Просо судьбы (СИ)

Павел Кошовец

Просо судьбы

Часть 1

Глава 1

Худой и нескладный парень по кличке Рябой, опираясь о копьё, пытался принять максимально воинственную позу. То ногу отставит (левую, так как к правой был прислонён щит), то локоть упрёт в бок, то задерёт подбородок, отчего великоватый для него шлем съезжал на затылок.

А что делать, нужно соответствовать! Вчерашний карманный воришка, неудачно влезший в кошель купеческой дочери и едва не лишившийся из-за этого руки. Да и то сказать — погорел по-глупому. Что там было, пара монет, было бы из-за чего скандал поднимать, но надо же было этой глупой гусыне повесить мешочек на задницу… Вот и задержалась рука.

Отчего так? А чувствовал себя парень обделённым вниманием (прозвище-то обязывает, плюс в комплекте уши, точно лопухи, большущие навыкате глаза и прореженный ряд верхних зубов — результат территориальных трений). Вот и использовал он свой «талант» не всегда по назначению, а именно — щупая, лапая, трогая богатеньких дракониц. Если при этом выходило облегчить их на нечто ценное, то, хм, это была такая себя плата за «ласку». И всё ему до последнего времени сходило, в прямом смысле, с рук, ведь уличная квалификация у него была хорошая, практика на уровне, а госпожа удача благосклонно взирала сверху. Да вот видно приревновала — чересчур уж аппетитная задница попалась.

Впрочем, унывать Рябой не собирался, мало того, теперь ему казалось, что неспроста он именно в этот час попал в камеру предварительного задержания, после которой наверняка был бы угощён плетьми, и кроме боли, рубцов на спине и заднице ничто не напоминало бы об этом эпизоде. Именно там его отыскали вербовщики РоШакли и, несмотря на возраст, который он заметно увеличил (а выглядел гораздо старше своих лет) предложили то, отчего он не смог отказаться. И он, совершенно далёкий от околотронных интриг, не то чтобы не интересовался сплетнями и слухами, приходящими свыше и обрастающими красочными, зачастую нереальными подробностями, сколько вполне закономерно считал их не совсем интересными сказками, вроде историй о драконах. Но когда ему, поражённому до глубины души, поведали страшную тайну, Рябой вдруг решил, что действительно пора меняться и менять образ жизни. Если в родном королевстве (а патриотом он себя всё-таки считал) родная дочь собирается убить отца — короля и раньше срока взойти на трон, то так тому и быть — он обязан воспрепятствовать этому! Когда же это всё произошло, Рябой был весьма возмущён (как и окружающие его парни) и, получив в руки кожаную безрукавку в качестве доспеха, не сильно ровное и суковатое, зато очень длинное и острое своё первое копьё, повязал на шею зелёный платок, как отличительный знак истинного защитника королевства, в составе таких же патриотов вышел на улицу, теперь, в отличие от предыдущей «жизни», наоборот, наводить порядок, пресекать несанкционированное мародёрство и, тщательно просеивая жителей столицы, выявлять шпионов, предателей и просто недовольных, дабы проводить с ними разъяснительные беседы или просто, как предлагали шутники в их отряде, провожать в «последний путь».

Вот тогда и настало для Рябого весёлое и насыщенное время, и он наконец-то осознал, насколько нужен королевству. Они с приятелями важно и открыто прогуливались по улицам Агробара, одним своим видом заставляя горожан вести себя прилично, ввязывались в драки с подобными же компаниями, но без зелёных платков на рукавах — то есть, с теми, кто не верно осознал происходящее. Один раз даже столкнулись с небольшим отрядом солдат — предателей (так шепнул Жирному невзрачный тип, прикреплённый к их отряду начальством якобы в качестве проводника). Слава Единому, что солдат было немного — они умудрились ополовинить их воинственный отряд во главе с Жирным, а парочка всё равно смогла улизнуть. Сам же Рябой, неожиданно испытавший искреннее отвращение к необходимости кого-то убивать и вообще к виду крови, по примеру невзрачного типа незаметно сместился за спины товарищей. В общем, непростая и опасная работа предстояла им.

Но были и приятные моменты: постоянно пополняющийся кошель (особенно после того сражения с солдатами, когда уцелевшие обчистили своих неудачливых товарищей), бесплатная выпивка (а что, трактирщикам не нужно заботиться о своих защитниках?) и неожиданно присоединившиеся к их группе весёлые девицы, весьма благосклонно поглядывавшие на поймавшего кураж, пьяненького Рябого.

На утро после того, самого первого сложного дня у него жутко болела башка, кошель был неизвестно где посеян, зато от сладких воспоминаний кружило голову, пожалуй, покрепче, чем от выпитого. С тех пор так и повелось: с утра Рябой зарекался напиваться, и к четырём ударам колокола он держался крепко, игнорируя насмешки новых приятелей (бери выше — сослуживцев) и умудрялся подкопить агров (так — меди и серебра, но всё равно!), но стоило солнцу начинать клониться к горизонту, к нему подкатывала остроносая, вся в очаровательных прыщиках Салия, и стоило ей промурлыкать басом: «Милый», как у Рябого напрочь сносило голову. Он залпом выпивал первую поднесённую ею же плошку пойла (к слову, изначально вкус жидкости казался ему самым отвратительным в мире, сейчас же он ассоциировался у него с ощущением полёта и вседозволенностью), на что с одобрением смотрели старшие, опытные товарищи, комментируя по-доброму («чё кривишься, сопли подбери») и подсказывая в тему («выдыхай, иначе выхлоп другую дырку найдёт»). Салия прыгала к нему на колени, царапала у него за ухом неровно обрезанными ногтями — от этой мимолётной ласки в груди у Рябого словно вспыхивало второе солнце, наклонялась к его лицу, внимательно вглядываясь слегка косящими глазками в его, широко распахнутые, словно желая в чём-то убедиться, загадочно легонько кивала сама себе и проводила влажным и словно бы шершавым языком по щеке Рябого, отчего его простоватая харя расплывалась в широкой, довольной улыбке.

Вот оно счастье! Как в тех популярных дамских романах, которые любила пересказывать ему тётушка Нелли, ушедшая на покой старая проститутка, где герои становились на защиту страны, побивали драконов и прочую нечисть, и, как следствие (этакое божественное поощрение), находили свою настоящую любовь. Всё словно писано с него, Рябого. И его несло, будто листик за ветром, он ощутил свою силу и теперь гораздо смелее проверял заносчивых горожан, стал принимать участие в такой себе игре: зайди в первый попавшийся дом и выясни, живут ли здесь предатели. И наконец-то пустил свою первую кровь — заколол старика-ростовщика, посмевшего прятать от новой власти нажитые нечестным трудом богатства. Правда, вначале старику сломали обе руки и отрезали ухо братья Гаруды, страшные, но справедливые мужики с восточного тракта, промышлявшие там разбоем, за что и загремели за решётку со стопроцентной гарантией либо колесования, либо четвертования. А после того, как они принялись по очереди насиловать немолодую старшую дочь ростовщика, единственную, кто не сбежал и не побоялся остаться с отцом, Рябой, облевавшийся аж до пустоты в башке, вывернутый наизнанку, на дрожащих ногах еле вылез на свежий воздух, где ярко горящие на небосводе созвездия, всегда такие дружелюбные, превратились в холодные угольки, немилосердно жгущие глаза… «Слабак», — сказали братья, тем не менее, отсыпав ему малую долю добра. «Всё будет хорошо», — шептала Салия, елозя по нему острыми пальцами, в тщетной попытке оживить съёжившееся мужское естество Рябого. И пусть ему потом говорили, что наконец-то он, пятнадцатилетний выходец из городских трущоб и круглый сирота, повзрослел, ему стало казаться, что он что-то потерял. Не очередное суковатое копьё, которое постоянно прятали новые приятели, потом из-за угла выслушивая ор десятника, обрушивающего кары небесные на голову драконьего растяпы, не агры, называемые всеми окружающими смыслом жизни, что словно вода — отнюдь не живая или целебная — утекали сквозь пальцы недотёпы, не Салию, которая неизменно, словно заступая на дежурство, появлялась в одно и тоже время и, будто опытный военный, по уставу улыбалась и произносила необходимый перечень слов доклада. А что-то такое, отчего он иногда мучительно замирал… Но так и не мог вспомнить.