Свет во мраке

— Звезды в воде… — пробормотал я, глядя на плывущую искру мигнувшую еще разок и потухшую…

Валун еще дергался. Ниргал агонизировал, ему нечем было дышать, вода заполнила его шлем, а может быть и грудь, но живучий воин продолжал сражаться за жизнь. Но он бился не ради того чтобы жить дальше, как повелевают нам высшие силы — ибо жизнь свята — ниргал пытался выжить лишь по одной веской для него причине — он хотел выбраться и убить меня, ибо так гласил приказ его хозяина. Я поднял бревно и вбил его так, чтобы валун нельзя было откатить. Я давно перестал недооценивать чудовищную силу ниргалов. Через несколько мгновений я продолжил свой путь на север, вновь двигаясь вниз по течению ручья.

Я бежал вместе со звездами — ликующе сияя, они праздновали свое освобождение из оков гнилой плоти, радостно несясь в воде и подмигивая мне на прощание, прежде чем исчезнуть навсегда.

За моим плечом слышалось жадное причмокивание и постанывание — тесак жаждал поглотить каждую искорку жизненного света. Сейчас он сетовал, что столь много вкусной пищи пропадает втуне, рассеиваясь в противной проточной воде. Я не прислушивался к его жадным ноющим словам.

Какой сейчас день погони?

Я сбился со счету. День летит за днем, но все же их не могло миновать слишком много. Однако теперь мы очень далеко к северу от пустотелой Горы заполненной первородной страшной темнотой. Не думаю, что Истогвий мог предвидеть, что его ожидало столь долгое путешествие. Впрочем, у него нет выбора. Он продолжит следовать за мной до тех пор, пока не погибнет или же не заберет древний каменный тесак обладающий собственным разумом, а может и душой.

Мертвое озеро…

Оно изменилось и осталось прежним.

Снег и лед растаяли, берега зазеленели. А вода осталась прежней — темной и мертвой. И соленой — я навсегда запомнил ее мерзкий вкус, когда каменный саркофаг Тариса Ван Санти утянул меня ко дну. Вкус этой воды прожигает глотку словно пылающий факел.

Что ж… вот он двойник дядюшки Истогвия — Мертвое озеро. Ведь они почти ровесники и прожили больше двух столетий, практически не изменившись внешне и внутренне.

План почти созрел в моей голове, осталось лишь оглядеться, продумать некоторые мелочи. И добраться до еще одного памятного мне места — до древнего жертвенного зиккурата, до вздымающейся из воды каменной пирамиды, видевшей так много смертей, что еще несколько оборвавшихся жизней никак не потревожат холодную громаду. Именно там я решил дать бой преследователям. Здесь подходящее место для смерти — чьей бы она не оказалась. К тому же здесь я уже однажды умирал. И это знание добавляло мне сил и уверенности.

Неожиданные встречи начались, когда до цели моего путешествия оставалось меньше лиги.

Шурды. И гоблины.

Жалкие, поникшие духом, истощенные, обессиленные.

Чаще всего они даже не скрывались, сидя в нескольких шагах от берега и бездумно смотря на торчащие из мертвой воды почерневшие останки некогда величественных зданий — все, что осталось от огромного города Инкертиала разрушенного во время страшного катаклизма.

Шагая по злорадно хрустящему песку, я проходил мимо шурдов и гоблинов, что смотрели на меня столь же мертвыми и пустыми глазами, как и озеро что в них отражалось. Помимо бескрайних просторов не могущей даровать жизнь озерной воды в их глазах отражалась вершина далекого мрачного зиккурата.

Зачем пещерные гоблины явились сюда?

Они пришли следом за шурдами — своими хозяевами правившими ими на протяжении двухсот с лишним лет. У некогда многочисленного и плодовитого народца гоблинов исчезла самостоятельность в принятии решений. За годы рабства они привыкли к тому, что им постоянно отдают неоспоримые приказы определяющие их жизнь и судьбу. Впрочем, гоблины живучи, легко приспособляются к любым тяготам — у их народца есть шансы возродить былую численность, если исчезнет самая главная для них угроза — темные шурды.

Ну а сами шурды?

Что ж… между торчащими из воды каменными обломками и жалкими остатками шурдов разбросанных по берегу, можно легко найти схожесть — там и там остались лишь руины. Развалины некогда процветающего города и ничтожные обломки шурдской цивилизации. Они очень похожи в своем безмолвном оцепенении. Их будущее скрыто черной пеленой безнадежности. И все они — город и шурды — уничтожены одним единственным человеком. Тарисом Некромантом, безжалостным безумцем жаждущим власти.

Я молча проходил мимо съежившихся гоблинов и шурдов. Те провожали меня безучастным взглядом. Судя по всему, шурды попросту боялись возвращаться к расположенным на востоке родным горам, где находился их главный подземный город. Они дезертиры предавшие своего бога, ослушавшиеся его приказа. Им некуда возвращаться. Их везде ждет незавидная участь — пытки, смерть, обращение в нежить. Исковерканные с рождения жестокой некромантией тела сковало оцепенение, умами темного народца овладело уныние.

Однако удивительно, что шурды явились именно сюда — на берег мертвого огромного озера окруженного почти со всех сторон просоленными пустошами с редкими больными деревьями, а с севера безбрежным морем. Темные гоблины не могли не понимать, что никто иной как Тарис стал причиной опустения их столицы и гнездовищ разбросанных по Диким Землям. Это он согнал шурдов в плотную толпу и словно овец на бойню погнал их в неведомые дали, по пути избавляясь от самых слабых и крикливых, не дрогнувшей рукой перерезая глотки старцам, шурдским детишкам и просто недовольным. Из обожаемого бога породившего новую расу Тарис Ван Санти превратился в ужасного демона явившегося по их души, жадно пьющего их кровь и рвущего их плоть на куски. Но они все равно пришли сюда, к гробнице Некроманта, к месту, где на продолжении долго тянущихся столетий молили о пробуждении своего бога ото сна, о его восстании из узилища-гробницы. И вот Тарис восстал… и дети его шурды умылись собственной кровью. Крах всех надежд…

Шаг за шагом я проходил мимо кучек шурдов, я насчитал не меньше четырех десятков недругов, позволивших мне пройти около сотни шагов, прежде чем они окончательно осознали, что в их владения заявился одинокий человек с усталым щетинистым лицом и потрепанной одеждой. Шурды начали медленно вставать. Вскоре здешняя гнетущая тишина ненадолго будет прогнана…

С дрожащим криком на меня бросился трясущийся от голода и старости шурд. На плешивой голове трепещут раздуваемые ветром редкие пряди испачканных в грязи седых волос. Плечи прикрыты обрывком белой толстой шкуры украшенной разноцветными ленточками и ожерельями из мелких птичьих черепов. Раздутые колени с величайшим трудом удерживают вес темного гоблина и грозят подломиться в любой момент. Искореженные ступни скользят по соленой грязи, из хрипящей груди с надрывом исходит крик ненависти. В ладони зажат дрянной железный нож, почти ничего не видящие глаза залиты старческой влагой. Шурд смотрит на меня сквозь пелену слез…

Старик, почему же ты ненавидишь меня? Я убил десятки шурдов, мои люди — тоже. Но Тарис изничтожил сотни таких как ты и продолжает безумную пляску смерти. Ненавидеть надо его, а не меня! Я мечтал стать тем, кто уничтожит вашу проклятую расу темных уродцев, но Тарис украл мою мечту.

Мягкий удар моей ладони выбил из дряхлого шурда крохи оставшейся жизненной силы. Его тело упало в едва слышно чавкнувшую темную грязь. Разрезавший воздух каменный тесак с глухим звуком врезался в захрустевшую грудь следующего гоблина, переломав ему ребра и разорвав сердце. С тонким воплем к моим ногам кинулся оскаливший клыки тощий недоросль. Ликующе воющий тесак проломил ему череп. На темную грязь брызнуло красным. Растекающиеся разводы крови походили на вязь непонятных букв складывающихся в слова пророчащие беду. Каждый мой новый взмах добавлял все больше красного. Соль, кровь, грязь и вода. Быть может такое сочетание оживит мертвую землю? Сомневаюсь — на берегах этого озера уже много раз проливалась кровь, и слышались крики умирающих. Но жизнь и не вернулась…