Свет во мраке

На бегу оторвав лоскут рубахи, я окунул палец в кровь и вывел на материи несколько слов. Приостановившись, рывком сбросил с невысокого постамента разбитые остатки некогда красивой статуи. Бережно опустил на освободившее место отрубленную голову Шрама, прижав обрубком шеи тряпичный лоскут. А затем побежал дальше, торопясь к небольшой угловатой постройке из темного камня с целой островерхой крышей. Окон крайне мало, они высокие и узкие, больше напоминают щели. А внутри — темнота. Я успел убедиться, что в темных уголках разрушенного города притаились жуткие создания. И в гости к ним не собирался. Меня интересовала крыша.

Взобраться по изъеденной временем стене труда не составило. Это вполне по силам и обычному человеку, а уж с моей-то силой и выносливостью и вовсе пустяк. Островерхая крыша в паре мест провалилась, в черное нутро здания падали столбы яркого солнечного света, лениво кружились в воздухе всколыхнутые мною пылинки и сухие листья, медленно оседая вниз. Зрелище завораживающее и жутковато беззвучное. Я бы полюбовался, но предпочел потратить отведенные мне мгновения на подготовку.

Нужное место нашлось быстро. На самом краю крыши обнаружилась внушительных размеров вмятина усыпанная каменными обломками. Похоже, в давние времена, островерхую крышу венчало некое увесистое украшение, что затем обрушилось на крышу, скатилось ниже и рухнуло на улицу. Тут я и залег, надежно защищенный от вражеских стрел. Укрыться от чужого пытливого взора я не надеялся — меня преследовала настоящая элита. Даже нежить обладала звериным нюхом и орлиной остротой зрения. И я не собирался подпускать противника слишком быстро. Я лишь хотел кое-что проверить, одновременно передавая послание, а затем вновь пущусь в бега, уходя прочь из давным-давно разрушенного города облюбованного неведомой жутью витающей в темноте.

Долго ждать не пришлось…

Сначала на улицу вымахнул уродливый кентавр, отличающийся от уже виденного мною тем, что не затыкался ни на миг — что-то разладилось в мерзкой туше слепленной из останков людей и зверей. Одна из собачьих голов надсадно лаяла, другая тоненько и жалобно выла, хрипло кричало человеческое лицо утопленное в груди лошадиного торса. Чудовище кричало в три голоса, видимо жалуясь на свою ужасную судьбу. Кентавра трясло, лошадиные копыта и человеческие ноги непрестанно били по земле.

Следом за нежитью вылетела та, кого я ждал — стройная женская фигурка прильнувшая к лошадиной шее. За девушкой скакал ниргал, затем показалось как обычно невозмутимое лицо дядюшки Истогвия, несколько отставшего. За Истогвием ехали еще ниргалы, но я уже перевел взгляд, дожидаясь, когда преследователи увидят оставленную мною отрубленную голову, водруженную на старый потрескавшийся постамент. Камень белый, покрытую еще не запекшейся ярко-красной кровью голову видно издалека.

Первым туда рванулся воющий и лающий кентавр, встал на дыбы, забил копытами в воздухе, пытаясь изобразить настоящую живую лошадь. Но уродливой нежити подобное не дано. Заслышав вой кентавра, зажатый в моей руке каменный древний тесак тихонько захихикал и что-то забормотал. Разжав ладонь, я выпустил одно оружие и тут же взялся за другое.

Небольшой, но очень мощный арбалет был направлен точно в цель — на грудь спешившейся девушки, шагнувшей к постаменту с головой. Она замерла на мгновение. Этого было достаточно — я спустил тетиву. С коротким свистом арбалетный болт разрезал воздух и… с безвредным звяканьем отлетел от груди ниргала загородившего собой девушку. Какой знакомый поступок — меня самого долгое время опекали сразу два ниргала, многократно спасавшие меня от различных смертей. Помимо ниргала в дело вступил и кентавр, ударом скрюченной руки оттолкнувший девушку прочь, от чего с яростным криком закувыркалась по земле.

Я увидел достаточно. Не дожидаясь, когда враги опомнятся и окружат здание, я кубарем скатился с крыши, уцепился за край стены, свесил ноги и спрыгнул. Мне бы коня… но пока придется полагаться на собственные ноги.

Устремившись прочь, я не оглядывался. Я бежал что есть сил, стремясь оторваться как можно дальше. Мой путь лежал к городской стене, за которой начиналась почти заросшая кустарником и деревьями долина изрезанная многочисленными ручьями. Потом шли густые и частые рощи, а еще дальше… этого я пока не знал, но выбора не было — заброшенный город не оправдал моих надежд. Да, мне удалось избавиться от двух преследователей, удалось лишить врага части сил, но оставаться в руинах смерти подобно — здесь обитает противник куда страшнее обычной нежити или даже самого Истогвия. Здесь обитает тот, кому я не могу противопоставить ничего.

На бегу я бросил последний взгляд в сторону — над крышами старых домов медленно плыла величественная башня мага Иллара Затворника. Башня уходила в сторону и отдалялась, думаю, мне больше не придется сюда вернуться, однако я никогда не забуду обитающего в укрепленных магией стенах безумного старика людоеда. Меня интересовало лишь одно — жив ли еще Иллар? И мыслит ли он еще? Или же он окончательно превратился в мертвеца, как и должно быть — ведь его душа умерла давным-давно, в тот день далекого прошлого, когда старого мага навестил наместник Тарис Ван Санти…

А еще мне очень интересно, получил ли Истогвий мое второе послание — самое важное. Я устал просто убегать. И я очень зол из-за того, что мне пришлось лишить жизни того, кто не раз спасал мою жизнь.

Берегись, Истогвий. Этой твоей злобной насмешки я не прощу.

Отступление третье.

— Что там?! — резко, слишком резко и слишком обеспокоенно крикнул Истогвий, спрыгивая с лошади.

— Он убил ниргала — отряхиваясь от пыли и зло косясь на огромную нежить, ответила Истолла — Ты приказал им защищать меня?!

— Приказал — отрывисто бросил Истогвий, и по его голосу дочь поняла, что сейчас не лучшее время для возражений и споров.

Остановившись у постамента, Истогвий опустил подошву сапога на каменное лицо поверженной статуи, запустил большие пальцы рук за ремень и задумчиво вгляделся в новое «украшение» монолитного светлого блока.

Отрубленная голова размещена обрубком вниз, на камне обильные потеки крови, они же пятнают давным-давно изуродованное лицо. Голову прикрывает лоскут ткани с несколькими старательно выведенными кровью словами. Это послание. Имен не указано, но Истогвий отлично понимал, что послание адресовано ему. Оно было коротким, простым для понимания, многообещающим и крайне злым.

«За это я лишу тебя всей твоей семьи!».

— Так кто же из нас зло? — задумчиво пробормотал дядюшка Истогвий, впервые за очень долгие годы испытывающий мучительное и столь странное для него сейчас чувство некой беспомощности и обреченности.

Раньше, два столетия назад, когда он был карликом и изгоем в родной деревне, он частенько испытывал это чувство, видя как более глупые, но высокие и стройные люди женятся на красавицах, получают хорошую работу, лихо танцуют на праздниках и первыми припадают к кружкам с пивом под одобрительными взорами стариков.

Но с тех пор как его тело разительно изменилось он никогда больше не чувствовал обреченности и беспомощности. Почему же он ощутил их сейчас? Это всего лишь корявые слова написанные на старой тряпке чужаком изнемогающим от злобы, что он не в силах утолить. Это лишь громкий, но неопасный рык мелкой хилой собачонки. Он справился с чужаком однажды, справится и сейчас.

Но тяжесть в душе не уходила. Истогвий перевел взгляд на дочь, что успела подойти ближе и сейчас читала послание.

— Пф! — с презрением дернула щекой Истолла, небрежным ударом меча сбивая отрубленную голову вниз, где на нее тут же накинулся кентавр, схватив и поднеся к одной из жадно разверстых собачьих пастей.

Захрустели кости, вниз полетели ошметки плоти, голова ниргала за считанные мгновение оголилась до черепа, мелькнули оскаленные зубы.

— Я отрублю ему голову — решила Истолла, повернувшись к замершему отцу, казалось забывшему про погоню — Отрублю, отвезу домой, потом брошу в муравейник. Когда на костях не останется плоти, поставлю его пустую голову на свою особую верхнюю полку в моих покоях. Череп чужака будет четвертым, кто удостоится такой чести.