Свет во мраке

Сейчас я испуган куда больше чем в тот миг, когда понял, что за мной идет сам дядюшка Истогвий.

Меня можно сравнить с бронированным жуком. Он силен и живуч. Но если жук угодит в муравейник — тут ему и конец. А я сейчас именно в муравейнике, где повсюду разбросаны останки предыдущих жертв.

Надо спешить…

Рыцарь спрыгнул беззвучно, не издал ни звука. Но с таким весом не упасть на землю тихо. Послышался глухой удар, скрип, свист лезвия рассекающего воздух. Я успел отбить вражеский меч и тут же отлетел в сторону, невольно застонав от резкой боли в правом боку и хватаясь за окончание глубоко засевшего арбалетного болта. Прямо в печень угодил…

Извернувшись, вырвал из живота болт, отбил еще один удар ниргала, сумел подняться на ноги и прыжком разорвать расстояние. Взглянул на противника и снова застонал. На этот раз от горя. Шрам… вот мы и встретились снова.

Напротив меня стоял боевой товарищ перешедший на сторону врага. «Мой» ниргал, молчаливый бесстрашный рыцарь, что не раз спасал мне жизнь, вытаскивал меня отовсюду, следовал за мной везде. Я никогда этого не говорил, но в душе давно считал Шрама самым настоящим другом. И вот он передо мной, молчаливая смерть закованная в доспехи. Я не видел закрытого знакомым шлемом лица, но не мог ошибиться — биение жизненной силы я давно уже различал столь же легко, как обычные люди различают лица. Это Шрам… это объясняет, почему меня так быстро сумел выследить и нагнать противник — ниргал хорошо знает меня и мой образ действий. Он в состоянии предугадать мой следующий шаг. Он предвидит мои действия, ибо в недавнем прошлом был моей постоянной и верной тенью, не отстающей ни на шаг.

— Шрам — вздохнул я, глядя, как воин перезаряжает арбалет — Помнишь меня?

Отрывистый щелчок, болт пробивает мне руку у локтя, обжигающая боль заставляет зарычать. Я почти успел увернуться. Почти…

— Шрам!

Вместо ответа воин прыгает вперед, выбрасывает руку с мечом, стремясь пронзить мне сердце. Что ж… проклятье, Истогвий, ты дал мне еще один повод подарить тебе страшные и долгие муки!

Мы столкнулись и меня тотчас сшибло с ног, ниргал упал сверху, мы закрутились в грязи как поссорившиеся мальчишки. Вот только мальчишки не бьются насмерть… Сжимая руки бывшего соратника, я все ждал, все надеялся, что за эти короткие мгновения я смогу докричаться до его разума — а я кричал, звал его по придуманному мною же имени. Но тщетно… Шрам был похож на… на ниргала, кем и являлся. И делал все, чтобы убить меня как можно быстрее. Было сложно сдерживать рывки его переполненного силой тела, удерживать запястья сжимающие меч и кинжал. Отброшенный арбалет лежал в пыли…

С силой встряхнув врага, я ударил его спиной о землю, беспощадно выкрутил руки, выбил лязгнувший о камень меч, вырвал кинжал… и резко вонзил лезвие прямо в щель под шлемом. Кинжал ударил о кольчугу и отскочил — ведь я сам укреплял ее при помощи магического дара. Так просто Шрама не взять. Проклятье… я надеялся на быстрый и легкий исход скверного поединка.

От удара кулаком мою голову отбросило назад, я ощутил вкус крови во рту. Следующий удар пришелся против сердца, ребра отдались резкой болью. Эти два удара очистили мою душу от последней тени сомнения. Мне не удастся возвратить старого былого Шрама. Со мной сражается обычный ниргал, бесстрастный и молчаливый, выполняющий приказ нового хозяина. И если я продолжу сомневаться — мне конец.

На моем горле сомкнулась беспощадная рука, шею сдавило, захрустели хрящи и кости, я больше не мог вдохнуть.

Проклятье…

Одним резким движением я сломал душащую меня руку в локте. Брызнула кровь из сочленений брони. Следующий удар лишил Шрама второй руки. А затем я поочередно взялся за его ноги. И под самый конец, когда бьющийся в пыли ниргала напоминал птицу с переломанными крыльями, я взялся за его шлем, не дожидаясь, когда подстегнутая магией регенерация залечит раны умелого воина.

Мне довелось последний раз взглянуть в изуродованное и еще живое лицо Шрама. В тот самый миг, когда я отсекал исполосованную давнишними рубцами и ожогами голову, я смотрел ему в глаза. И говорил прощальные слова, не обращая внимания на засевший у меня в животе острый каменный обломок, буквально вбитый туда умирающим ниргалом. Прости… прости меня, я не сумел спасти тебя…

Я не стал выпивать твою могучую жизненную силу, Шрам. По крайней мере, не сразу. Нет. Я отсек тебе голову, мой боевой друг. В знак уважения. А затем, когда тебя начало трясти и корежить, когда твое обезглавленное тело бешено забилось в пыли превратившейся в кровавую грязь… вот тогда я забрал остатки твоей жизненной силы. Для того чтобы ты упокоился быстрее. И чтобы часть твоей жизненной силы влившейся в мою кровь стала свидетелем скорой кончины клятого дядюшки Истогвия.

Поднявшись, я замер не в силах сделать и шага — ноги тряслись. Не от страха и не от пережитого. От бешенства. Яростного пылающего бешенства столь же опасного как готовящийся к пробуждению вулкан. Я снова чувствовал себя как в те темные времена, когда был промороженным насквозь мертвяком жаждущим лишь одного — убивать. На землю тяжело упал окровавленный каменный обломок. Снова течет моя кровь…

Истогвий… это ты зря…

Мы враги. Не спорю. Одному из нас суждено умереть при следующей встрече. Либо я, либо ты, дядюшка Истогвий. И у меня нет ни малейших возражений, нет никаких обид.

Однако…

Когда-то у меня была возможность оборвать жизнь твоей дочери. Я мог тогда сжать пальцы чуть крепче… но сдержался, не стал забирать жизнь юной девушки. И где же твоя ответная благодарность к заклятому врагу, Истогвий? Где ответная любезность? Ты забрал моего воина. Отлично. Отправь его в бой! — пусть падет в битве против других твоих врагов, например, в сражении с Тарисом. Это судьба ниргала — погибнуть в бою.

Но зачем же ты послал Шрама по мою душу? Хотел насладиться зрелищем как мы рвем друг другу глотки крутясь в пыли у твоих ног? Что ж… ладно… раз уж ты так сильно любишь душещипательные сцены — я устрою тебе незабываемое зрелище, Истогвий, жизнь положу, но заставлю тебя прослезиться…

Висящий за моей спиной каменный тесак визгливо захохотал, безошибочно уловив мои чувства и жадно впитав в себя витающие в воздухе крохи жизненной силы. Тесак дрожал, бился о мое напряженное плечо, едва ли не мурлыкал, что-то шептал мне на ухо, подбадривал и снова срывался на визгливый хохот. Впервые я не игнорировал — впервые я внимательно прислушивался, соглашаясь с каждым прошептанным словом и каждой нарисованной им картиной. Все верно… все именно так… меньшего Истогвий и не заслуживает… я должен вознаградить его с приличествующей щедростью. Очень скоро я уже знал, как именно поступлю. Сам ли я додумался? Или же мне подсказали? Не знаю. Но план мне нравился…

Подняв руку, я взялся ладонью за укутанную грубой материей рукоять, крепко сжал пальцы. Тесак буквально взвыл от радости и предвкушения. Хорошо… хорошо…

— Истогви-и-и-ий! — мой крик дрожащим эхом пронесся по улицам разрушенного и покинутого города — Я зде-е-есь!

Повторять крик не пришлось. Пусть мне ответил не голос Истогвия, но и мерзкий вопль очередного многоного кошмара меня устраивал. Бросив последний взгляд на тело Шрама, я побежал дальше, двигаясь на северо-восток, как и прежде, собираясь выбраться из проклятого города. Чутко прислушиваясь, вскоре я уловил встревоженное лошадиное ржание, обычные животные чувствовали обитающую в руинах древнюю смерть и желали убраться отсюда побыстрее. Их приходилось понукать, пришпоривать и охаживать плетью. Отсюда и громкое обиженное ржание звучащее в унисон с собачьим лаем и повизгиванием. Вот и голос охотничьих псов — настоящих собак, а не только лишь их отрубленные головы противоестественным способом вживленные в тело огромной нежити. Звуки доносились с улицы идущей ближе к сердцу города. Вскоре преследователи окажутся на месте моей недавней схватки. Там они ненадолго задержатся, осмотрятся. Но азарт погони заставит их двигаться дальше.