Просо судьбы (СИ)

Шаг, лёгкое, почти нежное касание неприкрытого бедра атакующего урука, удивлённое неприятное лицо «тёмного», заваливающегося в сторону, добивающий удар в глотку. Напарник «тёмного» замахивается, секира гнома влетает в корпус, меч Ройчи перечёркивает лицо — алые брызги с осколками зубов летят на ошарашенного неожиданной помощью бойца барона. Радость, на мгновение озарившая утомлённое бородатое лицо тает без остатка — его напарник, чью спину он прикрывал, оставшись без меча, застрявшего в лапе ягира, отбиваясь щитом, пропустил подлый боковой удар наездника, падает на колени. Остервенело ревущий от боли ягир пробитой конечностью сносит голову воину, и цепляет плечо второго ратника. Ройчи, выхватив из безвольных рук щит, уклоняется от возвращающейся лапы, блокирует приходящий сверху удар наездника. Зверь, схлопотав в морду стрелу, становится на дыбы, и тут слева быстро проскакивает Худук, полосует мягкий, в серый пух живот, тут же расцветающий, будто бутон гигантского цветка ярко-алыми и сизыми красками, и моментально отскакивает назад, вновь едва увернувшись от инстинктивного удара ошалевшего от скорости происходящего баронского солдата. Ройчи, походя, оглушает плашмя мечом потерявшегося агробарца, и обходит слева упавшего на спину и бьющего в агонии задними лапами в воздухе ягира. Наступает на шевельнувшуюся руку с ятаганом придавленного урука, наклон, короткий укол в глаз. Умирающий зверь устроил настоящую свалку из ещё одного круга отбивающихся агробарцев и атакующих уруков — люди и «тёмные» частично упали, тела перемешались, плюс ещё умудрился зацепить ягира без наездника, и тот зверь шарахнулся назад, толкнув наездника, нападавшего на баронского всадника.

Наёмники, словно тени, неуловимые и смертоносные, скользили над копошащейся, воющей, рвущей друг друга в исступлении руками, когтями, зубами, массой, закалывая «тёмных», отвлекая противника, понимая друг друга с полувзгляда, страхуя друг друга, нанося подлые удары в спину, незащищённые бока, конечности, горящие ненавистью глаза и распахнутые в крике пасти. В этом жутком мельтешении ещё живых разумных, с неистовством, достойным лучшего применения, убивающих друг друга, Ройчи заметил слева тонкий, грациозный силуэт эльфа с развевающимися, будто липнущими к воздуху волосами — высокорождённый, убрав верный лук, был с мечом. Всё правильно — он пытался подстраховать Худука, у которого наверняка от крови и возможности резать уруков крышу снесло. Отвлёкшись на удар сердца — не успевая довернуть меч — какое-то сумасшедшее столпотворение и барахтанье на земле — он мощно толкнул плечом зазевавшегося урука прямо под занесенную секиру гнома, попытался-таки отыскать взглядом своего «тёмного» товарища, успел лишь заметить, как небольшая юркая фигурка оттолкнувшись от стоящего на четвереньках агробарца, подпрыгнула, влетела на спину стоящего задом ягира и одним жёстким движением перерезала наезднику горло. Ройчи решил чуть сместиться в ту сторону — на помощь, отмахнулся от не узнавшего в нём союзника ратника, блокировал удар кинжала рукоятью меча, стараясь не выпускать из виду гоблина. А тот попытался сбросить мёртвого наездника, но тот застрял в стременах, и, опасно балансируя и уклоняясь от разъярённых уруков по сторонам, скользнул вперёд и нанёс удар зверю в ухо. Правый наездник схлестнулся с баронским телохранителем, а левый… Худук, улучив момент, когда пройдёт над ним ятаган, снова сиганул навстречу наезднику. Клацнули зубы ягира в опасной близости от бедра, в голову «тёмному» полетел кулак урука, но Худук, мотнув головой, так и не долетев ни до врага, ни до спины, загнал кинжал в круп животного, а левой рукой уцепился за голень «истинного».

Ройчи оглянулся — Ностромо отставал — на него и ещё одного пешего агробарца наседала тройка уруков, скрипнул зубами: опять мелкий зеленокожий паршивец усложнил им жизнь — и так в этой свалке легко получить сталь в спину, случайно подставиться, а теперь, когда их начинают разбрасывать в разные стороны неудержимые течения и водовороты драки, и они перестают друг друга прикрывать, выйти невредимыми становится всё проблематичней.

— Лис! — крикнул он эльфу, приостановившемуся слева. — Худук! — указал направление, где мелькнула лопоухая голова — «тёмный» таки стащил наездника, при этом умудрялся удерживать в два раза крупнее его безвольное тело, прикрываясь от обезумевшего ягира. Страшный удар задней лапы, и Худук в обнимку с уруком (ну, почти идиллия! Смертельная просто) исчез из поля зрения.

Эльф согласно и понимающе пожал плечами — мол, я в курсе, на его прежде невозмутимом лице проступили эмоции, в которых Ройчи с кривой усмешкой без проблем идентифицировал азарт и упоение схваткой. Может это и есть истинный облик чистюли, не любителя крови и мечтателя? Вот, что бывает, когда связываешься с такой разношёрстной компанией, как их. Неспроста, наверное, Листочек когда-то принял решение и променял общество высокорождённых соплеменников на кочующих по миру наёмников — инородцев, которые совершенно не могли похвастать спокойным, размеренным ритмом жизни. И даже поговорка: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты, в данном случае звучит, как издёвка. Ну, не смешно ли: у эльфа в друзьях — товарищах человек, гном, гоблин и тролль! Более близких разумных, с которыми бы Листочка связывали столь тесные отношения, Ройчи не знал — родственников и женщин, которых у высокорождённого везде хватало, он не считал. Есть, есть в нём авантюрная жилка, заставившая покинуть уютный Лес и начать бродить по Веринии, и пусть сам «светлый» себя мотивирует тем, что он, будучи — это Ройчи знал наверняка — изначально разведчиком — шпионом — курьером между анклавами высокорождённых, это делает не для себя, а для своего народа, тем не менее в глубине души точно понимает, что все эти приключения, вечная дорога, постоянная смена пейзажа, вольный ветер и манящая линия горизонта, схватки на грани жизни — смерти, ощущение себя полноценным мужчиной и — даже! — вечная дружеская пикировка внутри группы — ему всё это нравится.

Эльф поспешил на помощь гоблину, а Ройчи пришлось оттянуться назад — к Ностромо, с трудом отбивающемуся от трёх уруков — баронский ратник с раскроенным черепом уже лежал на бурой от крови брусчатке. И снова выпад, уход, парирование, предсмертный вой врага, защита наручем оглушённого, шатающегося подгорного, опёршегося об него, всё-таки движение вперёд, переступание и спотыкание о тела, уже замершие в неестественных позах или ещё едва шевелящиеся, глаза, залитые кровью, притихший немного лязг и пришедшие ему на смену окрики сорванных голосов, собственное хриплое дыхание, лениво отдающееся в груди и ушах, и они наконец-то вывалились на открытое пространство — преодолев всё-таки, казалось бы, небольшое расстояние схватки насквозь.

Ройчи смахнул с лица влажным рукавом растрепавшиеся волосы, и с неприятным, сосущим чувством лицезрел впереди, локтях в пятидесяти, замерший ряд — больше десятка наездников. Сплюнул, бросил короткий взгляд на хлопающего непонимающе, ещё не пришедшего в себя гнома, оглянулся назад, где всё ещё продолжался смертельный танец между людьми и «тёмными». Ни эльфа, ни гоблина он не увидел.

— Нос, как ты?

— Почти… нормально, — прохрипел тот, морщась и правой ладонью потирая голову — шлем он, как всегда, уже где-то посеял. — А неплохо получилось, скажи?

— Говорю, — негромко подтвердил человек. — Подраться ещё не против?

— А что, надо? — с вялой готовностью отреагировал тот, наконец-то сфокусировав взгляд на замерших уруках с нетерпеливо порыкивающими ягирами. Абсолютно свежих, ещё не побывавших в схватке.

— Боюсь, что да.

— Ну, это всегда пожалуйста, — он отлип от Ройчи, перебросил из левой руки секиру — даже будучи в полубессознательном состоянии он не бросил её. — Славный сегодня денёк, — он утвердился на ногах, перехватил поудобней двумя руками оружие и пригнулся, готовясь к схватке. — В такой и подохнуть не жалко, — хохотнул. — Как говаривал мой папаня, спускаясь в аварийную, заброшенную штольню: несмотря на то, что над головой тонны камня, а тучи закрыли звёздное небо, я знаю, что солнышко светит, а значит и помереть совсем не боязно. Он бы тебе точно понравился, — Ностромо встопорщил в усмешке бороду. — А я весь в него — никогда не понимал любви своего народа к замкнутому пространству и каменному уюту пещер. Свежий воздух, даже в драконьих эльфийских Лесах больше кружит мне голову, нежели романтика подземелий.