильно удивилась огромному сопротивлению штанов — за ночь они окаменели окончательно. Вот Кире повезло: с его шкуры любая грязь, лишь высохнув, соскальзывала как по маслу. Пришлось по-пластунски, на брюхе, ползти к реке и отмачивать одежду, чтоб хотя бы снять ее. Одеждой это было уже трудно назвать: цвет неузнаваем, фасон — тем более; даже половая тряпка после десяти лет непрерывного использования лучше выглядит. Отмокло это дело только через полчаса, за которые я успела окоченеть в воде. Далеко от Источника забрались. Даже сухая одежда не помогла избавиться от мелодичного постукивания зубами.

Киру я распинала с трудом. Он отворачивался, бурчал что-то невразумительное и ни в какую не хотел просыпаться.

— Ах, так! — разозлилась я. — Останешься без завтрака!

Угроза возымела действие, Кира встал.

— А где завтрак?

— Дддрроввва пприннессешь — ббуддет ззавтррак, — простучала я в ответ.

— Ууу, — только и сказал Кира перед тем, как скрыться в кустах.

Когда костер разгорелся, рыбка дожаривалась, а я отмерзла, Кира решился спросить:

— Мира, ты же у нас теперь маг, что делать будешь?

— В каком смысле, — не поняла я.

— Ну, тебе же учиться надо, а то дожаришь меня как-нибудь.

— Да ну тебя с твоей учебой. Я просто колдовать не буду и все.

Училась я в школе хорошо, прилежно. Денаил даже со мной дополнительно занимался, говорил, что способная я, все на лету схватываю. Хотели меня мать с отцом в семнадцать лет в город учиться отправлять, но не вышло, не дожили они до этого. Старик научил меня всему, что сам зам знал и отпустил с миром. С меня и того заключения, то есть обучения в десять лет хватило, а теперь нате вам, пожалуйста. Могу я хоть немного насладиться свободой и пожить так, как сама хочу?!

— Не пойду учиться, и хоть ты тресни, — выдала я итог.

— Трескаться не буду, — пробормотал себе под нос Кира, — а вот сгореть вполне могу, — и уже громче сказал. — Мира, пойми, нам жить на что-то надо, а что ты умеешь?

— Я могу быть учителем в городе. Я же хорошо читаю и считаю, а еще знаю много интересного, например о нежити. Зря я что ли десять лет штаны об лавку в школе протирала?

— Никому в городе твои умения не нужны, — безапелляционно заявил конь. — И без тебя школ полно, — и, предупреждая мой возглас, добавил: — Репетиторов тоже хватает. Мы либо будем попрошайничать, показывая фокусы с поджогом города, либо помрем с голоду.

— Давай у Вики спросим, — предложила я. — Как она скажет — так и будет. Она же Великая Имперская Книга МУДРОСТИ, как-никак.

Я раскрыла Книгу и с надеждой в голосе спросила:

— Вика, мне идти учиться магическому мастерству или и так сойдет?

«Что значит и так сойдет? — возмущенно запрыгали строчки. — Конечно, учиться!!!

Ну, что тут скажешь, сама напросилась. Раз конь и Книга (кошмар, кого я слушаю!) единодушно выпинывают меня учиться, сопротивление бесполезно.

— Я ведь даже не знаю, куда идти учиться, — надеясь отсрочить приговор, сказала я.

«Гордейская Академия Магии и Колдовства всегда славилась хорошей репутацией, и мы как раз идем в ту сторону. Прием начинается летом — вот там и будешь учиться», - забила Вика последний гвоздь в крышку гроба моей свободы. У меня даже аппетит пропал, так что Кире досталась двойная пайка.

Пролетели мы совсем немного от места нашего ночлега, когда увидели тропинку вдоль реки. Оказалось, мы не долетели до населенного пункта всего ничего.

— Кира, вниз, — скомандовала я, и дальше мы пошли по твердой земле.

Лес стал реже. Все чаще попадались пеньки, которые красноречиво говорили о том, что неподалеку живут довольно активные люди. Вскоре на обочине дороги, в которую превратилась лесная тропка, появилась табличка «Село Людоедовка. Посторонним вход воспрещен. Добро пожаловать». Странно, подумалось мне, сначала гонят, потом приглашают. Ладно, на месте разберемся.

— Мне когда замолкать? — поинтересовался Кира.

— Наверное, сейчас, — посоветовала я, заметив приближающуюся к нам процессию.

— Не нравится мне все это, — прошептал конь. — Может, слиняем, пока не поздно?

— Уже поздно. Видишь, они уже с буханкой на полотенце бегут, — одними губами проговорила я, — сейчас еще и есть заставят несоленый хлеб. Невежливо как-то получится к таким радушным людям задом поворачиваться.

Мне и самой эта ситуация ой как не нравилась, но нас уже заметили, и отступать было поздно. Странно было то, что о своем приезде мы не сообщали, но нас встречали хлебом-солью. Может, ждали кого, а нас за них приняли. Хотя, нет худа без добра, поедим на халяву. Ах, это сладкое слово — ХАЛЯВА.

— Приветствуем дорогих гостей, — налетело на нас местное население. — Заходите, оставайтесь! Мы всегда рады гостям. Молодая леди, наверное, устала с дороги. Примите наши хлеб да соль и окажите честь принять участие в празднике по случаю дня рождения нашего старосты.

Эту пламенную речь было невозможно прервать. Мне, конечно, польстило такое пристальное внимание со стороны местных аборигенов, но когда они заулыбались, видя, что я останусь, даже Кира шарахнулся. Это были не люди. Вернее, не совсем люди. У них была бледная кожа с синеватым отливом, зубы острые, словно специально заточенные, клыки выступают из общего ровного ряда. По описанию — упыри, болотная или лесная кровососущая нежить. Но упыри боятся солнечного света, не умирают, конечно, от первых лучей восхода, но сильно его не любят. Днем они обычно сидят в своих норах и поедают то, что наловили за ночь. Ну а если ничего не поймали — спят голодным беспокойным сном. Эти же гуляли по солнцу как обычные люди. Да и ростом они были выше упырей, меньше, конечно, обычного человека, но для упырей менее бледные и боле быстрые, что внушало определенные опасения. О таких гибридах еще никто не слышал.